По дороге к высокой башне. Часть третья (СИ) - Будилов Олег. Страница 56

— Готовьтесь к бою, — говорил я солдатам, переходя от одного к другому, — если кочевники прорвутся нам конец. Они никого не пощадят.

Никто не спорил со мной, никто не жаловался. Люди, измученные тяжким трудом понимали, что держат свою жизнь в собственных руках.

Хан Улдуй не стал мудрить и повторил тот же прием. Степняки опять атаковали монастырь со всех сторон. Они вынырнули из темноты и с дикими криками полезли по приставным лестницам наверх. Сопровождавшие войско малолетние мальчишки и дряхлые старики засвистели в дудки и загремели трещотками, подбадривая братьев, отцов и сыновей. От такого шума и самый стойкий растеряется, что уж говорить о тех, кто никогда раньше не слышал диковинных звуков. Несколько человек в страхе высунулись наружу и тут же упали пронзенные стрелами.

Но, не смотря на все усилия кочевников в этот раз порядка на стенах было больше. Самые слабые и робкие были сметены первой атакой степняков, поэтому сейчас со мной в основном остались солдаты бывалые и отчаянные. Опьянев от вида крови, дворяне и, наемники перестали думать о собственной безопасности. Они кидались на степняков со всей злостью, на какую были способны, ломая, круша и разбивая все, что попадалось им под руку. Перехватив мечом или захваченной в бою саблей встречный удар, они успевали достать врага длинным кинжалом, зажатым в левой руке, метнув короткое копье в карабкающегося на стену кочевника, спешили ударить поднимающегося следом врага клевцом или боевым топором. Я видел, как двоюродный брат Зумона прижавшись спиной к башне, отбивался сразу от нескольких степняков, как получив тяжелую рану, он успел разбить голову одному из нападавших и, схватив второго за кафтан, упал вместе с ним с большой высоты на каменные плиты мостовой. Сколько погибло под ударами кочевников защитников монастыря, никто не считал. На это не было ни времени, ни сил.

Я больше не мог выносить невероятную тяжесть доспехов. Поножи, поручень с правой руки и шлем полетели на камни. Задыхаясь от копоти и дыма, я стащил даже латные рукавицы. Прогоревшие крыши башен осыпались внутрь, поднимая тучи пепла и огненных искр. Едкий дым забивался в горло и не давал дышать. Моя кираса спереди была вся иссечена ударами вражеских сабель и кинжалов, рукав и ворот кафтана разорваны, на лбу горела кровавая ссадина. Оглушенный криками кочевников и визгом варварских трещоток я сумел отбить последний удар и ударить в ответ, вложив в атаку все оставшиеся силы. Ослабевшая правая кисть уже не могла удержать рукоять, поэтому я держал меч обеими руками. Кочевник закричал и опрокинулся на спину. Я не видел куда попал. От усталости что-то случилось с моими глазами — вместо противника я видел только размытую серую тень.

Неожиданно свист дудок и писк тростниковых пищалок прекратился. Степняки отступили. Как и в прошлый раз Улдуй отозвал своих людей. Правую руку неожиданно свело судорогой, и я выронил меч из ослабевших пальцев. Упав на камни, клинок жалобно зазвенел. Я тут же наклонился и подхватил его левой рукой, готовясь схватиться с новым врагом, но оглядевшись вокруг, понял, что драться больше не с кем. Я остался на стене один.

С рассветом монастырь заволокло черным дымом. Маленькое скрытое за тучами солнышко не принесло нам облегчения. Казалось, дневной свет померк, и над обителью простерлись вечные сумерки.

Все, кто выжил, собрались во дворе монастыря. Для защиты стен у нас все равно не хватило бы людей. Почти все были ранены. Пошун пользовал Рамина. Мальчишка лежал на мостовой и сучил ногами, удерживаемый двумя дюжими наемниками. Сабля степняка оставила его без правого глаза.

— Тихо, мальчик, тихо, — уговаривал его Пошун, накладывая тугую повязку, которая сразу намокала кровью, — сейчас будет легче.

— Боги, — стонал молодой дворянин, — великие боги, за что!? Больно — то, как!

Степняки, не скрываясь, копились в двух полетах стрелы от ворот. Пустое. Если бы они бросились на нас, со стены не выстрелил бы не один арбалет. Ворота еще горели, но толстые доски, изъеденные огнем, истончились. Я знал, что для того, чтобы они провалились внутрь, достаточно будет одного удара сабли или топора.

— Неси огненные смерчи, — сказал я Холину.

Для защиты у нас оставалось последнее средство — магические кувшины, которые мы с ним приготовили для нападения на дворец. Все это время они лежали в трапезной надежно укрытые от чужих глаз. Холин аккуратно завернул два изготовленных мной припаса в старую рубаху, сложил в походную сумку и спрятал под лавкой. Тайное колдовское оружие должно было явиться на свет только в самом крайнем случае. И сейчас его время пришло.

Холин тяжело вздохнул, кивнул и направился в храмину. В свое время он до последнего отговаривал меня делать колдовские снаряды и надеялся, что мы с ним никогда не будем их использовать. Мой друг боялся, что разрушительная сила волшебных припасов уничтожит всех нас.

— Куда ты его послал? — подозрительно спросил Зумон, который стоял поблизости и внимательно прислушивался к нашему разговору.

— На крайний случай я приберег огненные смерчи, похожие на те, что использовали наши колдуны в последней великой битве, — признался я, — Холин их сейчас принесет.

Больше не имело смысла скрывать правду от остальных, скоро они все увидят собственными глазами.

Зумон удивленно уставился на меня.

— Ты имеешь в виду колдовской огонь? — переспросил он.

Казалось, сказанное мной не укладывалось у него в голове.

— Да, — я согласно кивнул.

Именно так называли огненные заряды в королевском войске.

— Все это время ты прятал от нас самую мощную магию на свете и ничего не сказал, — возмутился дворянин, — обладая такой силой, ты просто смотрел, как наши родные и друзья умирают на стене!?

— Это слабые вихри, — попытался объясниться я, — жалкое подобие тех, что использовали в битве. Они не помогут нам выиграть войну. К тому же я не уверен, что они сработают.

— Своей глупостью ты погубил всех нас, — выкрикнул Зумон, его худое лицо перекосилось от гнева.

Воина можно было понять, он только что оплакал своих братьев, но я не собирался оправдываться перед ним. По его вине погибли бастарды на северной стене, но признаться в этом самому себе он не мог. Намного проще было обвинить во всех бедах меня.

Конечно, я мог сказать, что магический взрыв не только не отпугнул бы наших врагов, но наоборот привлек к монастырю внимание великого хана, который бросил бы на нас все свои силы, вот только не думаю, что Зумон стал бы меня слушать.

— Думай, что говоришь, — упрекнул я его.

Вместо ответа Зумон выхватил меч. Не ожидая ничего подобного, я оказался совершенно беззащитен перед разъяренным дворянином. Достать свое оружие я не успел, потому что, как только я положил руку на рукоять меча, холодное лезвие коснулось моего горла.

— Безумец, — прохрипел он, — ты играешь нашими жизнями, словно глупый мальчишка речной галькой! Ты повинен в гибели близких мне людей и поплатишься за это.

Все, кто стоял поблизости замерли, в ужасе глядя на нас. Никто не ожидал, что дворянин схватится за оружие. Некоторые прислушивались к нашему разговору, но были и такие, для кого наша размолвка оказалась полной неожиданностью.

— Что ты делаешь, Зумон, — обеспокоенный Ниман сделал несколько шагов в нашу сторону, — это же Тибон. Неужели ты хочешь его убить?!

— Заткнись, щенок, — прорычал воин, — я собираюсь восстановить божественную справедливость.

Я понимал, что никто из друзей не успеет прийти мне на помощь, поэтому приготовился к самому худшему, но неожиданно что-то просвистело у меня над ухом и угодило Зумону прямо в лоб. Дворянин покачнулся, выронил меч из ослабевших пальцев и отступил назад, схватившись за голову.

— Все-то у вас дворян ни как у людей, — услышал я за спиной насмешливый голос Колуна, — за воротами степняки, а вы друг другу глотки перерезать готовы.

Я оглянулся и уставился на старого разбойника. Подобрав с мостовой увесистый камень, он положил его в самодельную пращу и теперь слегка покачивал ею, недвусмысленно давая понять, что готов в любой момент пустить свое оружие в ход. Конечно, я слышал, что некоторые простолюдины хорошо владели этим примитивным приспособлением, но в живую мне еще ни разу не приходилось видеть, как оно работает.