КОМ: Казачий Особый Механизированный (СИ) - Войлошникова Ольга. Страница 10

— Приношу вам, господин Коршунов свои искренние извинения. Я оказалась в плену ощущения собственной ложной значимости. Мне следовало проверять любую информацию, особенно такую эмоциональную. Ещё раз, приношу вам свои искренние извинения.

Я коротко поклонился.

— Господин вахмистр, госпожа Харитонова, ваши извинения приняты. За сим вас не задерживаю. Приношу извинения, но дальнейшее общение — это уже сродственное дело.

Харитонов пожал мне руку, а девица дернула головой в поклоне, и они ушли.

Стоял, думал. Ну как-то этот бардак с родичами надо заканчивать. Но, опять же, если придирки и наветы будут дальше продолжаться… даже не знаю…

— Так и будешь молчать? — не выдержала маман.

— А о чём говорить? Я для вас, матушка — вечный сопляк непонятливый. Вы внуков от меня ждёте, а сами вокруг скачете, словно я всё в штаны писаюсь. Вы уж определитесь. Папане я уже сказал: на фронте я умереть — взрослый, а дома быть — малый.

Она сердито сопела и смотрела в землю.

Ох, и тяжко мне было, но… Зная характер моей матушки — она и так подвиг совершила, себя переломила, на съёмную квартиру явившись… Н-да. Придётся и мне ответную дипломатию разводить.

— Ладно, — продолжил я, — вы таки родители мои, ссориться нам не с руки, но прошу маман, норов свой уймите. Я уже давно под стол не хожу, а вы и не заметили… Э-эх! Проходите в дом. Я сейчас до кондитерской схожу, к чаю чего-нибудь куплю, а то гости на пороге дорогие, — я усмехнулся, — а в дому шаром покати. Я, знаете, к дуэли готовился, не до разносолов тут было… А вы пока с Мартой поговорите. Пообщайтесь.

Вышел со двора. Ну вот правда — как сбежал от них. А и без разницы. Куплю торт, будем обидки сладким заедать. Да ещё настоятельницу надо бы уважить.

Дошёл до кондитерской, а там тоже драма. Перед дверью стоит девчушка и плачет, а в пыли перед ней три пирожных валяются. Выронила, наверное. Етить-колотить, и так горько плачет!

— Ну что ж ты, красавица, слёзы солёные льёшь? Щас быстренько горю твоему поможем! — подхватил её под ручку и открыл дверь в кондитерскую. — Давай-ка выбирай, чего тебе нравится, а мне, барышня, тортик самый наилучший заверните, пожалуйста. И подсчитайте плюсом, что вот эта красавица выберет.

Оплатил, взял торт, да и вышел из кондитерской.

Ладно. Пришёл домой, а там не то что бы идиллия, но перемирие в картинках: все четверо сидят за столом, чай пьют и баранки вчерашние доедают. В гляделки играют.

— Та-дам! Торт заказывали?

Папаня поморщился. Сразу видно: ему мой тон весёлого идиота не понравился. Ну, так и я не двадцать пять андреек*, чтоб всем нравиться.

*Андрейки — народное наименование рублей

с портретом царствующего

императора Андрея Фёдоровича:

чеканных серебряных монет

и бумажных банковских билетов

номиналом от рубля и выше.

Поставил угощение на стол.

— Начинайте, я сейчас, буквально через пять минут буду.

Вышел в сени, достал из шкафа парадную форму, щеткой пыль с неё стряхнул и быстренько надел. Когда вернулся в кухню, с удовольствием посмотрел на вытянувшееся лицо маман и понимающую улыбку отца. Перед ними стоял не пацан, а служивый казак Иркутского войска. И медалей да памятных значков у меня на груди было по-всякому если не больше, то уж точно не меньше, чем у любого моего сверстника.

— А вот теперь поговорим. Я, маман, наверное, первый скажу, да? Я — полноправный казак Иркутского корпуса. Давно уж в совершеннолетии, коли вы забыли, зимой уж двадцаточка стукнула. И медали-ордена, как видите, и личный шагоход. До старшего вахмистра дослужился. А вы ко мне как к несмышлёнышу?.. При всей родне, соседях опозорили, даже слова сказать не давали. Посему думается мне, уйду я из семьи. Сам, своим умом жить стану. А то ваше ядовитое влияние даже учиться мне помешало. Деньги есть, образование вы мне дали, за что безмерно вам благодарен, ну а дальше сам. У вас вон три дочери остались, вот их и воспитывайте.

Матушка так усердно наглаживала пальцами скатерть вокруг своей чашки — хлеще утюга. Не успел я завершить отповедь, как она кинулась каяться:

— Погоди, Ильюша. Я уже всё сама поняла. Спасибо матушке-настоятельнице — вразумила. И соседям, и родичам я сама всё объясню. Ты уж прости меня!..

А я… А что я? Стоял при полном параде, как будто на награждении, или, не дай Бог, на эшафоте. Смотрел на ровненький, покаянно склонённый пробор волос, уложенных в узел на затылке. А седоватая маманя-то у меня уж…

И вот что с ней делать? Простишь, так она через некоторое время опять всё по новой начнёт. Да стопудово начнёт! Чтоб Евдокия Максимовна, да без инициативы⁈

— Знаешь, матушка, ссориться нам не с руки, всё равно, так или иначе, помиримся. Но! Есть у меня одно условие. Вот — Марта. Девчонка смышлёная, ужасть. Вот и воспитай-ка мне травницу, чтоб хоть маленько у тебя переняла. А заодно ключницу. По-любому, будет хозяйство — вот, чтоб она могла с ним справляться, пока меня на месте не будет.

— Так я думала ты её в жены…

— Вот снова те же песни, на тот же мотив! — с досадой хлопнул я по столу, матушка аж руками испуганно всплеснула. — Я её просто привез с войны! У нас кое-кто себе котят-кутят подбирает, а я вот её…

— Извини, извини, Илюшенька, я поняла…

Но теперь меня понесло:

— Никаких лямурных дел у нас не было! И не будет! Зарубите себе это на носу! И больше, чтоб я разговоров на эту тему не слыхал! Понятно вам⁈

— Понятно! Чё ж тут непонятного? — сразу согласилась матушка, тараща на меня глаза.

Впрочем, сама Марта, да и мать-настоятельница от неё не отставали. Пучились на меня — совно три кошки за бантиком на верёвочке следят. Один батя невозмутимо наблюдал за тем, как маман пыталась наводить мосты. Дескать: сама увязла — сама и выгребай…

— Вот Марта, — маман дипломатично показала на Марту ладошкой. — Она, значицца, будет кто? Воспитанница?

— Вот! Можете же, когда захотите! Воспитанница! — и чего мне самому такое простое и чёткое определение в голову не пришло? А то всё «просто Марта» да «просто привёз».

Матушка довольно приосанилась. Это она в горячке ещё не допетрила, чем я её озадачить хочу.

— Но правильно воспитать её надо. Дитё ж ещё. Только воспитатель из меня, как из говна — пуля. Так что, матушка, придётся вам за это дело браться. Не сейчас, конечно, а когда у меня да у Марты обучение закончится. И мне с сертификатом обучения выгодные контракты легче будет найти, и она русский подучит.

На том и порешили. Матушка, покрутив ситуацию так и этак, нашла для себя, что тут она снова выходит на ведущие позиции, и пришла в состояние душевного спокойствия и удовлетворённости. Родители ещё немного у меня посидели да засобирались в Карлук. Вроде, и недалеко от Иркутска, а полтора часа вынь да положь.

Договорились, что на выходные приеду их навестить, и я проводил их до ипподрома. Оказалось, что пролётку папаня там запарковал, а до моего дома пешком шли. Чё к чему? Неужто хотелось ноги бить? Марта ещё немного поговорила с настоятельницей, и та тоже попрощалась. Вообще, её молчаливое присутствие здорово мне помогло — всё-таки поддержка.

ДОВЕСОК

Когда все ушли Марта рассказала:

— Я сидеть в классе, учить урок. А настоятельница говорить: «Марта, к тебе пришлить». Кто пришлить, зачем? Я выходить в садик, а там они уже все сидеть. Мы, говорить, хотим поговорить. А я им: вот вы тут сидеть, вас есть четыре человек — и разговаривайть друг друга, сколько вам хотеть! И хотеть уйти. А мать-настоятельница говорить, что нужно им всё рассказать… Они спрашивать, а я всё и рассказать. А потом мы сюда приехать-приходить. Я плохо сделать? — а сама глазёнками голубыми мне в глаза смотрит, одобрения ждёт.

— Ты — вообще молодец! Всё правильно сделала. Только тебе теперь ещё прилежней учиться надо, скоро в Карлук возвращаться.

— Пи-лежней?

— При-леж-ней, это значит лучше, сильнее…