Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей кар - Коттлер Джеффри А.. Страница 21

Здесь мы попросили Дика подробнее рассказать о своем подходе, в котором отвергается использование традиционных диагнозов и вместо этого терапевт сосредоточен на выявлении и анализе так называемых “частей” личности клиента, ответственных за те или иные психические нарушения. “Я рассматриваю каждого человека — кстати, психотерапевтов это тоже касается — как сложную многокомпонентную систему, в центре которой расположено главное «я», а на него нанизываются многочисленные разноплановые аспекты или, если угодно, части личности. Именно поэтому клиентам удается невольно спровоцировать терапевта на нежелательную реакцию. Если некая неконструктивная часть личности вдруг выходит на первый план, мы получаем готовый рецепт терапевтической катастрофы. Когда я работаю с клиентами, мне нужно внимательно следить за тем, чтобы мое главное «я» все время оставалось у руля и контролировало ситуацию. Я называю это принципом «я»-лидерства. Да, все вспомогательные части моей личности по-прежнему при мне, однако я не позволяю им взять верх и перехватить управление, поскольку, должен признаться, некоторые из них склонны к достаточно экстремальным реакциям на окружающих. Будем считать, что это мой личный альтернативный взгляд на явление контрпереноса.

Самую коварную частичку себя, которая вечно втягивает меня в неприятные ситуации, я называю своим нетерпеливым “я”. Ему вечно хочется управиться со всем побыстрее, его раздражает, если психотерапия занимает слишком много времени. Если клиент умудрится наступить на эту больную мозоль, а я не сдержусь и отреагирую, человек на подсознательном уровне ощутит мое осуждение и, вполне закономерно, начнет сопротивляться и защищаться. Порочный круг замкнулся”.

ГЛАВНЫЙ ВИНОВНИК ПРОБЛЕМ

Итак, выходит, заклятый враг Дика — его нетерпеливое “я”, коварная частичка собственной личности, которой быстро становится скучно и которая стремится развлечь себя, пусть даже в ущерб клиенту, вынуждая Шварца спешить, хотя внутри он прекрасно понимает, что человек еще не готов двигаться вперед. Установив виновника всех проблем, мы решили разобраться с его “сообщниками” и поинтересовались у Ричарда, какие еще его части больше всего мешают ему в работе.

“Что ж, есть еще одна пакостливая частичка. Мне кажется, это достаточно распространенное явление, характерное для многих представителей мужского пола. Эта частичка терпеть не может, когда кто-то включает режим полной беспомощности и начинает вести себя чрезмерно требовательно. Я знаю, это далеко не лучшее качество для психотерапевта, но, когда мне попадается особенно капризный клиент, который словно впадает в детство и требует к себе слишком много внимания, я ничего не могу с собой поделать, и эта хладнокровная и бесчувственная часть меня внезапно берет верх. Да, я буду говорить человеку правильные и нужные слова, но при этом в моем голосе не будет ни капли сочувствия. Капризная частичка клиента почувствует эту реакцию и начнет вести себя еще более капризно. В итоге клиент чувствует себя покинутым, и у него начинается паника”.

К сожалению, то явление, которое только что описал Шварц, — горькая правда для многих представителей нашей профессии. Неприятно это признавать, однако худшие провалы в нашей карьере, самые страшные терапевтические катастрофы в нашей практике чаще всего происходят именно тогда, когда нам не удается обуздать свое раздражение на слишком капризных, слишком настырных и слишком требовательных клиентов. Разумеется, большинство людей, которые обращаются за помощью к психотерапевту, по определению пребывают в растерянном и беспомощном состоянии. Они приходят к специалисту, желая услышать ответы на свои вопросы, хотят, чтобы мы рассказали им, что и как нужно сделать, чтобы выйти из тупика. Однако слишком часто при встрече с такими людьми коварный внутренний голос у нас в голове срывается на крик: “Черт побери, сколько можно ныть?! Да оторви же ты, наконец, пятую точку от кресла и начни что-нибудь делать!”

Мы прекрасно понимали, о чем говорил Ричард, однако почему-то постеснялись делиться своими самонаблюдениями вслух и вместо этого попросили его привести конкретный пример терапевтической катастрофы.

“Вы хотите историю о моем провале?” — переспросил Шварц.

“Именно, — наседали мы, — о худшем в вашей карьере”.

“Ну, о худшем я вам, пожалуй, не расскажу”, — попытался увильнуть он.

“Тогда расскажите о случае, который вы ставите на второе место в своем личном рейтинге провалов”, — не сдавались мы.

“О втором, стало быть?” — задумчиво протянул Шварц.

“Ладно, пусть это будет случай из первой пятерки”, — мы решили пойти на уступки. Вдоволь поторговавшись, Ричард наконец приступил к своему рассказу.

Я БЫЛ НЕ ГОТОВ

Случай, о котором Дик решил рассказать, произошел много лет назад. Мы обратили внимание, что практически все терапевты, с которыми мы проводили интервью, старались выбрать историю из отдаленного прошлого. Возможно, это связано с тем, что раны от более недавних провалов по-прежнему были слишком свежими и болезненными, чтобы говорить о них на публике.

“Так сложилось, что в самом начале своей карьеры мне выпало работать с жертвами насилия. Честно говоря, я был к этому не готов. Я взялся за эту работу, не имея за спиной толкового супервизора, и мне буквально приходилось наощупь двигаться в потемках. Кроме того, я был откровенно не подготовлен к тому, насколько резкие перемены могут происходить с подобными людьми в процессе терапии.

Как-то раз ко мне пришла одна клиентка. Временами она вела себя ужасно капризно, и та самая хладнокровная частичка меня, о которой я упоминал, очень остро на нее реагировала. В ответ клиентка сильнее капризничала и требовала к себе еще больше внимания. На каком-то этапе, когда она поняла, что я не собираюсь вестись на ее приемы, у нее включилась ее яростное “я”, которое зацепило за живое еще одну не лучшую часть моей личности: “я” конфликтное и критикующее. Я начал воспринимать ее поведение в штыки. Я прочно укрепился во мнении о том, что она пытается мною манипулировать, и еще одна, третья потаенная часть моей личности начала ее откровенно бояться. При таком негативном настрое неудивительно, что я приходил в ужас, стоило мне завидеть ее имя в расписании. Каждый раз, когда приближалось время сессии с ней, я с замиранием сердца надеялся, что она не придет. Конечно, такое отношение к клиенту невозможно долго скрывать. Я пытался, но сами понимаете, это бесполезно”.

Когда Шварц больше не мог сдерживаться и его негатив по отношению к клиентке начал понемногу проявляться во время сессий, девушка быстро уловила осуждающие нотки в его голосе и почувствовала себя еще более ничтожной. Ричард подчеркнул, что это типичная ситуация для многих жертв насилия, когда их неконструктивные реакции еще больше усиливают в них чувство собственной ничтожности. “Ей нужно было доказать мне, что я не прав. Она начала отпускать по поводу меня язвительные замечания, критически комментировать все, начиная от моей манеры работы и заканчивая моим выбором одежды. Ситуация стремительно обострялась”, — вспоминал Ричард.

С БОЛЬНОЙ ГОЛОВЫ НА ЗДОРОВУЮ

Мы поинтересовались у Ричарда, что, как ему кажется, стало главной причиной терапевтической катастрофы в данном случае. У нас уже было несколько гипотез, но мы хотели выслушать его мнение. Вынуждены признаться, ответ Ричарда Шварца нас немало удивил.

“К терапевтической катастрофе привело то, что мне было не с кем проконсультироваться. Когда неконструктивная часть твоей личности берет верх и выходит на первый план, как это произошло в моем случае, ты даже не замечаешь того, что поступаешь неправильно. Мы, психотерапевты, прекрасно умеем оправдывать собственные эмоции, слова и действия, обвиняя клиента во всех грехах. Мы утверждаем, что клиент сумасшедший, жалуемся на то, до чего же он нас достал. Потом на каком-то этапе мы понимаем, что такой клиент превратился в слишком большую обузу для нас и отчаянно ищем способы переложить свою проблему с больной головы на здоровую: упечь его в больницу или перенаправить к другому специалисту”.