Колдуны и министры - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 68

– О, – сказал Киссур, – это то, что мне нужно!

Он вынул из руки садовника ключ, вытащил замок и пошел.

– А дверь? – горестно спросил садовник.

Киссур оглянулся, снял с соседнего фикуса синюю ленточку, продел ленточку в ушки двери и завязал.

– А дверь обойдется и этим, – наставительно сказал Киссур.

Старенький садовник вздохнул и украдкой утер слезу.

Киссур пересек крытую дорогу, свернул налево и направился, ведомый безошибочным инстинктом, к дому господина Мнадеса, бывшего главноуправляющего дворца. Замок он забросил в первый же случившийся рядом прудик.

Через пять минут после того, как Киссур исчез за крытым мостом, на галерею поспешно прошел другой человек. Он оглянулся, с удивлением поглядел на дверь, которой, очевидно, не видал со внутренней стороны, нагнал садовника и принялся его расспращивать. Пожевал губами и заторопился обратно.

Это был человек из личной охраны господина Нана: в отличие от бунтовщиков, в глаза не видавших ни Киссура, ни дворцовой роскоши, этот охранник был с Наном в Зале Ста Полей, когда Киссур читал свой доклад, и у него была неплохая память на лица.

На рыночной площади Святой Лахут собрал своих приверженцев и сказал:

– Братья! Отчего это верующим не удалось переправиться через канал, а негодяю Андарзу – удалось? Мне было видение, что наша неудача произошла через колдовство Андарза! И еще мне было видение: отчего это богачи в совете запретили Андарзу штурмовать последнюю стену? Да потому, что там заседают предатели, снюхавшиеся со дворцом, и такое между ними и Андарзом было соглашение!

Уже настала третья четверть дня, когда к мятежному министру полиции явились десятеро горожан во главе с кожевником. Они сказали, что они городская депутация и просят его подождать со штурмом.

– Итак, – сказал Андарз, – народ не доверяет мне?

– Что вы, – возразил кожевник, – но важно, чтобы конституция имела конституционное начало. Притом оборванцы устроили погром в варварской слободе. Мы это осудили. Но нельзя ли направить часть стражников на соблюдение порядка в городе?

Андарз был человек воспитанный. Он поцеловал указ и приказал прекратить приготовления к штурму. Потом повернулся к своему племяннику и произнес с усмешкой:

– Что ж! Если эти ослы думают взять без меня дворец, пусть попробуют! Поеду-ка я ко дворцу господина Мнадеса. Меня ждут его ламасские вазы!

Но когда господин Андарз доехал до дворца, ваз там не оказалось. Вся мостовая на сто шагов была усеяна черепками ламасских ваз и другой утвари, на площади пылал веселый костер из инисских ковров, и над толпой раздавался веселый крик: «Кто украдет хоть ложку, будет повешен!»

Господин Андарз побледнел, лишился чувств и упал бы с коня, если бы племянник не подхватил его вовремя.

Киссур увидел Андарза со второго этажа дома господина Мнадеса. Киссур усмехнулся, швырнул на пол кусок окорока, которым лакомился в компании лавочников, и легко побежал вниз по лестнице.

Киссур выбежал за ворота, но начальника стражи уже нигде не было. Он свернул в боковой двор: Андарз, упав с коня, лежал у какого-то черепка и горько над ним рыдал. Его свита столпилась вокруг в нерешительности. Уже темнело. Киссур сжал покрепче рукоять подаренного Арфаррой кинжала и пропихнулся меж людей.

– Куда прешь! – закричал кто-то, и несколько рук вцепились в Киссура.

Андарз поднял голову.

– Осторожней, – крикнули в толпе. – Арфарра всюду разослал убийц!

– Приведите-ка его сюда, – велел мятежный министр полиции.

Киссура потащили вперед. Он закрыл глаза и опустил голову. Потом он открыл глаза. Андарз смотрел прямо на него, и серые глаза Андарза были полны слез. Под каменной стеной было уже совсем темно.

– Рысий Глаз, – заорал Андарз на Киссура, – ты что здесь делаешь? Уже принес ответ от Чареники?

Киссур молчал.

– Я тебя куда послал? А ты пошел с толпой черепки бить?

– Господин, – тихо ответил Киссур, – вы забыли дать пропуск через передовые посты.

– Выдать ему пропуск, – распорядился Андарз, – и десять палок за опоздание. Ответ Чареники к утру должен быть у меня.

Андарз повернулся и ушел.

Киссура разложили на малых козлах, всыпали десять палок и выдали пропуск.

– В Залу Пятидесяти Полей, – распорядился Андарз.

Когда всадники проехали уже три или четыре улицы, племянник Андарза тихо наклонился к его уху и прошептал:

– Дядюшка, вы поняли, кто это был?

Андарз страшно осклабился в темноте и ответил:

– Мне нет никакой пользы убить этого человека сейчас. А теперь он вернется во дворец и еще успеет перед смертью сделать для меня много добрых дел; может быть, убъет Чаренику.

– А он не опасен? – возразил племянник.

– Наоборот! Дворец защищают разве что сорок лавочников. Если он отговорит государя от сдачи, что может быть лучше? Мне не нужен государь, который сдался на милость народа! Мне нужен государь, который был взят в плен, как на войне!

На полпути к Зале Пятидесяти Полей господин Андарз встретил господина Нана. Они слезли с коней и расцеловались на глазах народа. Обратно народ их не пустил: принесли откуда-то стол, обломали ножки, посадили обоих министров на стол и понесли на руках. Господин Андарз вскочил на ноги, разодрал на себе шелковую рубашку, обнажив красивую, цвета миндаля грудь, и закричал:

– Граждане! Я всю жизнь лгал и всю жизнь был рабом. Сегодня я счастлив, потому что я с вами. Если я завтра умру, я умру свободным!

– Эка, – сказал кто-то внизу, – это, оказывается, он был рабом. А кто комаров под столицей развел?

В столице последние годы прибавилось комаров: они родились на болотах, в которые по совету Андарза было превращено все левобережье.

Перед Залой Пятидесяти Полей были каменные помостки для храмовых представлений. У помостков народ бил глиняные изображения яшмового аравана Арфарры, бога-покровителя тюрем.

К Нану выскочил командир его личной охраны, варвар из «красноголовых», и зашептал что-то ему на ухо, время от времени кивая на крытый мост, ведший через пруд ко второму этажу. Нан слегка усмехнулся и громко сказал:

– Вы правы, сударь! Почему бы вам не охранять Добрый Совет? Это, воистину, важнее меня!

В зале Шимана Двенадцатый расцеловался с Наном:

– Господин Нан! Небо избавило вас из когтей негодяев и колдунов, чтобы давать нам советы! Разве мы, люди цехов и лавок, понимает дальше своей лавки? Сколько мы уже совершили по скудоумию ошибок! Направьте же нас на истинный путь!

Господин Нан прослезился и молвил собравшимся:

– Злые люди обманули государя и держат его в плену! Кто такой этот Киссур? Ставленник Мнадеса и последняя опора дворцовых чиновников! А человек, выдающий себя за Арфарру? Вообще самозванец, – его зовут Дох, он был арестован в Харайне за казнокрадство, бежал из тюрьмы и мошенничал в столице!

Эти сведения породили всеобщий восторг, а господин Нан продолжил:

– Граждане! Помните – революция должна быть человечной! Помните – истинная человечность – не в том, чтоб, спасая одного, губить тысячи, а в том, чтобы спасти тысячи, хотя бы и пожертвовав одним человеком. Граждане! Я слышал на улице крики о том, что всякий излишек оскорбляет бога, и что богачи не могут быть добродетельными. Те, кто это кричит – провокаторы и агенты Арфарры! Граждане! Истребляйте провокаторов железной рукой и раздавайте народу больше хлеба и мяса!

Обе эти рекомендации были приняты единогласно. После этого совершили молебен об удачном исходе революции, и Нан, Андарз и Шимана пешком сквозь толпу ликующего народа отправились на обед в белокаменный дом Шиманы, стоящий чуть в стороне от рыночной площади.

Площадь кишела народом, торговцы сгинули, переломанные лавки были нагромождены одна на другую.

– Великий Вей, – негромко спросил Нан, – что с площадью? Арфарра разорил рынок?