Первая мировая (СИ) - Чинцов Вадим Владимирович. Страница 26

Английский посол состроил гримасу — Правду оказывается говорят, что Вы, ваше Величество, без своих министров не можете даже шагу шагнуть без их одобрения. Вроде самодержавный император, в отличие от нашего короля, а на самом деле…

Николай гордо расправил свои плечи — Его посмели обвинить в отсутствии самостоятельности.

— Вы же только что прочли договор, здесь всего несколько пунктов, которые позволят вам получить свою долю репараций в случае объявления войны этим немцам! Австрийцы тоже немцы, как ни странно это звучит.

Николай Второй широко поставил свою подпись на трех экземплярах договора после подписи английского короля, но выше подписи французского президента, успевшего вместе с правительством сбежать в Англию — А почему на договоре отсутствует подпись президента США?

Американский посол улыбнулся — Мы немедленно отправим договор в Вашингтон, сейчас Сенат рассматривает вступление США в войну. Вот вам текст договора для ознакомления вашего правительства, Ваше Величество!

Строев и Резник, узнав от царя о вступлении страны в войну на стороне англичан и о объявлении всеобщей мобилизации чуть было не прибили Николая Второго попавшимся под руки золотым портсигаром. Выйдя из царского кабинета, Андрей, хмурясь, вздохнул — И этого козла после смерти объявят святым! Вот же идиотизм! Как этот олигофрен посмел заключить договор без согласования со своими советниками?

Резник зло сплюнул, забыв, что он во дворце — Я предполагаю, что послы, которых он принимал час назад, смогли сыграть на его тщеславии и развели его как лоха. Он же прост как пень.

— Ну что ж! Объявляй мобилизацию! Только о ее окончании доложишь только через месяц. Попробуем потянуть резину. Хорошо, что наши ежегодные сборы для военных учений никто не воспринимает всерьез, не подозревая, что мы фактически проводим общую мобилизацию, ежегодно готовясь к началу войны. Вот и дождались. Теперь бы только не взбрело этому козлу принять на себя главнокомандование! Я сегодня должен на эту тему поговорить с обеими императрицами. Пусть удержат дурака от глупых поступков.

Вильгельм Второй принял начальника германского генштаба после получения от русского посла ультиматума о немедленно выводе войск из Франции, в ином случае Россия готова объявить войну Германии и ее союзникам.

— Ну и что будем делать? — кайзер растеряно мерил шагами свой кабинет.

— Ваше Величество! Предлагаю австрийские дивизии второго эшелона развернуть навстречу русским, только что сформированный нами новый пехотный корпус и два полка артиллерии, которые уже находятся в эшелонах, мы также отправим на восток. Мы не будем ждать окончания мобилизации в России, а ударим сейчас, пока русские не готовы нашему внезапному удару. Удар предлагаю нанести по Польше. Поляки поголовно мечтают отколоться от России и обязательно ударят русским в спину, у них это еще со времен Наполеона в крови. Мы не будем размазывать войска по фронту а двумя колоннами ударим в двух направлениях: Южном на Киев и Северном на Варшаву и дальше на Минск. Взяв эти города, мы соединим наши клещи в Смоленске, откуда до москвы как говорят русские, рукой подать!

— Нам разве хватит этих сил для выхода на оперативный простор? Я конечно вас понимаю, фельдмаршал, вы хотите пройтись по русским тылам, уничтожая их штабы и захватывая военные склады. Вот только вы рискуете, растянув свои коммуникации, оторваться от своих тылов и без снабжения останетесь без боеприпасов.

— Ваше Величество! Генеральный штаб считает, что мы, захватив подвижной состав русских, сможем его использовать для переброски всего необходимого.

— Ну что же! Если мой кузен настолько отупел, чтобы вместо спокойного мира ввязаться в кровопролитную войну, то пусть он и отвечает за гибель своих подданных.

На конспиративной квартире коммунистической партии срочно собрался Центральный Комитет в полном составе. Инициатором был Владислав Ленин — Товарищи! Царь решил ввязаться в войну за чужие интересы, решив наплевать на интересы своей страны. Мы должны выступить с разъяснениями пагубности такого решения, но ни в коей мере мы не должны не вставлять палки в колеса нашей военной машины. Нам нужно сделать все, чтобы немцы умылись кровью, навсегда отбить у них охоту ходить к нам за добычей. А вот после окончания войны готовьтесь сместить неразумного царя с престола. Пришла пора менять власть в нашей огромной стране. Мы и так дали Николашке слишком много времени на принятие правильного решения. Да вот беда — Не хочет помазанник управлять государством во благо своего народа. Решил вот в полководца поиграться, оставив в истории след Великого победителя, не понимая при этом ни в военном деле, ни в политике, ни в экономике!

Ульянов аж подскочил со своего стула — Ну наконец-то! Я уже начал сомневаться в вас, товарищ Ленин! Некоторые товарищи тоже выражали вам недоверие, считая вас агентом царской охранки, чья задача не допустить выступления нашей партии против царской власти. Я рад, что мы ошибались!

Кропоткин удивился — Владимир Ильич! Вот уж не думал, что такой человек как вы может не доверять товарищу Лису, и ты извини, Владислав, что по старой твоей кличке к тебе обращаюсь. Что будем делать с царской семьей?

После начала Войны в обществе усилились антигерманские настроения, Санкт-Петербург решили переименовать в Петроград. Николай Второй, подписавший этот манифест, выслушивал насмешки по этому поводу даже от своей матери. «Скоро Петергоф назовут "Петрушкин двор», — опасалась вдовствующая императрица Мария Федоровна. Тем не менее, антигерманские настроения в обществе набирали обороты, и дальнейшие инициативы по искоренению всего немецкого переходили даже на бытовой уровень. Появлялись, например, предложения заменить в обиходе немецкое слово «бутерброд» на английское «сэндвич» (поскольку Великобритания стала союзницей России по Антанте). Первая мировая война была уникальна для российского общества тем, что ее приближение не столько пугало, сколько вызывало энтузиазм, который весьма активно поддерживался и подогревался официальной пропагандой. Заголовки петербургских газет тех дней — «В преддверии войны», «В ожидании войны». Следует сказать, что далеко не все общество поддерживало эту позицию.

«Почему вообще война, всякая, — зло, а только эта одна — благо? — удивлялась в своем дневнике писательница Зинаида Гиппиус. — Никто не знает. Я верю, что многие так чувствуют». Война с Германией вызвала сильнейший всплеск антинемецких настроений — неприятие вызывало все, что было связано с этой страной, включая немецкую культуру, искусство, бизнес. Петербургские и московские театры изымали из репертуара пьесы немецких авторов — Шиллера и Гете; дирекция Императорских театров поставила вопрос о закрытии вагнеровского абонемента в оперных театрах. Исполнение немецкой музыки стало считаться непатриотичным поступком. Даже то, что Россия со времен Петра Великого заимствовала у немцев, и то, что стало восприниматься практически русским — например, названия профессий, должностей, учреждений, предметов быта, становилось объектом критики и гонений. По Москве и Петрограду прокатилась волна антинемецких погромов. Исчезали венские булочные и немецкие колбасные. Патриоты громили немецкие лавки и мастерские. Подчас доставалось и евреям, чьи фамилии по звучанию напоминали немецкие, поэтому на некоторых торговых точках даже появлялись объявления: «Это не немецкая, а еврейская лавка».

В первые дни войны столичные газеты сообщали о массовом возвращении отдыхающих с курортов Австрии и Германии: «Поезда, прибывающие из-за границы, в особенности из австрийских курортов Франценбад, Карлсбад и др., переполнены пассажирами, главным образом, русскими, спешащими покинуть пределы Австрии. Многие лица, собравшиеся в отъезд за границу для лечения, возвращают обратно железнодорожные билеты». Под влиянием антинемецких настроений сотни немцев покидали обе столицы, другие старались приспосабливаться к новым условиям, например, меняя немецкие фамилии на русские.