Ниязбек - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 62

– Ты был в Грозном при первом штурме?

Полковник обернулся. В двух метрах за ним, у покорябанного стола для совещаний, стоял Арзо, и лицо его было разлиновано временем и морщинами. За шорохом заоконной толпы Мигунов не услышал, как чеченец вошел в кабинет.

– Новогоднем?

– Нет. Когда приходила оппозиция. В ноябре. Мигунов покачал головой.

Чеченец подошел к окну и прижал руку к стеклу, пристально разглядывая толпу.

– Тогда весь город опустел, – сказал Арзо. – Сбежали все. Не было никакого ополчения, было двести человек на весь город. Пятнадцать у Шамиля, десять у Гелаева, и мы ездили друг к другу на машинах, чтобы убедиться, что нас не десять и не семь. А город был пуст. Одни думали: это же русские, как можно победить русских? А другие думали: что нам Джохар, чтобы его защищать? Мало ли кто с ним разбирается? С ним свои же разбираются. Из этой оппозиции половина были те, кому Джохар давал нефть и кто не хотел возвращать ему деньги.

Полковник «Альфы» смотрел на чеченца немного исподлобья, и лицо его выражало меньше, чем чугунная сковородка.

– А потом в город вошли первые танки, и их сожгли. Их сожгли за одну минуту. Черт знает, как это получилось, мои вообще не умели стрелять из гранатометов, а сожгли три танка за минуту. И мы думали, что сейчас придут остальные и разнесут нас к чертовой матери, а они побежали. У меня в отряде один парень обосрался от страха. Ты представляешь: он стрелял и обосрался, а танк сгорел. А потом он высунулся с крыши и подбил второй танк.

Арзо замолчал.

– А на следующий день родилось народное ополчение. Люди вернулись в город и поняли, что они победили русских. И вот все эти вещи, которые казались важными вчера, что это разборки между своими, что как же мы будем без России….

– Кого же вы будете грабить без России, – угрюмо вставил Мигунов.

Арзо усмехнулся.

– Ну хорошо. Как же мы будем грабить, если не будет России, чтоб грабить. Так вот, все эти вещи вдруг перестали иметь значение. Это знаешь, ты идешь к костру и думаешь, как сейчас будешь есть суп. И это важная штука, суп. А потом ты приходишь, и тебе говорят: «Твой брат убит». И суп совершенно теряет значение.

– Это ты к чему? – спросил угрюмо Мигунов.

– Это я к тому, что в Доме на Холме сидят всего двести человек, готовых воевать.

Арзо помолчал.

– Эти люди, там внизу, они только думают, что они пришли на разборку. Когда вода кипит, она только думает, что она вода. А она уже пар. Ниязбек не хочет идти против России. Джохар тоже не хотел. Знаешь, в чем разница между русскими и нами?

– Вы мусульмане, – сказал полковник.

– Нет. Русские согласны терпеть, когда им плюют в лицо. А мы – нет. Когда Гантамиров шел к Грозному, в Чечне никто не думал, что это война. Все тоже думали, что это разборка.

– А ты знал, что это война? – невольно спросил русский.

Арзо покачал головой. Потому подумал и добавил:

– Брат знал. Старший. У нас сады за селом. Огромные были сады, колхозные. В тот год созрел удивительный урожай. Яблоки были с детскую голову. Желтые, полупрозрачные. И эти яблоки никто не собирал. Они валялись под яблонями и гнили. Мой брат посмотрел на эти яблоки и сказал: «Люди разучились работать. Будет война».

– А где сейчас брат? – спросил Мигунов. Арзо помолчал и ответил:

– Он погиб при первом штурме.

Было пять часов вечера, когда Хизри отвел Панкова из комнаты отдыха в кабинет Гамзата. Панков сделал несколько звонков и поговорил с и.о. прокурора Наби Набиевым.

Тот все-таки оказался в здании. Набиев накатал целую стопку приказов о расследовании массовых убийств в Харон-Юрте, а Панков подписал распоряжение выделить семьям погибших по тридцать тысяч долларов.

По здешним меркам это были огромные деньги.

Панков сделал несколько звонков и опять не смог дозвониться до президента.

А когда Панков со вздохом положил трубку, он обнаружил, что в кабинет зашел мэр Торби-калы.

– Салам алейкум, – сказал Шарапудин Атаев.

– Здравствуйте, – сказал Панков, и они по кавказскому обычаю обнялись. На Кавказе так обнимаются, чтобы продемонстрировать другу, что не держат оружия за спиной, и, когда Панков обнимал Атаева, он убедился, что уж у этого-то при себе не только оружие, но и облегченный бронежилет под пиджаком.

– Тут какие-то слухи ходят, – осторожно сказал Атаев, – что Асланов в Кремле…

– Асланова не снимут, – отрубил Панков. Подумал и многозначительно прибавил: – Но разденут. Вы там ведь с ним спорили что-то насчет туристического терминала?

Атаев открыл рот и закрыл его. Как мы уже упоминали, строительство туристического морского терминала в Торби-кале только в будущем году предусматривало выделение трехсот семидесяти миллионов долларов для дноуглубительных работ. Председателем совета директоров АО «Терминал» стал Гамзат Асланов. Землю под порт оттяпали у города, и Атаев на этом основании попросил себе долю. Вместо доли Гамзат чуть не вышиб ему в этом самом кабинете все зубы.

– Да, – сказал Атаев, – поспорили. Земля-то городская. Я вообще считаю, что мэр города должен быть в данном случае председателем совета директоров.

Панков внимательно поглядел на него, взял лист бумаги и написал. «Назначаю мэра г. Торби-калы Шарапудина Ибрагимовича Атаева председателем совета директоров АО „Терминал“. Рекомендую РФФИ в кратчайшие сроки передать федеральную долю в терминале в муниципальную собственность г. Торби-кала. Подпись: В. Панков». Расписался и поставил число. Про себя он подумал, что эта бумажка нарушила по крайней мере пять пунктов федерального законодательства.

– Я вам рекомендую это взять, – сказал Панков, – и идти с ней, – тут Панков замялся, потому что идти с этой бумажкой было решительно не к кому, не к командиру же «Альфы», в самом деле, – идти с ней в мэрию. И своих с площади убрать.

– Вот так? – спросил Атаев.

– Вот так, – ответил Панков.

– А все остальное? – немедленно спросил Атаев.

– А все остальное потом, – усмехнулся полпред.

Следующим посетителем оказался вице-спикер Мухтар Мееркулов. Этот был куплен за совершеннейшую дешевку: семь миллионов федеральных долларов на Центр изучения истории Кавказа, тут же полпредом учрежденный и одобренный.

Вместе с Мееркуловым Панков тихонько выполз в коридор и был там немедленно окружен депутатами и чиновниками. По депутатам было видно, что они волновались. Как мы уже говорили, большая часть людей, находившихся в здании, пришла туда переделить два миллиарда федеральных долларов, и их очень обеспокоили слухи о том, что делить, может быть, будет и нечего.

Панков как можно суше повторил, что Москва готова договариваться и даже готова платить четыре миллиарда долларов вместо двух. Но президент Асланов остается на месте.

После беседы с депутатами Панков отлучился в туалет и там, выйдя из кабинки, напоролся на невысокого полноватого кумыка, того самого, которого он видел в первый день своей работы полпреда.

– Арсен Исалмагомедов, – напомнил ему кумык, – я буквально на минуточку, Владислав Авдеевич. Я по поводу мелиорации Бештойского района.

Как выяснилось, мелиорацией заведовал брат Исалмагомедова, но, так как деньги на мелиорацию делил лично президент Асланов, Бештойскому району ничего не перепадало, и он сидел совсем немелиорированный. Панков сказал, что в списке федеральных субсидий на будущий год будет отдельная строчка про Бештойский район, депутат обнял его мокрыми еще руками и удалился.

Эта история с Арсеном Исалмагомедовым Панкова удивила чрезвычайно, поскольку он знал, что Арсен воевал в Чечне, и, когда прошлой ночью Панков зашел в зал заседаний парламента, именно Исалмагомедов предложил «поставить на открытое голосование вопрос о независимости республики». Стало даже как-то грустно оттого, что независимость республики может быть приравнена к вопросу мелиорации Бештойского района.

После окончания разговора с Исалмагомедовым Панков тщательно вымыл руки и посмотрел на свое отражение. Оказалось, что за сутки он оброс бородой, как ваххабит или Абрамович, и у него почему-то начали бегать глаза. «Ты делаешь то, что тебе приказали в Кремле, – сказал себе Панков, – никто не имеет права диктовать свою волю России».