Назад в СССР: демон бокса (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич. Страница 34

Зря его вспомнил — словно сглазил. Когда отдыхали обнявшись, от двери донёсся звук поворачиваемого в замке ключа. Прятаться некуда, нет классического шкафа для любовника из анекдота. Да и время принятия решения — секунда… Я решил ничего не предпринимать.

Сочный баритон пророкотал:

— Заходи, дорогая.

Из драмы ситуация перетекла в комедию. Немолодой Дон Жуан явился не один. Судя по возрасту, максимум лет на пять старше Маши, его спутница не была законной супругой.

Немая сцена, причем первой нарушила молчание Мария:

— Так вот благодаря кому ты меня год назад наградил хламидиозом!

Она села на диване, прикрыв одеялом маленькую грудь. В принципе, оставалась голой, а обнажённый человек в споре проигрывает одетому. Я вылез из постели, не смущаясь наготы, и принялся натягивать трусы.

— Иппа, кто эти люди? — капризно произнесла дамочка, полная противоположность Маше — чуть полноватая, выше метра шестидесяти, блондинка с высоким начёсом залитых лаком волос. Что интересно, одетая ровно в такую же шубку, как и учительница английского, видно, спонсор брал одинаковые для обеих — с оптовой скидкой.

— Молодого негодяя первый раз вижу, — пробаритонил Ипполит.

Он ничуть не походил ни на персонажа из фильма «Ирония судьбы», ни на Кису Воробьянинова из любой экранизации романа «Двенадцать стульев». Обычный невзрачный чиновник средней руки в расстёгнутом пальто, под которым виден шерстяной костюм и белая рубашка под карминовым галстуком. Даже на секс-свидание отправился облачённый как на партсобрание.

— Точно! Зато о вас наслышан, глубокоуважаемый Ипполит Викентьевич. Снимайте пальто, помогите раздеться даме. Посидим, пообщаемся. У нас сухое венгерское осталось.

— Этот нахал ещё и издевается… Марш из моего кабинета!

Натянув брючки, я распрямился, демонстрируя торс. Перевитый жилами и мелкими рельефными мускулами, без лишней скромности скажу: в глазах женщин наверняка смотрелся Аполлоном по сравнению с их папиком. Ростом не вышел, да и тот — не Пётр Первый.

— Не надо так. Кабинет, что-то мне подсказывает, государственный. И выделен явно не для нежных встреч. Как товарищи по партии отнесутся к его нецелевому использованию? — шагнув вперед, поцеловал руку пышной блондинке и продолжил: — Знаю. Обзавидуются. А зависть — плохое чувство, рождает мстительные порывы. Вплоть до персонального дела и привлечения супруги для морального перевоспитания.

Нести чушь было легко. Что я, собственно, терял? Только удобные встречи с Машей, они мне по-прежнему очень нравились, пусть первая пылкость сошла. Её жаль, она лишится поддержки старого пердуна, но оно к лучшему: пора строить свою личную жизнь и не оставаться вечным довеском к женатому, пока не сойдёт молодость. А по советским меркам барышня, не вышедшая замуж до двадцати двух, уже засиделась в девках.

Баритоновые рыки сменились гневным сопением. Иппа сообразил, что сам находится в наиболее уязвимом положении. Его спутница без обручального кольца, с неё вообще взятки гладки, Маша тоже, меня сложно заподозрить, что ещё нет шестнадцати, соответственно, растление не пришьёшь. А вот центральному звену нашей странной четвёрки есть что терять.

Мария оделась, новоприбывшие повесили верхнюю одежду на крючки. Я радовался, что женщины не пытаются вцепиться в кудри друг дружке, обе обманутые — каждой наверняка обещано «ты у меня единственная». Кроме, конечно, нелюбимой жены.

Через четверть часа сидели за столом, не зажигая лампу, освещённые тусклым мартовским днём.

— Ипполит! Я по субботам тут убиралась. Ты же всегда с семьёй?

— Моя уехала к сестре в Гомель… Ты каждую субботу его водила⁈

Блонда прислушивалась, не вставляя реплик. Изумительно сдержанная персона, хоть море вопросов буквально распирало её изнутри. Стройная Мэри мне больше по вкусу, но и в этой мадам что-то бесспорно есть. Молодец, Иппа, разбирается в женских прелестях.

— Ну нет, Ипполит Викентьевич. Не часто. Иначе нарвалась бы на тебя с ней.

— Меня зовут Зинаида, — представилась, наконец, та. — Мы встречаемся всего пару месяцев. Он признался, что спал с молодой совсем женщиной. Но постепенно утрачивал силу. Захотел разнообразия.

— И как? Могуч? — в голосе Маши проскользнули хамские нотки, совсем её не украшающие. Особенно в деликатной ситуации, когда нас с ней застукали.

Папик повесил голову, а Зина сдала его как стеклотару: иногда способен на разок, если повезёт.

— Видите сами, Ипполит Викентьевич, — снова встрял я. — В вашем возрасте и разок — очень неплохо, большинство вообще ни на что не годно. Вы чудесно сохранились. Но женщинам, тем более — сразу двум, в их молодости этого не хватает. Вот и приходится звать на помощь подрастающую смену. Правильно, Зинаида?

Она ничего не ответила, но ручаюсь, в её глазах промелькнуло «не папиком единым жива страстная женщина».

По мере того, как заканчивалось сухое вино, атмосфера разряжалась. Ипполит закурил в форточку, я направился к туалету, две женщины склонили головы, что-то обсуждая меж собой.

В общем, через непродолжительное время наметился договорняк: всё остаётся по-прежнему. Возражала лишь Зина, самая обделённая в четвёрке. И тогда Ипполит вдруг проявил широту души.

— Лапочка, а почему бы тебе не позвать на помощь Валеру? Коль он и так с Марией.

Я вопросительно воззрился на «учительницу первую мою», как споют однажды «Иванушки-Интернешнл», и получил благословение. Видно, Маше уж очень сильно не хотелось ломать статус-кво с материальной поддержкой от стареющего ловеласа. Мной поделилась с Зиной, не дрогнув. Немного обидно, клянусь. Хорошо хоть не попросили оприходовать самого Иполлита, так далеко моя благосклонность не простирается.

От общих рассуждений перешли к конкретному вопросу: чем займёмся сейчас. Конечно, мы с Машей, получив кусочек плотских утех, могли откланяться, передав цех любви следующей смене. Но к чему тогда эти долгие разговоры? В итоге скатились к непотребству. Грех, конечно, но мне простительно на фоне общего задания с «Вышним», а им троим зачтётся там, за порогом вечности. Но прелюбодеяние — далеко не самый страшный грех. Вот прожить десятилетия под солнцем, не испытывая телесных радостей, совершенно претит воле Бога, даровавшего нам организм, к этим радостям предназначенный. Истязать себя постом и молитвой — это надругаться над подарком Создателя. Думаете, он простит?

Когда провожал Машу, совсем стемнело. Дома нарвусь на упрёки — где шатался, но мне плевать.

Спросил её:

— Высокопоставленный женатый чиновник развлекается с двумя молоденькими в компании несовершеннолетнего. Это нормально в их кругу?

— Главное, чтоб не получило огласки. А так — по-разному. Куражатся как могут, пытаются забыть о приближении старости.

Мы как раз шли мимо девятиэтажки с огромными неоновыми буквами «Слава КПСС», новыми, ни одна не моргала. Конечно, БАМ, космос, атом, Братская ГЭС и мировой балет коммунисты оставят потомкам, когда исчезнут в глубинах истории. Но и такая слава у КПСС не померкнет: пьянство, похоть, групповушки, при виде моих усилий Ипполит взбодрился чрезвычайно и даже что-то смог сам.

Забавно. И противно. Такой вот он — договорняк.

Глава 11

Китайский дракон

В тысяча девятьсот семьдесят шестом году отношения между СССР и Китаем складывались отвратительные. У советских муссировалась ненависть к агрессорам, вторгшимся на остров Даманский, Союзу нафиг не нужный, но, так сказать, дело принципа. Одновременно в игнор попало всё китайское традиционное, не имеющее отношения к марксизму-маоизму, отец тела мог бы добрый час рассказывать о разнице между коммунизмом истинным и ложным, то есть подвергшимся китайскому ревизионизму.

Поэтому появление в институте физкультуры сухонького азиатского старичка, ровесника века или даже старше, никак не соответствовало советской парадигме неприятия китайского в любых формах и видах. Тем более вещал он о субстанциях, объявленных ненаучными, идеалистическими и вообще противоречащими диалектическому материализму Маркса-Ленина-Брежнева.