Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 6 - Март Артём. Страница 5

Зрители устремили свои взгляды на указанных мной друзей. Фима с Женей ошарашено и смущенно принялись оглядываться. Они явно не ожидали оказаться в центре всеобщего внимания. Степаныч даже вжался в кресло, озираясь по сторонам. Когда его Тамара принялась аплодировать своему мужу, зал быстро подхватил ее порыв и разразился аплодисментами.

– А еще, – продолжил я, когда овации поутихли. – Хочу поблагодарить ту девушку, мысли о которой придавали мне сил в моменты, когда, казалось бы, сил уже и не осталось. Когда думалось, что найти их уже неоткуда. Спасибо тебе, Марина, – улыбнулся я, глядя на девушку. – Вспоминая о твоей любви, я находил в себе все новые и новые силы, чтобы бороться и не погибнуть.

Зал снова разорвали овации. Марина расплакалась, прижав руки к лицу. Даже Кулым, сидевший с суровым видом, заблестел своими поблекшими от старости глазами.

– Спасибо вам всем. Вы и есть моя Оборона, – проговорил я и отступил от микрофона.

– У тебя тут свободно? – Спросил Кулым, глядя на стул, стоявший рядом со мной. – Куда Марина убежала?

– Кажется, попудрить носик, – пожал я плечами. – Хотите присесть?

– Ненадолго, – сказал Кулым, занимая Маринино место.

После награждения больше ничего особо интересного не происходило. Была конференция, на которую пошли далеко не все. В основном там присутствовали бизнесмены и чиновники, начальство крупных предприятий города. Я тоже там был. Однако скучные разговоры о развитии города, да нахваливание чиновниками друг друга меня не сильно впечатляло.

По ее окончании все разошлись. А потом, к восьми часам вечера, избранные собрались вновь, теперь уже в Граале.

Большой зал переоборудовали: убрали небольшие, круглые столики и установили по периметру длинные столы, одетые в белые скатерти. Запустили ненавязчивую музыку. Еды и выписки было хоть залейся да заешься. Забавно, как «ужин для особых гостей» походил на привычные всем многолюдные застолья советского периода.

Кулым подошел ко мне, когда большинство гостей уже порядком понабрались и повеселели. Женщины даже вышли в центр зала, стали танцевать под музыку, которую Кулым распорядился сделать погромче.

Заиграла непоседливая «Хару-Мамбару» группы «Ногу свело». Тарабарщина заходила подвыпившим гостям на ура.

– Что ты хотел, Кулым? – Спросил я.

Авторитет глянул в мою сухую рюмку.

– Не пьешь?

– Нет. Мне нельзя.

– Без водки тут скучновато.

– Немного, – согласился я.

– М-да… – Вздохнул Кулым. – Скажу честно, твоя речь меня очень тронула. Готовился, что ли?

– Это была импровизация, – улыбнулся я.

– Импровизация от чистого сердца. Это сразу было видно. Знаешь, что я хочу у тебя спросить?

– М-м-м?

– Ты Марину любишь?

– Да, – ответил я, без сомнений.

Кулым улыбнулся.

– Что поменялось? Раньше ты сторонился ее. Все-таки дочка авторитета.

– Женскую преданность редко ценят, – проговорил я, помолчав несколько мгновений. – А я ценю любую. И Маринину в особенности. Ну а если отвечать, что же поменялось, то это ты. Я вижу, что ты хочешь отделаться от всей этой грязи. Начать новую жизнь. Для человека твоего возраста это очень смело.

– Спасибо, – Кулым вздохнул. – Знаешь, я решил.

– Что?

– Откажу американцу. Пошел он в баню со своими деньгами. Не стану с ним связываться.

– Мудро, – проговорил я. – Другого я от тебя и не ожидал.

– Я колебался, – возразил Кулым. – За свою жизнь мне приходилось работать с разными людьми. Как ты понимаешь, далеко не все из них были святыми. Встречались и настоящие отморозки, которых, по-хорошему, нужно было просто убить. Но я работал и с ними тоже. Так уж распоряжалась судьба. Так складывались обстоятельства. И я очень от этого устал.

– Значит, репутация Нойзмана тебя не сильно волнует.

– Не то чтобы. Или, если сказать верней – раньше не очень волновала.

– А почему тогда ты решил отказаться?

– Из-за тебя, Витя. Частично после твоей речи, но в основном из-за твоего отношения к Марине. Не ты один ценишь в людях преданность.

Я молча покивал.

– Ну ладно. У меня есть еще разговор с Арутюновичем. Надо обсудить кое-какие дела, пока он совсем не набрался и пока еще соображает.

– Удачи.

– Она мне не помешает.

С этими словами авторитет встал из-за стола и ушел. Я посидел еще полминуты, повыглядывал Марину. Увидев, что она танцует в группе других женщин и молодых девушек, я улыбнулся. Марина была очень грациозной и красивой. А потом я встал, прихватил пару рюмок и графин водки, что был поближе. Пошел к выходу из ресторана.

Женю я встретил как раз там, на выходе. Он болтал с седовласым Василием. Говорили они ни о чем. В основном о погоде, как я слышал.

– Здорова, мужики, – сказал я.

– О, – глянул на меня Женя. – Кавалер медали за отвагу пожаловал.

– За отличную службу по охране общественного порядка, – с улыбкой ответил я.

– Ну, или так.

– Поздравляю, – хрипловато проговорил Василий, пожимая мою ладонь. – Лидер ты что надо, Витя. Первым в пекло, как полагается.

– Такие времена, – вздохнул я. – Ну че, как обещал.

Я показал им графин с водкой.

– Давайте обмывать мою награду.

– Ты че-то какой-то трезвый, – с подозрением спросил Женя.

– Нельзя бухать. Потом, как совсем восстановлюсь, нагоню.

– Водяра, это, конечно, хорошо, – сказал Василий. – Но мне обход надо делать. Не вылакай тут все, Корзун. Приду, проверю.

– С далека увидишь, – кривовато ухмыльнулся Женя. – Если на ногах стою, значит, тебе что-нибудь да оставил.

– Ага, – сказал Василий и пошел к полной машин парковке.

Мы с Женей по-простецки уселись на ступеньках. Я поставил графин у Жениных ног. Звякнул рюмками о плитку.

– Слышь, – начал Женя. – А покажи часы, а?

Я ухмыльнулся. Снял свою амфибию с запястья, протянул Жене. Приняв часы, Корзун принялся их рассматривать.

– М-да… Зачетные котлы. Именные. Хоть и не импорт, но такие щас хрен найдешь.

– Советская ревизия, – заметил я.

– Ништяк, – он улыбнулся. – Как раз тебе на замену. Вместо Монтаны.

Я принял новые часы, нацепил на запястье.

Немного помолчали. Время подходило к одиннадцати вечера, и город затихал. Редкие машины пробегали по трассе, протянувшейся за стоянкой ресторана. По тротуарам прогуливались и наслаждались вечерней прохладой прохожие.

– Бухать в одиночестве, это как срать в компании, – проговорил Женя, угрюмо уставившись на графин.

– Вон там, за твоей спиной, – я указал назад, намекая на гостей ресторана, – полно пьяного народу. Считай, приобщишься к ним.

– Ай… Да и так сойдет. Уж в Афгане я в компаниях срать привык. Значит, и выпить одному не зазорно.

Женя налил себе, опрокинул. Занюхал рукавом формы.

– Это ты лихо выдал со сцены, – скривившись, хрипловато проговорил он. – Я б так не смог.

– Сказал, что думал.

– Да знаю.

Женя почти сразу налил вторую. Опрокинул еще раз.

– Слушай, Жек, – начал я, помолчав немного. – Вопрос у меня к тебе есть. Между нами.

– Ну? – Женя достал откуда-то краюшку хлеба, стал жевать.

– Это ты чего, хлеб в карманах носишь?

– Привычка.

– Что-то я за тобой такой не замечал.

– Знаю. Тоже после армии. Жрать вечно там хотелось. Причем всем. Вот и выучился хапать, что б желудок к хребту не лип. Ну и носить так, чтобы лишнего внимания не привлекать. Пока зал обходил, припрятал кусочек горбушки. Эти там не обеднеют.

– Принесу тебе какой-нибудь закуси. Но сначала поговорим.

– Ага, давай.

– Американец, Нойзман этот, он кое-что говорил мне. Говорил, что немало про меня знает. Что есть у него среди наших подвязки.

– И? – Нахмурился Корзун.

– Кто-то сливает ему информацию про меня. Кто-то близкий. Нойзман говорил мне такое, что мало кто может знать.

Женя потемнел лицом. Даже хлеб перестал жевать, глянул на меня с каким-то недоумением.