День поминовения - Кристи Агата. Страница 4

Сердце больно кольнуло. Друг Розмэри. Письмо.

Неужели оно написано человеку, с которым она сейчас танцует? Что-то в его легкой кошачьей грации вызвало в памяти это странное прозвище – Леопард. Неужели он и Розмэри?..

Она резко спросила:

– А где вы были все это время?

Он слегка отстранил ее, пристально посмотрел ей в глаза. Он уже не улыбался, а в его голосе прозвучал холодок:

– Я путешествовал… по делам службы.

– Понятно.

Айрис как будто кто-то тянул за язык:

– А для чего вы вернулись?

Тут он улыбнулся и шутливо сказал:

– Может быть, чтобы повидать вас, Айрис Марль.

И вдруг, чуть крепче обняв, он ловко провел ее среди танцующих, виртуозно сохраняя при этом темп и ритм. Айрис не понимала, почему к радостному чувству от этой встречи все еще примешивается страх.

С этого вечера Энтони прочно вошел в ее жизнь. Они встречались не реже раза в неделю. Он возникал во время прогулок в парке, на танцах, оказывался рядом с ней за столом на званых обедах.

Единственное место, где он никогда не появлялся, был их дом на Элвастон-сквер. Он каждый раз так ловко находил предлог отклонить приглашение, что Айрис долго ничего не замечала, а когда наконец поняла, то стала мучительно доискиваться причины. Почему он не хочет приходить к ним? Не потому ли, что он и Розмэри…

Затем, к ее великому изумлению, Джордж, добрейший Джордж, который никогда ни во что не вмешивался, заговорил с ней об Энтони:

– Кто этот тип, Энтони Браун, с которым ты проводишь время? Что тебе о нем известно?

Айрис с удивлением посмотрела на Джорджа:

– Что мне известно? Но ведь он был другом Розмэри.

Лицо Джорджа дрогнуло; он заморгал, затем сказал каким-то сдавленным, упавшим голосом:

– Да, конечно.

– Прости меня, Джордж. Я не должна была напоминать тебе об этом! – огорченно воскликнула Айрис.

Джордж покачал головой:

– Нет-нет. Я не хочу, чтобы ты ее забыла. Ведь и само имя Розмэри – цветок розмарина – символ воспоминания, – тихо добавил он и взглянул ей прямо в глаза: – Не забывай сестру, Айрис.

У нее перехватило дыхание.

– Я ее никогда не забуду!

– Да, так вот, насчет этого молодого человека, Энтони Брауна. Розмэри могла к нему хорошо относиться, но не думаю, чтобы она о нем что-нибудь знала. Ты, во всяком случае, должна быть осторожна, Айрис. Ты богатая наследница.

Айрис почувствовала, как в ней растет раздражение.

– Да у Тони, у Энтони, у него у самого куча денег. В Лондоне он всегда останавливается у «Клариджа» [4].

Джордж Бартон слегка улыбнулся:

– Чрезвычайно фешенебельный и дорогой отель. И тем не менее, Айрис, никто об этом парне толком ничего не знает.

– Он американец.

– Вполне возможно. Тем более странно, что его посольство не слишком им интересуется. Наш дом он тоже не часто посещает, насколько мне известно.

– Не понимаю, почему он должен приходить, если ты так ужасно к нему относишься.

Джордж покачал головой:

– Я, кажется, лезу не в свое дело. Ну хорошо. Я только хотел тебя своевременно предупредить. Я еще поговорю с Люсиллой.

– С Люсиллой? – сказала Айрис с презрением.

Джордж обеспокоенно спросил:

– Ты чем-нибудь недовольна? Она не заботится о том, чтобы ты развлекалась? Я имею в виду вечеринки и все прочее.

– Ну что ты! Она трудится не покладая рук.

– Ты учти, Айрис, если что не так, тебе достаточно сказать слово, и мы найдем ей замену – помоложе и не такую старомодную. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

– Мне и так хорошо, Джордж. Правда.

Он сказал грустно:

– Ну, тогда все в порядке. К сожалению, от меня толку мало. Я никогда не был особенно светским человеком. Но смотри, чтобы у тебя было все, что нужно. Ни в чем себе не отказывай.

В этом был весь Джордж – добрый, неловкий, часто даже нелепый.

Он сдержал свое обещание – или даже угрозу – переговорить с миссис Дрейк об Энтони Брауне. Однако судьбе угодно было распорядиться по-своему: разговор состоялся в момент, когда Люсилле было не до того.

Она только что получила телеграмму от своего незадачливого отпрыска, который был единственной ее отрадой и прекрасно умел заставить струны материнского сердца звучать наивыгоднейшим для своего кармана образом.

Люсилла рыдала.

– У Виктора так развито чувство чести. Он знает, что я стеснена в средствах, и никогда бы ко мне не обратился, если бы не крайняя нужда. Я так боюсь, что он застрелится.

– Только не он, – сказал бесчувственный Джордж.

– Вы его не знаете. Я мать, и кому, как не мне, знать, на что может решиться мой сын. Я никогда себе не прощу, если не выполню его просьбы. Я могла бы помочь ему, если бы продала акции.

Джордж вздохнул:

– Послушайте, Люсилла. Я сделаю телеграфный запрос через одного из моих тамошних агентов. Мы точно будем знать, какого рода неприятности грозят Виктору. Мой вам совет – дайте ему возможность самому расхлебать кашу, которую он заварил. Он никогда не станет на ноги, пока вы будете ему помогать.

– У вас нет сердца, Джордж. Моему бедному мальчику всегда так не везет.

Джордж промолчал. С женщинами спорить бесполезно.

– Я поручу это Рут. Завтра будет ответ, – сказал он.

Люсилла немного успокоилась. Требуемую сумму в конце концов удалось сократить до пятидесяти фунтов. Но Люсилла настаивала, чтобы эти деньги перевели немедленно.

Айрис хорошо знала, что Джордж пошлет свои деньги, хотя и делал вид, что собирается продать акции Люсиллы. Айрис оценила его щедрость. Когда она сказала ему об этом, он ответил:

– Просто я считаю, что в семье не без урода. Всегда кто-то норовит сесть вам на шею. Пока Виктор жив, кому-то все время придется раскошеливаться.

– Но почему это должен делать ты? Ведь он тебе не родственник.

– Но он родственник Розмэри, значит, и мой.

– Ты прелесть, Джордж. Но, может быть, это сделаю я? Ты всегда ведь говоришь, что у меня уйма денег.

Он улыбнулся:

– Никаких денег послать ты не можешь до своего совершеннолетия. Если у тебя хватит ума, ты не станешь этого делать и после. Я хочу дать тебе практический совет. Когда ты получишь телеграмму, что кто-то кончает с собой, если ему не вышлют двести фунтов, знай, что в таких случаях хватит и двадцати, даже десяти. Мать, конечно, всегда будет отрывать от себя и посылать. Тут ничего не поделаешь, но сумму при желании можно урезать. Запомни это. Ясно как божий день, что Виктор Дрейк никогда не покончит с собой. Это не тот человек. Вообще люди, которые грозятся покончить с собой, никогда этого не делают.

Никогда? Айрис подумала о Розмэри, но тут же отогнала эту мысль. Джордж, видимо, в этот момент думал не о Розмэри, а только о ловком и беспринципном молодом человеке в Рио-де-Жанейро.

Айрис считала, что выгадала на этом событии, так как материнские заботы помешали Люсилле целиком сосредоточить внимание на ее дружбе с Энтони Брауном.

Итак, мадам, что еще прикажете?

Эта резкая перемена в Джордже. Айрис не могла больше не думать об этом. Когда все началось? И какова была причина? И даже сейчас, вспоминая, она не могла точно сказать, когда это началось.

После смерти Розмэри Джордж стал очень рассеян, на него часто находили приступы глубокой задумчивости, когда он ничего не замечал вокруг. Он сразу постарел, отяжелел. Все это было естественно. Но когда его странности перестали укладываться в рамки простой рассеянности?

Это случилось после их спора об Энтони Брауне. Она вдруг заметила, что Джордж смотрит на нее как-то недоумевающе и озадаченно. Потом он стал необычно рано возвращаться домой и запирался у себя в кабинете. Как будто никаких особых дел у него не было. Как-то раз, войдя к нему, Айрис увидела, что он сидит за столом, уставившись в пространство. Он поднял голову и смотрел на нее тусклым, погасшим взглядом. Все поведение его говорило о том, что он перенес какое-то душевное потрясение. На вопрос Айрис о том, что случилось, он односложно ответил: «Ничего».