Второй шанс (СИ) - "Аргус". Страница 26

— А вот для школы мы пойдем сейчас и купим тебе костюм в Универмаге! И не спорь со мной!

— Даже в мыслях не было, Катюш!

— Саша!

— Что, Котенок?

— Ты стал таким хорошим, что мне даже страшно! Не споришь, соглашаешься! Раньше ты по каждой мелочи со мной ругался! — призналась откровенно подружка.

«Потому что мне не шестнадцать лет, а гораздо больше, и я сильно поумнел за эти годы, и понял, что нет бесполезнее вещи на свете, чем спорить с любимой женщиной. Она все равно добьется своего».

— Страшно? Это почему еще?

— Не знаю! Вдруг ты решишь, что я для тебя не достаточно хороша? Знаешь, я порой бываю такая противная!

— Какие глупости! Выброси из своей прекрасной головки всякую ерунду. Обещаешь не ревновать без повода?

— Обещаю, — нехотя выдавила девушка, все еще дуя пухлые губки.

— Так-то лучше. А я обещаю этих поводов не давать.

Войдя в подъезд, они шустро поднялись на этаж с квартирой Бессоновых. Когда мама открыла дверь, она всплеснула руками от восторга:

— Витя! — позвала она мужа. — Иди посмотри на этого красавца!

Из комнаты, с газетой в руках, вышел отец Кати и, оценив преображение паренька, одобрительно произнес:

— Хорош! Но… кое-чего не хватает! Сейчас.

Спустя минуту, он вернулся в комнату, держа в руках охапку галстуков. Катя тут же их перехватила и принялась с энтузиазмом прикладывать каждый по очереди к костюму, периодически оборачиваясь и поглядывая за реакцией своей, опытной в этих вопросах, мамы. Наконец, она выбрала один и стала умеючи завязывать хитровыдуманный узел.

— Идеально! — воскликнула мама. — Доченька, у тебя отличный вкус! Александр, а как тебе самому? Нравится то, что видишь в зеркале?

— Конечно, — парень благосклонно улыбнулся, хотя в прошлом ненавидел галстуки, считал их удавками придуманными для экзекуции мужчин и никогда их не носил. — Катя копия своей мамы: и красотой, и умом, и прекрасными манерами!

— Катюша, внимательно следи за ним! Это будет такой дамский угодник! — рассмеялась польщенная комплементом мама.

— Даже слишком идеально, — буркнула дочка.

— Что случилось, Катя? — спросила, уловившая изменения в настроении дочери, мать.

— Мама! На него все женщины обращали внимание, когда мы шли из магазина! — расстроенно пожаловалась Катя.

— А на кого смотрел он? — посмеивался отец, прекрасно понимая, что дочь просто не хочет делиться вниманием кавалера с другими представительницами прекрасного пола.

— Он смотрел только на меня! — честно призналась дочь.

— Ну так чего ты расстроилась? Пусть лучше на него смотрят, как на привлекательного парня, чем как на неопрятного неряху! — рассмеялась мама.

— Ничего, — махнула рукой Катя. — Мы не будем рисковать! Сейчас пойдем в универмаг и купим там простой костюм на каждый день! Нечего портить в школе такую прекрасную одежду!

— Очень правильная мысль! — одобрила мама, и, склонившись к дочери, прошептала ей на ухо: — Молодец дочка! Правильно мыслишь! Береженую Бог бережет!

— Есть еще одна вещь, — перебил идиллию отец Кати, приподнимая многозначительно брови и выставляя указательный палец вверх. Женщины переглянулись, а Саша, не ожидая уже ничего, что может действительно его заинтересовать, принял позицию пассивного наблюдателя.

Отец вернулся в комнату, держа в руках кожаный саквояж. В том, что это очень ценная и старинная вещь не было ни единого сомнения. Нет, выглядел он отлично. Темная натуральная кожа светилась благородным блеском. Медные застежки красновато оттенка придавали саквояжу солидности и надежности.

— Вот, Александр, тебе саквояж, в котором ты принесешь свой прототип изобретения завтра в институт на ученый совет! — произнес академик с каким-то благоговейным трепетом. — Видно пришло время и мне передать эту эстафету дальше.

— Это, наверное, очень дорогая вещь? — с опаской, и, одновременно, с восторгом, произнес юноша.

— Открой и посмотри, — предложил мужчина и его глаза засветились плохоскрываемым восторгом.

Саша осторожно взял переданный ему саквояж и открыл его. Внутри он был разделен на несколько отсеков. На одной из стенок была прикреплена потемневшая от времени металлическая пластинка, на которой красовалась выведенная каллиграфическим почерком надпись на дореформенном русском языке. Начертаное Саша прочел вслух: — Мастерская Спиридонова К.Ф. 1825 год.

— Ему же почти… сто пятьдесят лет! — благоговейно произнес впечатленный юноша.

— Да! Это саквояж врача тех времен. И он использовался по прямому назначению почти до самой революции, переходя от одного владельца к другому, — подтвердил отец Кати.

— Откуда он у Вас? — не сдержался юноша, прекрасно осознавая бестактность вопроса.

— О-о! Эта очень интересная история! — начал академик. — Этот саквояж мне вручил мой учитель, профессор Ленинградской Военно-Медицинской Академии, Никитов Валентин Михайлович. А ему его учитель, профессор Сорокин, а тому его.

— Здорово! А зачем? Что в нем такого особенного? — вмешалась дочка.

— Это… вроде как талисман. Но главное не сам саквояж, главное те слова, которые мой учитель мне сказал, когда передавал его.

— Какие? — хором воскликнула молодежь.

— Эти слова передавались из поколения в поколение, от одного ученого к другому. Я тогда спросил своего учителя, зачем он столько времени возится со мной, простым студеном. Уверял, что я никогда не смогу ему вернуть этот долг времени и сил, которые он на меня тратит.

— И что он ответил? — с горящими глазами спросила Катя.

— То, что я сейчас скажу Александру, — лицо академика стало серьезным и невозмутимым. — Я занимаюсь с тобой не для того, чтобы ты когда-то помог мне. Я занимаюсь с тобой, чтобы ты, когда придет твое время и ты будешь на вершине успеха, и к тебе придет такой же, горящий жаждой знаний, новый молодой ученый, беспрекословно с готовностью и рвением помог ему, — отец помолчал, и добавил: — Завтра мы увидим, настало ли мое время передать тебе этот саквояж. Чтобы уже ты ждал нового юношу, которому передашь его позже!

Все замолчали осмысливая все вышесказанное и осознав всю глубину мысли, поняли главное. Наука — это не только изобретения и открытия. Это традиция научного общения, сохранения и передачи того огня познания тайн природы, который и двигает настоящих ученых. И который они передают друг другу через все времена. Пусть с трудностями и невзгодами, противоречиями и интригами. Но это их жизнь… жизнь настоящих ученых, горящих душою за любимую идею, за желание движения вперед, стремление к высоким целям и далёким горизонтам. Да, пускай не всегда на этом непростом пути, встречаются их ждёт успех и одобрение со стороны коллег. Пусть не всегда честны помыслы и ясны намерения. Но это особый мир. Со своими законами и правилами, взлётами и падениями. Мир учёных!

И вот сейчас, глядя на этот скромный, но одновременно дорогой саквояж, каждый из присутствующих, особо остро почувствовал дыхание времени. Тот непередаваемый дух единения многих и многих поколений учёных, объединённых веками.

— Я не подведу, — твердо ответил Саша и отец Кати, слегка прикрыв веки, одобрительно кивнул.

— Все! Идем! — перебила всю торжественность момента, своенравная дочь. — Нам еще в универмаг нужно успеть! Потом разберётесь со своим саквояжем.

И она, пока благородные речи отца полностью не завладели вниманием благодарного слушателя, поспешила перевести ситуацию в свою пользу. Схватив кавалера за руку, она решительно потащила его за собой — прочь из квартиры.

Но, победа Кати оказалась сомнительной и недолгой. Из оперы: «От волка бежал, да на медведя напал». Выйдя из подъезда, где жили Бессоновы, они направились домой к Саше, но возле соседнего подъезда они неожиданно столкнулись с его, так называемыми родственничками: мамой и старшим братом, ну и в качестве бесплатного приложения Нинка. Впрочем, как позже оказалось, не таким уж и бесплатным. Эта своего не упустит.