В чем истина? Эксплейнер по современной философии от Фуко и Делеза до Жижека и Харауэй - Неаполитанский Максимилиан. Страница 4
Вместо просто чашки на столе мы стали видеть и познавать то, каким именно образом эта чашка доступна нам через наше мышление.
Для спекулятивных реалистов возникла существенная проблема: а можно ли все-таки увидеть и познать просто чашку на столе?
Философы из разных стран Квентин Мейясу, Грэм Харман, Рэй Брасье и Иан Грант встретились в Лондоне в 2007 году, чтобы выступить с докладами о спекулятивном реализме. Их, как сказал кто-то из присутствующих, объединила любовь к творчеству Лавкрафта [7], ненависть к корреляционизму и попытка выйти из посткантианской традиции, которая говорит о неизбежности присутствия субъекта и его мышления в любой момент опыта.
«Нас объединяет нечто фундаментальное – желание заново поставить или открыть целый набор философских проблем, которые, как считалось, по крайней мере в континентальной традиции, окончательно закрыл Кант» [8].
1. Квентин Мейясу «После конечности»
Ключевые термины: доисторическое, контингентность, материализм, гиперхаус, Великое Внешнее.
Мейясу ставит цель: силой разума пробиться к объективной реальности, которую он называет Великим Внешним. Автор убежден: наш разум обладает достаточными ресурсами, чтобы говорить о самом бытии и вещах напрямую, а не о том, какими они являются в нашем восприятии.
В обосновании этого автору помогает проблема доисторического. Мейясу пытается описать парадокс: как мышление может говорить о фактах, которые еще до корреляции находились между мышлением и миром?
2. Грэм Харман «Четвероякий объект»
Ключевые термины: объектно-ориентированная онтология, четверица, надрыв и подрыв, причинность.
В центре произведения Хармана – объект. Автор пытается доказать, что объект неисчерпаем, что его нельзя познать до конца. В отличие от Мейясу, Харман не отказывается от кантовской «вещи в себе», а напротив, использует ее, чтобы показать всю сложность понятия «объект».
Для автора важно: если мы не создадим новую теорию объектов, то нам придется использовать наследие метафизики прошлого, у которой с объектом были проблемные отношения. Объект либо полностью исключался из внимания метафизики, либо наделялся лишь пассивными характеристиками.
Спекулятивный реализм не является единым течением и, конечно, не ограничивается указанными авторами. После 2007 года современная философия увидела не две и даже не пять работ, освещающих эти проблемы. Скорее, обозначившаяся тенденция вернула в актуальную мысль вопросы метафизики, классической онтологии и спекулятивного знания.
Почему мышление может пугать? Ужас философии и философия ужаса
Философия всегда в определенной степени была связана со «странным»: темные афоризмы досократиков; апофатическое богословие; средневековый мистицизм; философия романтизма – в современной интерпретации многие явления истории мысли могут представляться предвестниками «философии ужаса». Однако более отчетливо этот термин сформировался в начале 2000-х – процесс был связан с появлением спекулятивного реализма, о котором шла речь чуть выше.
Именно попытка спекулятивных реалистов выйти из посткантианской традиции (говорящей о неизбежности репрезентации и присутствии субъекта) и породила «странное» и «ужасное» в их философии. Если же прийти к состоянию, в котором мир и вещи даны напрямую, может статься, они окажутся намного ужаснее, чем мы полагали.
Странной и жуткой стала сама реальность. За ужасом больше не нужно обращаться к хоррорам или отправляться в «лабиринты страха». Докритический реализм говорит, что у любой вещи есть «темная» сторона – то, к чему нельзя получить доступ и что все-таки оставляет зазор между объектами и их качествами. В нем-то и обитает «ужас философии», который больше не обещает спокойной данности мира. «Писателем зазоров» спекулятивные реалисты называют своего любимого Лавкрафта.
Спекулятивные реалисты – не единственные авторы, пишущие о философии ужаса. В последние десятилетия сформировалась тенденция – «темный поворот» в философии.
→ Кто и почему «поворачивает» философию?
Интересны работы Юджина Такера, Марка Фишера, Ника Ланда, Бена Вударда и других. В частности, чтобы исследовать ужас, Такер обращается к популярной культуре и астробиологии, а Фишер – к психоанализу и литературоведению. Это помогает им рассмотреть проблему странного и жуткого с междисциплинарных позиций.
Как известно, сова Минервы вылетает в полночь [9]. Современная философия тоже как будто стремится к состоянию сумрачности. Темный поворот и обращение к проблеме ужаса напоминают нам о границах познания, о радикальной инаковости окружающей реальности и негостеприимности мира.
«Странное» чаще всего не поддается редукции и рациональному объяснению, ставит под вопрос системы безопасности человека. Однако пессимизм нередко оборачивается своей противоположностью, расширяя рамки привычного осмысления и вызывая интерес благодаря многочисленным примерам и разнообразию проявлений ужаса.
«Это и есть та суть ужаса философии, которую мы усматриваем в демоне Декарта, депрессии Канта и схватке Ницше с безразличным космосом. Проще говоря, это мысль, которая в процессе мышления подрывает себя. Мышление, которое на краю бездны спотыкается о себя. Этот момент, когда философы спотыкаются (Декарт), или не могут увернуться (Кант), или смело идут навстречу (Ницше), и есть то, что подрывает их работу как философов. Будучи философами, они не могут запросто свернуть с дороги и обратиться к поэзии или математике. Они продолжают работу философии, испытывая постоянно мрачный безликий взгляд этого ужаса философии» [10].
Геофилософия: как земля стала философской идеей
«Что такое геофилософия?» – вопрос одновременно и простой, и сложный. Неверно говорить о геофилософии как о «философии земли» – хотя есть (и не вызывает протестов) философия истории или философия человека. Напротив, геофилософия, по сути, и есть подлинная философия – ее воплощение, напрямую связанное с землей и геологическими процессами.
Иными словами, любая наша мысль возникает на земле и обусловливается землей в разнообразных проявлениях. Скажем, это может быть окружающий ландшафт: горы или равнина, береговая линия или город, – влияющий на то, о чем и как именно мы мыслим.
Геофилософия свидетельствует: нет строгого разделения на теорию и практику; самые возвышенные идеи зависят от того, где именно находится человек, как он живет и что делает на планете.
Земля в геофилософии – инструмент освобождения мысли. Земля противостоит территории, которая ограничивает движение мысли. Это можно пояснить на примере.