Невеста в бегах. Гуси, грядки... герцог?! (СИ) - Фрес Константин. Страница 8
Веселая и уютная зелень осталась только на замшелых камнях да на картофельной ботве и розах. Я вырубила там все, абсолютно все.
Тайный садик был чистый, как на выставке. Земля черная, влажная, жирная.
И всю раздобытую там траву я отдала гусям.
Они для начала слопали сочный свежий мокрец.
Утомились, устроились поспать в тенечке.
Я занялась картофелем. А когда вернулась проведать гусей, от травы и следа не осталось.
Все было съедено. Даже стебли, грубоватые и толстые, были растерзаны жадными голодными клювами.
А земля вокруг была… тщательно удобрена, скажем так.
И гуси верещали, требуя еще пищи.
— Да уж, — проворчала я, отдавая им вечернюю порцию каши. — Анника права, вы просто чума какая-то! Вас прокормить непросто… Петрович! А ты почему не помогаешь им найти еду? Анника говорила, — сурово произнесла я, — что тут полно червяков и личинок. Но я что-то их не вижу!
— А?! — встрепенулся Петрович и покосился на меня одним глазом.
Абсолютно безумным.
Зоб его был подозрительно полон.
А из клюва торчал отвратительный извивающийся червяк!
— Ну, Олег Петрович! — воскликнула я, всплеснув руками. — Да вы в одну каску всех червяков сожрали?!
— Ничего подобного я не ел, — желчно возразил он и сглотнул червяка. И тут же клюнул еще одного.
Такого наглого вранья от собственного преподавателя я не ожидала!
Интересно, это куриная личность так влияет на Олега Петровича, или он сам такой?
Нет, ну не может же курица подавить личность человека! Мужчины!
Впрочем, не многого ли я хочу от того, у кого мозг с грецкий орех?
— Кажется, вам поручено было заботиться о гусятах, — строго произнесла я.
— Вот еще, — нахально отозвалась птица.
— Олег Петрович! Если уж мы вместе попали сюда, то нужно помогать друг другу, чтобы выжить!
— Вот и выживай, выживай, Денежкина, — желчно и язвительно отозвалась курица, поклевывая червяков с ботвы. — На мой век червяков хватит. А ты давай, работай! Вкалывай! Я же говорил, что ты ни на что не способна, кроме как лопатой махать? Вот и маши!
И он так и покатился со смеху.
— В этом мире вряд ли можно прокормиться вашими формулами, — проворчала я. — Так что побольше уважения к труду.
— Уважения? — Олег Петрович нервно дернул крылом. — Каким бы темным это средневековье ни было, но и тут есть ученые, думаю. Ты могла бы стать светилом! А вместо этого роешь навоз. Потому что предмета абсолютно не знаешь, — курица снова издевательски закудахтала.
— Напомню, что и вы тут, со мной, застряли. И светилом науки вам точно не быть!
Но это не смутило Олега Петровича.
— Я попал сюда, наверное, посмотреть на твои жалкие потуги выжить, — ответил он, разгребая лапой гусиные какашки. — Посмеяться. И удостовериться, что я был прав! Ты ни на что не годишься, абсолютно. Денежкина с тяпкой в руках и с подбитым глазом! Всегда думал, что ты так и кончишь. В каком-нибудь грязном спальном районе, с мужем-алкоголиком.
И он снова так и покатился со смеху.
Какое странное легкомыслие!
Кажется, он вообще не переживал, что попал в тело курицы.
Как будто всю жизнь тут и жил.
И совести у него не было ни на грош. Нет, ее и раньше не было, но теперь это было как-то особенно заметно.
Словно с человеческой оболочкой с него сполз тонкий налет цивилизованности.
Ему просто нравилось надо мной издеваться. Говорить гадости. Думаю, если б я сейчас заплакала, он бы принялся кудахтать и летать вокруг, пытаясь клюнуть меня в рану на голове. Чтоб сделать побольнее.
Он что, думает, что ему все сойдет с рук? А я стану его кормить и защищать только потому, что мы знакомы?! И терпеть его издевательства?
— Ах ты, паразит! — прорычала я.
Ловко ухватив курицу за ноги, я вздернула Олега Петровича вверх. Перевернула его вниз головой. Решительно ухватила тяпку.
— Я сейчас голову тебе отрублю!
Приток крови к голове хорошо сказался на умственных способностях Олега Петровича.
Он вытаращил глаза и завопил не своим голосом:
— Денежкина, прекрати! Я же пошутил, Денежкина!
— Эстелла, — прорычала я, опасно тыча лезвием ему под бородку.
Олег Петрович смотрел на меня совершенно куриными бессмысленными глазами.
— Повтори, — велела я.
— Эстелла, — покорно прокудахтал он.
— А ты курица, Петрович, — подвела итог я. — Если еще хоть слово от тебя услышу, я тебя отделаю почище того психопата, который ощипал! Ты меня понял?
Я размахнулась Петровичем, как олимпийский чемпион по метанию молота, и запустила его в огород, как ракету.
Он с воплями пролетел над ботвой и воткнулся где-то среди не окученной картошки.
За этим-то занятием меня и застала Анника.
— Демона воспитываешь? — деловито осведомилась она. — Правильно! Его надо, а то на голову сядет.
Пока она осматривала окученные мной кусты картофеля и пробовала сделать это сама, я присела прямо в борозду. От обиды на этого чертова Петровича хотелось плакать. От испытанной злости голова закружилась.
А еще и гусята разбежались по всему огороду.
Анника еле их собрала. Как бы не заболели…
— Что-то ты неважно выглядишь, — обеспокоенно сказала она, устраивая гусят в своей корзинке.
— Голова разболелась, — ответила я тихо.
— Так иди, приляг! — сказала Анника. — Ты так много сделала для меня… и прополола огород, и окучила, и вот за гусятами присмотрела. Тебе надо отдохнуть!
Петрович опасливо высунул голову из-за земляной горки вокруг картофельного куста.
Оставаться наедине с Анникой он явно боялся.
Вот ее, девчонку, боялся без слов, а меня нет. Словно я размазня какая-то.
Курица надо мной издевается! Курица!
Я сжала зубы, чтоб не разреветься.
От Петровича можно ожидать издевательств за любое проявление слабости.
А я просто не выдержу. Я просто взорвусь. Сойду с ума.
Значит, надо держать себя в руках.
— Идем, — жалостливо произнесла Анника. — Я помогу тебе прилечь. Я сама все доделаю, как ты и показала! А ты пока отдохни. Поспи.
— Надо в доме убраться, — пробормотала я, опираясь на ее худенькое плечико.
— Это потом, — тряхнула она головой. — Уж точно не сейчас.
Глава 9
Переживали мы за гусят, а расхворался у нас Петрович.
И, главное, ничего же не предвещало!
Пока Анника окучивала и пропалывала весь свой огород, я немного отлежалась.
Анника принесла мне воды из своего волшебного ключа, я умылась, немного попила и положила на лоб прохладный компресс.
И через час всю хворь как рукой сняло.
Даже болеть голова перестала, будто и не было никакой раны. Я даже шаль свою постирала и развесила сушиться на жарком солнышке, и никакого головокружения со мной не случилось.
На обед Анника принесла свежего зеленого гороха, лука, огурцов и редиса, и щедро поделилась своей добычей со мной.
Распределительница по каким-то своим критериям эти овощи забраковала. Не приняла на продажу.
Наложила штрафы на работников, принесших ей кривые огурцы. Хотя работники-то в чем виноваты?
А Анника их прихватила. Чего добру пропадать?
— Кривые-то они кривые, — посыпая огурец солью и хрустя его сочной крепкой сердцевиной, заявила она. — Только все равно вкусные и свежие. Эх, нам бы немного муки и яиц… Так пирогов с луком и яйцом хочется… С хрустящей золотистой корочкой…
Но чего нет, того нет.
Остается только мечтать.
Накормив гусят остатками каши и очистками огурцов, я решила убрать домик.
Тем более, что убирать-то тут нечего. Всего одна комната.
Печка, три лежанки, маленький шкафик и стол.
Неужто не справлюсь?
Начала я с печки.
Долго обметала ее стенки, потом мокрой тряпкой оттерла от осевшей на них сажи.
Вымела все из печи, отмыла кирпичи. Они стали ярко-оранжевыми.
Ни песчинки внутри, ни уголька!
За печкой обнаружила ведро с давно засохшей известью и вросшей в нее толстой кистью, скрученной из пеньки.