Начальник милиции 2 (СИ) - Дамиров Рафаэль. Страница 27
— А я бы все-таки проверил, Федор Леонидович, — закинул я горстку сомнений в умы присутствующих и следака.
— Сан Саныч прав, — поддержал меня Загоруйко. — Нужно проверить.
— Как вы себе это представляете? — следователь скептически улыбался. — Бред… Видно же было, что с табурета можно запросто влезть в петлю. Снова вешать тело на люстру?
— А почему нет? — пожал я плечами, подошел к Леночке и спросил: — Мадемуазель, у вас не найдется еще перчаток? Будем покойного взад вешать.
— Конечно, — сверкнула улыбкой медичка и выдала мне перчатки.
Несмотря на скептицизм Федора Леонидовича, тело мы снова водрузили на прежнее место. Я торжественно поставил под ноги Интеллигента табурет. Наступила двухсекундная тишина. Все переваривали увиденное. Ведь ноги трупа висели в воздухе и разве что скребли носками по табуретке — но пятки точно не доставали до сиденья.
— Его сначала задушили, а потом повесили, — предположил Гужевой, высказав уже очевидное.
— Нет, — замотала головой медичка. — Я внимательно осмотрела шею, странгуляционная борозда одна, других следов давления на кожных покровах нет.
— Чертовщина какая-то, — проговорил участковый.
Его я даже и не заметил, до этого он скромненько стоял и отмалчивался в углу.
— Получается, он подпрыгнул в петлю, — констатировал я. — Сомнительный способ повеситься.
— Ну почему же прыгнул? — ходил вокруг висящего трупа следак. — Он мог просто встать на носочки. Как вы считаете, Леночка? Дотянулся бы Куценко? Смог бы сунуть голову в петлю?
— Думаю, да, — поддержала версию суицида судмед.
Но я не сдавался и продолжал накидывать сомнений.
— Согласитесь, товарищи, странный способ покончить с собой — вставая на носочки, тянуться в петлю. Проще было бы эту самую петлю пониже опустить. Перевязать другой конец, который к козырьку кровати примотан.
— Это все домыслы, я за свою практику такого насмотрелся… Какими только способами люди суицид не совершали, — возражал прокурорский. — Один раз даже выбросился из окна чудик.
— А что в этом такого удивительного? — спросил Валентин, поправляя очки.
— Все удивительное,– усмехнулся следователь. — Во-первых, этаж второй. Во-вторых, он прыгал три раза подряд, пока не свернул себе шею. Вы спросите, а почему? Это мы быстро выяснили. Он боялся высоты, и поэтому не решался прыгать с более высоких этажей. А вы говорите — не мог на носочки встать и повеситься. Суицидники — народ очень странный. И нам их не понять.
Прокурорский, вроде, прав, но он не знает всей этой предыстории с Интеллигентом. Куценко сегодня только освободился и ушел от меня — и сразу в петлю. Я в такие совпадения не верю, однако следаку не могу ничего поведать. Хрен знает, что он за человек и на чьей стороне играет. А я уже сказал, что с хозяином этой квартиры не знаком.
Что же делать? К бабке не ходи — отказной состряпают. Но если его повесили, на теле должны же быть какие-то следы борьбы? Вот тут и выход. Надо более тщательно исследовать труп.
Точно… когда будут проводить вскрытие, я наведаюсь в морг и напрошусь там поприсутствовать. Буду над душой стоять у Леночки, попрошу, чтобы с максимальной тщательностью она провела исследование тела. Придется ее цветами задобрить, чтобы к вскрытию допустила. Или тортиком… или тем и тем. Вон какая фифа, тортик может и не проканать… О! Придумал! Колготки ей подгоню. Ни одна девушка в СССР не устоит перед колготками. Хорошие качественные колготки — товар дефицитный. Надо будет Эдика озадачить насчет них, пусть достанет… Эдик! Он же меня ждет.
Я скоренько попрощался с участниками следственного действия и спустился на первый этаж. Навстречу мне попался Вовка.
— Ты чего так быстро вернулся? — вскинул я на него бровь, будто это был мой собственный оболтус, и я за него в ответе.
— Да у нас отработка сегодня короткая была. Училка заболела, ее трудовик заменял. Сказал, что доски перетаскаем — и свободны. А мы даже не успели их перетаскать, он нас потом сам еще раньше отпустил. После того, как к нему в мастерскую химичка наведалась.
Я покивал, как будто прекрасно знал и трудовика, и химичку. И то, какая там химия между ними.
— Слушай, Вовка… А Куценко вообще давно тут живет?
— Давно, сколько себя помню.
— А кто к нему ходит, ну то есть — он один всегда дома сидит или к нему частенько гости наведываются?
— А рупь дашь, скажу.
— Я лучше твоему отцу скажу, что у него сын вымогателем растет. И что уже один рубль ты сегодня заработал как нетрудовой доход.
— Бате не говори! Не надо! — встрепенулся пионер. — Да никто к нему не ходил, вроде. Какой-то необщительный твой друг.
— Он такой. Ага… И прямо никогда-никогда к нему никто не приходил?
— А! Вспомнил! Видел один раз, с месяц назад, мужик к нему какой-то наведывался. Я еще удивился, что из квартиры голоса. Обычно там тихо, как в могиле, а тут — голоса. Твой друг дверь забыл замкнуть. Ее сквознячком и распахнуло. Вот прям как сегодня.
— И о чем они говорили?
— Откуда я знаю, подслушивать же нехорошо!
Я посмотрел на него и прищурился с самым серьезным видом.
— Говори уже, рубль дам.
— Да я правда не слышал. Мне показалось, что ругались… а про что конкретно, не разобрал.
— А мужика ты этого видел? Сможешь опознать?
Вот бы знать, что за визитер был в этом логове.
— Со спины только видел, когда он вышел из квартиры. Дядя Саша, а почему вы сами у своего друга все это не спросите?
Я поджал губы.
— Заболел он. Шибко заболел.
— Да? А чем?
— Вскрытие, то есть обследование, покажет… Вот думаю, уж не тот ли мужик ему хворь принес, которого ты видел. Ты точно его морду не запомнил?
— Точно…
— А одет как был?
— В одежду.
— Ну это понятно… Во что именно? Шляпа, костюм, трико, футболка? Что-то было приметное?
— Ничего приметного. Обычный дядька, даже не помню, во что одет. Наверное, костюм, раз обычным показался.
— Вспоминай ещё, Вова… Тут любая деталь важна…
— О! — воскликнул пацан и разлохматил свои вихры. — Вспомнил! Он когда на улицу вышел, из кармана коробочку достал блестящую, как золото.
— Какую еще коробочку?
— Да блин, забыл, как называется… Там сигареты еще прячут.
— Портсигар?
— Да! Точно! Портсигар.
— Неужто золотой? Ты уверен?
Пионер пожал плечом.
— Ну не знаю, но на солнышке как золотой блестел.
— Держи, — я протянул Вовке рубль. — Заслужил.
— Спасибо, дядь Саш, — схватил он деньгу и усвистал.
А внимательный, наблюдательный — запомнил, что его отец меня Александром назвал. Я, наконец, вышел на улицу и подошел к «шестерке».
— Начальник, ну я уж думал, ты там жить останешься! Чего так долго?
— Тише… — я сел в машину. — Поехали в больницу.
— Заболел, что ли?
— Нет, нужно человека навестить.
— А у тебя паспорт-то хоть мой с собой? Покажь… А то, может, выкинул уже, и я тебя зазря тут вожу.
— Так… Пока не забыл… Запиши еще там на свою подкорку колготки.
— Какие колготки?
— Лучшие. Нужны, короче…
— Ха! А тебе зачем?
— Не мне, но надо…
— Да не вопрос, начальник, сделаем тебе, то есть не тебе, колготки. Ха-ха!
— Мужчина, вы куда? Я что, тут зря стою? — всплеснула руками полная женщина в белом халате, когда я пытался прорваться в стационар больнички.
— Я к Кулебякину из восьмой палаты.
— Ну надо же! Какие мы деловые! Не пущу. Приходите в приемные часы, объявление для кого висит? Там черным по белому прибито…
— Женщина, мне срочно.
— Всем срочно, — отмахнулась она. — Ходют тут всякие.
— Так, дамочка, я не всякие. У меня острая служебная необходимость, — я достал корочки и, не раскрывая их, сверкнул красной обложкой и золотым гербом СССР. — Следователь по особо важным делам. Дело государственной важности. Мне необходимо встретиться с гражданином Кулебякиным.
Сказал, как частенько выражаются в фильмах, и это сработало.