Варяго-Русский вопрос в историографии - Брайчевский Михаил Юрьевич. Страница 43

Главным источником для И.Магнуса является, безусловно, Иордан. Но рассказ у Иордана об острове «Scandzia» весьма скуп. Он кратко сообщает о том, как готы отплыли с острова под предводительством короля Берика (Иордан – единственный автор, который знает Берика), после чего достигли устья Вислы, подчинили или потеснили народы южнобалтийского побережья, а по прошествии многих лет продолжили своё движение к югу. Шведский историк Нордстрём пишет, что из нескольких строчек Иордана И.Магнус создал пространное историческое полотно в жанре свободной фантазии. Три корабля Иордана, на которых готы покинули Скандзу, разрослись у Магнуса в целую флотилию, пара слов о победе над вандалами – в насыщенные подробностями батальные сцены с демонстрацией блистательных побед готов по всему балтийскому побережью от Прибалтики до Мекленбурга, с перечислением имён готских правителей, которых также не знает ни один источник. Под пером И.Магнуса весь регион Балтийского моря превратился в гигантскую готскую державу, управляемую победоносными и могущественными готскими конунгами и просуществовавшую около ста лет, чтобы далее продолжить свою блистательную историю в южных землях, в Причерноморье, где готы стали выступать под именем скифов[77].

Смелою рукою вводит Магнус в своё произведение хронологию, облекая её потоками литературного сочинительства: «В год 836 после всемирного потопа Берик был единодушно избран свеями и гётами королём обоих королевств. Он погрузился в мудрые рассуждения о том, как ему управлять этими народами, поскольку различие интересов и запросов разъединяло их. ...Они стали слишком независимы, по своей воле ежедневно предаваясь кровавым битвам, грабительским походам и другим лихим делам. И мудрый предводитель решил покинуть пределы любезного отечества, как только представиться подходящий случай. Но он не хотел и не мог привести свой план в исполнение, принудив к этому оружием или властью. ... Поэтому он собрал всех великих мужей и народ на собрание и сказал, что эсты, ливландцы, финны, куры, ульмругии и другие сильные народы, отделённые от готских берегов широким морем, тем не менее за минувшее время набрались мужества и много раз нападали на нас, поскольку видели, что мы ослаблены внутренними раздорами... Если готы хотят сохранить право считаться мужами, то они должны принять решение отнять у этих удалых и закалённых врагов их собственные земли и владения, а их самих обратить в вечное рабство... В конце концов, было принято единодушное решение собрать войско достаточной силы для того, чтобы победить и подчинить неприятельские страны...»[78]. Воздвигая эти литературные леса, Магнус, как подчёркивает Юханнессон, стремился развеять мнение о том, что часть готов покинула Скандзу из-за того, что её скудная земля не могла прокормить даже небольшой излишек населения: «Глубоко заблуждаются те, кто уверяют, что уход готов произошёл из-за природного неплодородия их земли. И в наше время у нас в стране всего так много, что нигде в Европе не купишь совсем дёшево всё, что человеку нужно для его существования»[79]. Последнее замечание – явный камешек в огород М.Меховского, попрекнувшего Швецию в вышеприведённом ответном письме Магнусу бедностью и малостью. Но аргументация Магнуса показывает, что в экономике он разбирался ещё меньше, чем в истории.

Следуя за готами в Причерноморье, Магнус плавно вводит в своё произведение историю скифов, свободно преподнося её как историю готов. И вот уже под его пером готы выступают как завоеватели Азии, как соперники древнеегипетских фараонов. Многие известные герои древности, согласно Магнусу, были готского происхождения, но их готские имена оказались искажёнными в последующем исторописании. Например, древнегреческий герой Геркулес вступил в брак с сестрой готского короля Авгой из страха перед готами, которые угрожали ему войной из-за его конфликта с амазонками (амазонки, согласно Магнусу, были готского происхождения). От брака Геркулеса и Авги родился Телеф – герой сказаний о Троянской войне. Имя Телеф, уверяет Магнус, искаженное греками готское имя Елефф, которое до сих пор встречается в Швеции. Но потом к нему подставили букву т, что сделало готское имя неузнаваемым[80]. Однако по характеру Телеф – настоящий гот, поскольку он – мужественный и непобедимый, унаследовавший готский характер от своей матери[81]. Таким образом, Телеф причислялся к готским королям и возводился в предки королей Швеции. Подобная методика была типична для готицизма вообще, как шведского, так и немецкого.

Миф о Телефе в связи с поисками древних готских героев привлекался и Кранцем в его «Датской, шведской и норвежской хронике». Кранц назвал готской женщиной аркадскую царевну Авгу из древнегреческого мифа, используя неточности Иордана в передаче названий стран Мисия в Малой Азии, где разворачиваются события мифа, и Мезия за Дунаем, которую населяли фракийские геты, а позднее – и готы, и при жизни Иордана оставалось ещё готское население, каковое Иордан рассматривал как наследников гетов и, соответственно, как наследников их истории. Магнус же, манипулируя созвучием названий Мисия и Мезия, развернул несколько скупых фраз Кранца в цветистую историю, приписав к готско-шведской генеалогии, кроме Телефа, заодно и его сына, мисийского царя Еврипила. По словам Нордстрёма, Магнус смешал воедино разрозненные детали из Иордана и Кранца и развил их в фантастическую картину героической готской истории[82]. Этот приём, т.е. манипуляция созвучными топонимами или именами (здесь Мисия-Мезия, Телеф-Елефф), которые с помощью незамысловатой перестановки букв объявлялись принадлежностью собственного языка и, соответственно, истории, получил большое хождение в рамках готицизма. Ещё раз хочется подчеркнуть, что подобный метод был типической чертой готицизма и в других странах. Так, Нордстрём приводит пример из испанской историографии времён Карла V (1500–1558), когда «рискованные этимологии» использовались некоторыми историками для того, чтобы с их помощью можно было возводить, например, «испанские имена к блестящим римским родам…»[83].

Все эти примеры показывают, что готицизм уже с самого начала не имел научного характера. Рождённый духом протеста против нападок итальянского гуманизма, также злоупотреблявшего использованием исторических источников в политико-идеологических целях, готицизм дал начало историческому мифотворчеству самых необъятных масштабов, когда известные источники стали препарироваться и домысливаться с безграничной фантазией в угоду схоластических версий. При этом вырабатывалась определённая методика. Когда не хватало собственных материалов и источников для сооружения исторической конструкции, то совершался рейд в чужую историю, материалы и источники которой объявлялись своими и начинали осваиваться для собственного историописания. В приведённом выше примере И.Магнус, следуя за Кранцем, свободно и деловито использует древнегреческие источники как материал для истории древнешведских королей. Другим примером подобного рода является история тракийских и фракийских народов, называемых греками общим именем гетов. Она, как известно, использовалась уже Иорданом для реконструкции готской истории, но с ещё большей свободой заимствуется Магнусом для его фантазийной истории гото-шведских предков. В частности, материалы из этой истории привлекаются Магнусом для того, чтобы снять с готов обвинение итальянских гуманистов в варварстве. Магнус стремился доказать, что готские предки прославились не только воинской доблестью, но своей духовной культурой и религиозными традициями.

И в этом контексте он приводит историю прославленного Замолксиса – ученика Пифагора, ставшего объектом почитания у гето-даков. Логика Магнуса понятна: он идёт вслед за Иорданом, предложившим гетов считать готами, поэтому гето-дакийский Замолксис является для Магнуса законным персонажем готской истории и предком шведов. Имея в виду Замолксиса и его проповеди в русле пифагорейской школы о переселении душ, Магнус провозглашает: «Надёжные лица засвидетельствовали, что готы много больше других народов были прославлены своей премудростью и разумением, и уже на заре истории приняли от высокоученых мужей идею о бессмертии души...»[84]. Мысль о Замолксисе как предке шведов получила дальнейшее развитие у шведских историков XVII века. Нордстрём приводит высказывание известного шведского историка Иоанна Мессениуса (1579–1636), который в 1614 г. назвал Залмоксиса первым шведским законодателем («…primas ferme Suecorum Gothorumque Leges a Zamolxe conditas…»)[85]. Особого расцвета, по словам Нордстрёма, подобные фантазии достигли в русле рудбекианизма, сохранявшего место влиятельного течения западноевропейской исторической мысли до середины XVIII века. Ещё шведский поэт и литератор О.Далин (1708–1763), опубликовавший в период 1747–1761 гг. трёхтомную историю Швеции, причислял Залмоксиса к предкам шведов[86].