Дочь моего друга (СИ) - Тоцка Тала. Страница 34
Но в сложившейся ситуации вряд ли кого-то она заинтересует. И к лучшему. Чем скорее об Арине Покровской забудут, тем безопаснее будет для нее.
Снова та же мысль царапает мозг. Чем скорее Арина перестанет быть Покровской, тем лучше.
Тем временем Арина складывает в чемодан вещи, косметику, ноутбук.
— Достаточно. Остальное привезут завтра, — закрываю чемодан, беру Арину за руку. — Пойдем.
Выходим в холл, она выдергивает руку, разворачивается. Оглядывается вокруг, во взгляде сквозит растерянность и безысходность.
— Я его любила, Демид. Этот дом...
Голос дрожит, глаза наливаются слезами. Рывком притягиваю к себе, прижимаюсь к виску губами.
— Не надо, малыш. Поехали, там поплачешь. И запомни, дом это не стены. Дом это люди.
Она всхлипывает мне в шею, цепляется за рубашку. Мы так и выходим из дома, и как только оказываемся за дверью, сразу становится легче дышать.
Не знаю, зачем, но ставлю дом под охрану, усаживаю Арину в ее «Порше», сам сажусь за руль.
— А машину разве я не должна оставить, Демид? — спрашивает она, вытирая ладонями щеки. И мне эта покорная беззащитность вскрывает сердце острым ножом.
Пусть подавятся и забирают все автомобили Глеба, но подарок отца на девятнадцатилетие у его дочери останется. Лично Маркелову завезу деньги за эту машину.
— Не должна, — цежу сквозь зубы, — это твой подарок на день рождения, Арина.
Всю дорогу молчим. На пороге дома Арина останавливается и разворачивается ко мне всем телом.
— Демид, выходит, я теперь нищая? — ее нижняя губа дрожит, хотя в целом девочка старается держаться. — Нищая и бездомная?
Притягиваю к себе, обнимаю, кладу подбородок на макушку.
— Нет, малыш. Ты не нищая и не бездомная. У тебя все есть, и дом, и деньги. И... — запинаюсь лишь на секунду, — и семья. Ты дома.
— У тебя?
— Нет. У себя. У нас.
Она отстраняется, уголок губ дергается в слабой попытке улыбнуться, но в улыбку так и не переходит.
Знаю, что это означает. Что это мой дом, а не ее. И она права, никаких «нас» нет. Зато я знаю, что должен сделать, чтобы она перестала так считать.
То, что я пообещал Глебу. Теперь можно сказать, я дал другу предсмертное обещание.
Арина Покровская исчезнет, а вместо нее появится Арина Ольшанская. Кстати, случайно можно заменить одну букву в имени. Так, незначительная ошибка при заполнении документа.
Была Арина, станет Ирина. Ирина Ольшанская.
И другого выхода у нас просто нет.
***
Арина
Уже который день мне кажется, что я живу в каком-то триллере. Прошла сквозь экран и оказалась совсем в другом мире — опасном, враждебном и незнакомом. Здесь со мной происходит всякий треш, который трудно объяснить, он не поддается никакой логике. Но так нужно, чтобы зрителям было интересно смотреть.
Окружающие меня люди тоже отыгрывают свои роли. Кто-то играет лучше, кто-то дико фальшивит. Я тоже играю, и возможно даже играю неплохо.
Единственный настоящий здесь — Демид. Он не играет, он просто делает. Все это время я живу в его доме, он дал мне ключи и сказал, что я могу делать что хочу.
Только как быть, когда ничего не хочется?
Мне звонили девчонки-одногруппницы, предлагали встретиться, пройтись по магазинам, посидеть в кафе. Я отказалась.
Во-первых, у меня нет своих денег. То, что Демид выдал мне карту для расходов, это не значит, что они у меня есть. Я оттуда трачу только на продукты.
Мне не нужна одежда, у меня ее достаточно.
Во-вторых, я не знаю, о чем с ними разговаривать. У них совсем другая жизнь, такая как у меня была раньше. Они живут у себя дома, их родителей не убивали за долги и не отбирали все имущество.
Никогда я не задумывалась над тем, как это — быть нищим и бездомным. Когда нет ничего. Ни дома, ни семьи, ни денег. Теперь это произошло со мной, и мне кажется, что все об этом знают.
Первое время я не могла выйти на улицу. Казалось, окружающие люди сразу все поймут. Будут показывать на меня пальцем и говорить «Смотрите, это она! Это та, которую выгнали на улицу и все отобрали!»
И в сочувствии девчонок мне чудится фальшь, под которой прячется желание расспросить, выяснить все из первых рук. Я больше никому не верю. Только Демиду.
Я верила папе, верила что он меня любит, обо мне заботится. Но он бросил меня, и если бы не Демид, я не знаю, где бы я сейчас жила. Наверное, меня бы уже не было. Оказывается, я совсем неприспособленная, я сама ничего не могу.
Я немного умею готовить, но у Демида есть домработница, которая все делает по дому. Еду он заказывает в ресторане, иногда просит приготовить домработницу. Я не навязываюсь.
Дома я почти все время одна, Демид целыми днями работает. Он мне выделил комнату, куда перевез все мои вещи. Он хочет, чтобы мне было максимально комфортно. Но я очень тоскую по своей комнате и нашему с папой дому. Мне там было хорошо, я иногда езжу на него смотреть.
Демиду не говорю, мне кажется, ему это не понравится. Он очень мало говорил о тех людях, с которыми связался папа, но из его слов я поняла, что они очень опасные. И я не понимаю, как папа мог так со мной поступить.
Если он знал, какие они, как он мог с ними связаться? Я спрашивала Демида, но он отмалчивается. Повторяет только, что папа меня очень любил, и все. А я не понимаю, как так можно. Любить и бросить.
Сегодня решаю все-таки сама приготовить ужин. Предварительно звоню Демиду чтобы спросить, когда он будет. Ждать его к ужину или нет.
Он всегда предупреждает, если задерживается. Но ни разу такого не было, чтобы он не ночевал дома. Не знаю, это из-за меня или нет. Я помню про его правило трех дней, но мне сейчас даже дико вспоминать, что у нас с ним был секс. Что Демид мой первый мужчина.
Это была другая жизнь, другая я. И Демид был другой.
Он очень внимательный ко мне, предупредительный, заботливый. Но меня не покидает ощущение, что он все это делает из жалости, как к больному ребенку.
Для него я такая и есть. Дочка его друга. Которая повисла на его шее как балласт. А Демид слишком порядочный, чтобы меня при этом еще и трахать.
У нас с ним негласный договор — мы оба не вспоминаем то, что между нами было. Даже те два раза, что мы с ним просто спали вместе в нашем доме, кажутся чем-то нереально далеким.
А в ту ванную комнату на первом этаже я так ни разу больше и не вошла.
Телефон вибрирует, на экране загорается имя Демида.
— Малыш, ты звонила?
То, что у меня от его голоса все еще по телу идет дрожь, это лишь отголоски прошлого. Как при виде нашего с папой дома у меня все еще по телу идут мурашки.
Это пока не проходит, но я знаю, что пройдет.
— Хотела спросить, тебя ждать к ужину?
— Да, я приеду. Что заказать?
— Я хотела приготовить. Или... ты не хочешь?
Пауза практически незаметна, или это я слишком внимательно вслушиваюсь.
— Хорошо, Арина, я буду в семь.
Остаток дня провожу на подъеме. Продукты в холодильнике есть, решаю не экспериментировать, а запечь курицу, приготовить рис с овощами и нарезать салат.
Демид приезжает ровно в семь, я залипаю возле окна, глядя, как он паркует машину.
У меня все готово, но я все равно несколько раз перекладываю приборы, пока он моет руки.
— Как вкусно пахнет. Привет, — привычно тычется носом в макушку и садится за стол.
Затаив дыхание, слежу, как он отрезает кусочек курицы и отправляет в рот. Застывает с блаженной миной.
— Ммм... Дас ист фантастиш! Очень вкусно, малыш.
Не могу сдержать довольную улыбку и сама принимаюсь за еду. Действительно вкусно.
— Может, вина?
— Можно...
Демид идет за бутылкой, я достаю бокалы. Он разливает вино и улыбается, наверное, впервые с того дня как не стало отца. И мне тоже хоть на минуту становится немного легче.
К концу ужина я сама расслабляюсь. Мелкими глотками пью свое вино, пока Демид варит кофе. Он сам вызвался после такого по его словам божественного ужина.