Гордость и предубеждение и зомби - Остин Джейн. Страница 28

Миновав переднюю, они последовали за слугами в комнату, где сидели леди Кэтрин с дочерью и миссис Дженкинсон. Ее светлость, с видом величайшего снисхождения, поднялась им навстречу, и поскольку миссис Коллинз условилась с супругом, что возьмет на себя церемонию представления, то не обошлось без трудностей – Шарлотта изо всех сил пыталась говорить внятно.

Несмотря на то что сэру Уильяму доводилось посещать дворец Сент-Джеймс, он был сражен окружающим великолепием, и ему хватило духу лишь на то, чтобы отвесить очень низкий поклон и молча усесться на отведенное ему место. Его дочь, перепуганная чуть ли не до обморока, примостилась на краешке стула, не зная, куда глядеть. Элизабет чувствовала себя вполне уверенно и принялась спокойно рассматривать сидевших перед нею дам. Леди Кэтрин оказалась высокой дородной женщиной с резкими чертами лица, которое, возможно, когда-то было привлекательным. Ее фигура, некогда безупречная, с годами слегка расплылась, но пронзительный взор в точности соответствовал описаниям, которые так часто слышала Элизабет. У леди Кэтрин были глаза человека, чьи руки в свое время вершили Божье правосудие. Элизабет задумалась о том, сохранили ли эти руки свою прежнюю ловкость.

Рассмотрев мать, в чьем облике и манерах она вскоре отыскала некоторое сходство с мистером Дарси, она перевела взгляд на дочь и почти разделила изумление Марии ее худобой и малым ростом. Ни лицом, ни фигурой две дамы ничуть не походили друг на друга. Мисс де Бэр выглядела бледной и болезненной, черты ее лица, хоть и приятные, были совершенно невыразительными, и она большей частью молчала, лишь иногда тихонько обращаясь к миссис Дженкинсон, которая и вовсе не представляла собой ничего примечательного и только выслушивала все, что ей говорила мисс де Бэр.

Так они просидели несколько минут, после чего их направили к окну полюбоваться видом. Мистер Коллинз не преминул указать им все красоты, а леди Кэтрин любезно прибавила, что вид особенно хорош летом.

Обед был чрезвычайно изысканным, со всей обещанной мистером Коллинзом прислугой и сервировкой. Сам же он, как и предсказывал, по желанию ее светлости занял место на противоположном конце стола и выглядел так, будто переживает один из величайших моментов своей жизни. Обстановка не располагала к разговорам. Элизабет охотно поддержала бы беседу, но ее усадили между Шарлоттой и мисс де Бэр, и первой то и дело приходилось напоминать о существовании столовых приборов, а вторая за весь обед так и не раскрыла рта.

Когда дамы вернулись в гостиную, то им ничего не оставалось, кроме как выслушивать рассказы леди Кэтрин о ее попытках изобрести сыворотку, которая замедлит или вовсе исцелит проявления неведомого недуга. Элизабет удивилась, услышав об этом, поскольку все стремления отыскать лекарство от этой чумы считались последним прибежищем наивных простаков. В течение пятидесяти пяти лет этим были озабочены величайшие умы Англии.

Ее светлость дотошно и бесцеремонно расспрашивала Шарлотту о ее домашних делах, на все у нее находился совет, и она объясняла, как следует вести хозяйство в столь небольшом семействе. Элизабет обнаружила, что от внимания великой дамы не ускользала ни одна деталь, когда это давало ей возможность поучать других. Иногда, прерывая беседу с миссис Коллинз, она обрушивала лавину вопросов на Марию и Элизабет – в особенности доставалось последней, о чьей семье леди Кэтрин почти ничего не знала.

– Мистер Коллинз сказал, что вы владеете боевыми искусствами, мисс Беннет.

– Да, хоть и вполовину не столь хороша в них, как ваша светлость.

– О, в таком случае я как-нибудь понаблюдала бы за вашим боем с одним из моих ниндзя. Ваши сестры тоже умеют сражаться?

– Да.

– Полагаю, вы обучались в Японии?

– Нет, ваша светлость, в Китае.

– В Китае? Эти монахи по-прежнему сбывают свое неуклюжее кун-фу англичанам? Полагаю, вы учились в Шаолине?

– Да, ваша светлость, под началом мастера Лю.

– Что ж, думаю, выбирать вам не приходилось. Будь у вашего отца больше средств, он отвез бы вас в Киото.

– Матушка бы не возражала, но отец не выносит Японии.

– А ниндзя еще живут с вами?

– У нас никогда их не было.

– Не было ниндзя! Как такое возможно? Вырастить пятерых дочерей без единого ниндзя! В жизни не слышала ни о чем подобном. Ваша матушка, должно быть, не знала отдыха, защищая вас.

Элизабет с трудом удержалась от улыбки, заверяя леди Кэтрин, что все было вовсе не так.

– Но кто же оборонял вас во время первой битвы? Без ниндзя вы, я уверена, смотрелись весьма жалко.

– Полагаю, что так и было, особенно в сравнении с другими семьями, но мы так желали выстоять и были так привязаны друг к другу, что с легкостью расправлялись с нашими противниками даже в самом нежном возрасте.

– Будь я знакома с вашей матерью, то настоятельно рекомендовала бы ей нанять отряд ниндзя. Я всегда говорю, что основу образования составляют длительные и постоянные упражнения. Будь моя дочь более крепкого здоровья, я послала бы ее в лучшие додзё Японии, едва ей исполнилось четыре. Кто-нибудь из ваших младших сестер выезжает в свет, мисс Беннет?

– Да, сударыня, все.

– Все?! Сразу все пятеро? Как странно! А ведь вы лишь вторая по старшинству. Младшие выходят в свет при незамужних старших! Но ваши младшие сестры, должно быть, еще очень юны?

– Да, самой младшей нет и шестнадцати. Возможно, она еще слишком молода, чтобы бывать в обществе, но, право же, думаю, младшим всегда тяжело приходится, когда они лишены общества и развлечений лишь потому, что старшие сестры не могут или не желают рано выходить замуж. Младший ребенок имеет такое же право наслаждаться дарами юности, как и старший. И лишиться их по такой причине! Не думаю, что это может способствовать сестринской любви и деликатности нрава.

– Право же, – сказала ее светлость, – ваши суждения весьма решительны для столь молодой особы. Скажите, сколько вам лет?

– Учитывая, что три моих младших сестры уже совсем взрослые, – с улыбкой ответила Элизабет, – ваша светлость вряд ли может рассчитывать на то, что я признаюсь.

Леди Кэтрин была явно ошеломлена, не получив ответа сразу. Элизабет заподозрила, что она первая, кто вообще осмелился ответить шуткой на столь величественную бесцеремонность.

– Уверена, вам не может быть больше двадцати, и нет никакой необходимости скрывать свой возраст!

– Мне двадцать лет.

Тут к ним присоединились джентльмены, и после чая были разложены карточные столы. Леди Кэтрин, сэр Уильям и чета Коллинзов уселись за “Склеп и Саркофаг”, а мисс де Бэр пожелала сыграть в “Выпори Викария”, и Мария с Элизабет удостоились чести составить ей компанию вместе с миссис Дженкинсон. За их столом царила непереносимая скука. Все разговоры велись исключительно об игре, разве что миссис Дженкинсон то и дело беспокоилась, не холодно ли мисс де Бэр, не душно ли, не слишком ли светло или темно. За другим столом атмосфера была более оживленной. Говорила в основном леди Кэтрин, указывая другим на ошибки или вспоминая какой-нибудь случай из жизни. Мистер Коллинз был занят исключительно тем, что соглашался с каждым словом ее светлости, благодарил ее за каждый отыгранный им пустой склеп и извинялся, если, по его мнению, выигрывал их слишком много.

После того как у Шарлотты изо рта вытекла третья чашка чаю, она с изменившимся лицом встала из-за стола, хватаясь за живот и извиняясь:

– Пссстите, фаша ффетлость…

Леди Кэтрин даже не отозвалась, а мистер Коллинз и сэр Уильям были так увлечены игрой, что и вовсе не заметили происходящего.

Элизабет увидела, как Шарлотта, сделав легкий реверанс, поковыляла в дальний угол комнаты, подняла подол платья и принялась усаживаться на корточки. Элизабет тотчас же, извинившись, покинула свое место и, стараясь не привлекать внимания, схватила Шарлотту за руку и сопроводила в уборную, где ее подругу на целую четверть часа одолел приступ столь тяжкой дурноты, что приличия не позволяют нам описывать ее на этих страницах.