Дело о лазоревом письме - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 55

– Я слыхал, что ты устроился в дом господина Андарза?

– Да, – ответил Шаваш, – господин Андарз велел мне показать варвару столицу.

Хозяин с сомнением поглядел на поводок на шее Шаваша, вздохнул и промолвил:

– Сдается мне, что я прав и что господин Андарз – хороший поэт, поскольку он умрет плохой смертью.

В этот миг пьяный Исман Глупые Глаза, тоже бывший в кабачке, подошел к стойке и сказал:

– Чудный мой! Дай вина.

– А этого тебе не дать? – сказал хозяин, показывая ему шиш.

– Нет, сказал Исман, – этого не надо. Дай лучше вина.

Кабатчик упер руки в боки и захохотал.

– Ах ты дрянь, – рассердился пьяный Исман, – только и знаешь, что хвалить Андарза и обирать честных людей.

Кабатчик захохотал еще громче.

– Это кто тут хорошо говорит об Андарзе? – послышался от порога звонкий голос.

Кабатчик поднял глаза и перестал смеяться: откинув дверную штору, на пороге стоял юноша в белом кафтане. В левой руке он держал пальмовую ветвь, а правая его рука была украшена желтой шелковой повязкой с надписью «Во имя справедливости». Заходящее солнце как-будто сияло вокруг его белокурых волос. Это был лицеист из «Общества Тростниковых Стен», десятник – судя по тому, что повязка была шелковая.

– Вот он, он! – заторопился Исан, – он всегда называл Андарза лучшим поэтом в мире!

Командир десятки неторопливо наклонился и вошел в кабачок. За ним, гуськом, вошли пятеро его товарищей. Немногочисленные посетители кабачка замерли, а король Аннар раскрыл рот так широко, словно хотел проглотить целиком дыню.

– Значит, хвалит Андарза, – нежным голосом сказал юноша. – Сдается мне, что у кабатчиков, которые хвалят Андарза, или не в порядке государственная лицензия, или они вообще скупают краденое.

Хозяин заведения побледнел. Глаза его запрыгали, как две блохи: лучше, чем кто-либо из присутствующих, он знал справедливость ужасного обвинения.

А юный десятник уже повернулся к Исману:

– Значит, ты указываешь, что этот человек хвалил Андарза?

Исман состроил рожу хозяину и сказал:

– Этот человек хвалил негодяя Андарза и поносил на чем свет советника Нарая, и у него дрянная водка, которую он не дает мне в долг.

– А ну-ка дай нам посмотреть свои расходные книги, – сказал десятник.

И тут с хозяином что-то случилось. То ли мысль об обыске и неизбежной находке подаренного королем браслета, – а по новым законам человек его занятия не имел права на такую вещь, – поразила его, то ли в доме можно было отыскать иные грехи, – он вдруг подхватил железный прут, каким мешают угли в жаровне, перемахнул через стойку и заорал:

– А ну убирайся отсюда, сопля на веревочке! Ты что, мой цеховой инспектор, чтобы проверять лицензию! Ходят тут всякие недоучки, слушают подзаборную дрянь, пугают честных людей!

И с этими словами он подскочил к растерявшемуся лицеисту, схватил его за ворот и дал ему такого леща, что добродетельный член «Общества Тростниковых Стен» вылетел из двери головой вперед, а сапожком зацепился за порог и растянулся поперек порога.

– Вон отсюда, щенки, – заорал разъяренный трактирщик, с прутом в руках устремляясь на остальных защитников справедливости. Те с визгом катились к выходу. Они не привыкли к такому обращению.

– Нету у вас права меня пороть! – орал им вослед трактирщик, черствая душа, скупщик краденого и любитель стихов Андарза. – А если человек не желает, чтобы его пороли, это его личное дело! И никто, кроме суда, пороть его права не имеет!

Король в восторге затанцевал на стуле. А трактирщик продолжал:

– И не ваше щенячье дело, какие стихи я хвалю, а какие ругаю! Стихи – это не указы, чтобы их нельзя было обсуждать! И я так скажу, что если в стране не имеют права хвалить или ругать стихи, дрянь эта страна!

Что же касается Шаваша, то он уже не слышал последних слов трактирщика. Видя, что глаза короля обращены на разбушевавшегося простолюдина, Шаваш рассудил, что сейчас самое время обрести свободу: он оборвал поводок, сунул его за пазуху и сиганул в раскрытое окно, чрезвычайно удачно расположенное как раз за его спиной.

Шаваш спрыгнул на землю, – в ту же секунду чья-то твердая рука ухватила его за шкирку и с интересом потянула. Шаваш поднял глаза и понял, что со свободой он опоздал. Привлеченный визгом и криками, над ним улыбался судья Четвертого Округа господин Нан.

На нем было полуофициальное платье и зеленая шелковая куртка вместо кафтана. Шапки, приличествующей рангу, на нем тоже не было, и его темно-русые волосы были скручены в пучок и охвачены черепаховым полукружием. Ничто не выдавало в нем чиновника, если не считать ласковых глаз цвета гранита и железной скобы подбородка.

Молодой судья оглядел мальчишку. Тот был грязен и бос, с синяком под скулой, и Нану показалось, что от него пахнет всеми помойками, в которых тот ночевал несколько дней. Нан решил, что Шаваш сбежал от Андарза и, вероятно, при этом обокрал его.

Чиновник повел Шаваша за собой. Они пришли в харчевню с внутренней галереей, выложенной зелеными изразцами, и каменным белым богом посереди дворика. Бог был вредный и подземный, с восемью зрачками и крабьей клешней вместо правой руки.

– Ты чего сбежал от Андарза? – спросил Нан.

– Я сбежал не от Андарза, а от короля Аннара, – сказал Шаваш. – Андарз меня подарил, а я сбежал.

– Почему? – осведомился чиновник.

– Так, – сказал Шаваш.

Тут пришла хозяйка харчевни, и Нан спросил Шаваша, чего он хочет есть. Шаваш больше всего на свете любил пирожки с финиковой начинкой, из желтого масла и белой муки, восхищающие разум и наполняющие сладостью душу: и Нан велел хозяйке принести столько пирожков, сколько Шавашу будет угодно. Шаваш съел три пирожка и сказал:

– Король Аннар хочет завоевать Небесный Город. Он сказал, что если я поеду с ним, то через пять лет возвращусь в столицу во главе тысячи воинов и он сделает меня своим сыном и большим чиновником, так как я умею читать.

– И что же ты на это сказал? – спросил судья Нан.

– Я ничего на это не сказал сразу, – ответил Шаваш, – но назавтра я беседовал с королем, и я сказал ему, что Осуя богаче Небесного Города и что ее легче завоевать.

И Шаваш повторил весь свой разговор с королем.

– А еще ты ничего интересного не слышал? – спросил Нан, аккуратно проглатывая кусочек перепелячьего омлета.

Теперь, в трактире, было ясно, что он все-таки чиновник. Он вымыл руки перед трапезой и потребовал, чтобы даже хлеб ему положили на особую тарелочку, и еду он брал не руками, а резал ее на части маленьким ножичком и потом подхватывал кусок специальной двузубой штучкой. Такую штучку Шаваш не видел ни у Свиного Глазка, ни у варваров, – а видел он ее только в самых изысканных харчевнях да в доме Андарза. Она называлась вилка и была серебряная или костяная.

– Еще, – сказал Шаваш, – я узнал, что отряд Бар-Хадана отложился потому, что секретарь Иммани сказал Бар-Хадану, будто его вызывают в столицу для казни. Бар-Хадан испугался и ушел в горы, а Иммани забрал себе деньги, которые он вез Бар-Хадану. Это совершенно достоверная вещь, потому что я своими глазами видел, как Бар-Хадан бил Иммани, и тот пообещал все вернуть.

– У тебя заячьи уши и лисий нюх, – сказал Нан. – Это принесло бы много пользы, если бы ты остался при короле.

Шаваш замотал головой.

– Ладно, – сказал Нан, – тогда возвращайся к королю, и переночуй у него, чтобы твое отсутствие не было замечено. Вечером, в час Мангусты, я явлюсь к королю: смотри, попадись нам обоим на глаза.

Вечером следующего дня Нан явился к королю с подарками от Андарза. И вот, когда он выезжал со двора, чиновник увидел Шаваша, который сидел с поводком на шее и заплетал хвосты лошадям.

– А это кто, – вдруг изумился Нан, тыча в мальчишку.

– А, – сказал король, – это мне подарил господин Андарз.

Чиновник в ужасе всплеснул руками.

– Помилуйте, – сказал он, – как можно! Вы сватаетесь к государевой дочке! Господин Нарай только и ищет, чем вам навредить. Он непременно доложил государю: этот варвар не соблюдает приличий! Сватаясь к девушке, просит в подарок хорошеньких мальчиков, а ваш наставник потворствует разврату!