Вишенка (СИ) - "Villano". Страница 2

— Он не может позволить членам своей семьи позорить великий род Макошей. Еще одна выходка — и он от вас отречется.

— Не больно-то и хотелось, — буркнул я, безуспешно отдирая от себя холодные ветреные руки кокона, шарящие по мне без всякого смущения. Идиотское и совершенно бесполезное занятие — хуже только солнечных зайчиков в банку ловить!

— Княжич, вы ударились головой и ничего не соображаете, раз несете подобное, — перестал изображать душку старикан. — Вы как минимум замуж достойно выйти не сможете!

— И слава богу.

— Слава богу? На что вы жить собираетесь, уважаемый? Князь отберет у вас имение и выкинет на улицу без гроша. С вашей неординарной внешностью вы не протянете на свободе и пары часов.

— А что не так с моей внешностью? — насторожился я.

— Ох, да что же это! — всплеснула руками тетка. — Да как же это?

— Мариша, успокойтесь, — подобрел старикан, встал с постели и, приобнимая за плечи, потащил тетку к выходу. — Принесите воды и успокоительное, а я с Яном как мужчина с мужчиной поговорю. Не торопитесь, дайте мне немного времени, хорошо?

Старикан выпнул тетку за дверь и повернул ключ в замке. На два оборота. Я насторожился еще больше, а он вернулся ко мне и первым делом отвесил жестокую пощечину. У меня чуть шея не оторвалась.

— Тебе что было сказано, щенок?

— Что?

— Не зли отца! Не вздумай сбегать из Академии! А ты опять за свое? Да как ты посмел мне перечить?! Глупый похотливый пиклюк! Разнузданного любодеяния захотелось?

Я охренел. Это что же это получается?! Я живой? Реально живой? Типа попаданец, что ли? Новое тело. Новый мир. Новые правила. Я вспомнил смех старикана в подвале разрушенной крепости, свое неосторожное «жопой обойдешься» и зажмурился в ужасе. Это я что, за «долго и счастливо» реально задницей расплачиваться должен?! А если не захочу, мне светит «коротко и ужасно»? Етить-колотить!

— Скажи спасибо, что я вовремя тебя остановил и свидетелей твоего отвратительного поведения уничтожил. Это, между прочим, пятнадцать человек, из которых смерти заслуживали только десять! Все они на твоей совести, понял?

— Ну уж нет, — поспешил откреститься я. Невинно убиенных душ мне только и не хватало! У меня и так руки по локоть в крови, куда еще? — Ты их убил, ты со своей совестью и разбирайся. Нечего на меня свои грехи перевешивать!

Маг словно на стену налетел: глаза расширил, словами подавился и контроль над коконом потерял. Я скатился по другую сторону постели, встал на ноги и спросил о животрепещущем:

— Что еще за брачный договор?

— Князь согласился на предложение пограничного лорда Церберуса. Сразу по окончании Академии ты отправишься в его замок и никогда больше на родину не вернешься.

— А ты, я смотрю, и рад-радёшенек.

— Рад — не то слово, — и не подумал отнекиваться старый хрыч. — Я счастлив! Твоя похотливая задница заслуживает самого страшного наказания, и я уверен, что лорд Церберус и его могучие боевые псы — те самые люди, которые сумеют тебя приструнить.

Меня ознобом до костей пробрало. «Похотливая задница»? У меня? Да чтоб этого свихнувшегося домового подорвало и по всей пустыне разбросало! Ну нет. Так дело не пойдет. Я оглядел комнату в поисках зеркала. Если мое нынешнее тело хотя бы отдаленно напоминает мое прошлое, хрен местным жителям достанется, а не моя задница. Зеркало обнаружилось в другом конце комнаты, и я бросился к нему едва ли не бегом. Маг проводил меня удивленным взглядом, понял, куда я несусь, и плюхнулся в кресло с таким видом, будто у него ноги отказали:

— Ян, ты неисправим. Двадцать три года, а тебя ничего кроме своей внешности, тряпок и разнузданного секса не интересует. Весь в мать пошел. Весь!

— А что не так с моей мамой? — остановился перед ростовым зеркалом я. Скинул ночнушного вида хламиду, оставаясь в неглиже, и снова охренел.

Невысокий, хрупкий, бледнокожий, лилововолосый, огненноглазый, изнеженный цветуёчек. Две серьги в левом ухе и одна в брови, четыре разнокалиберных цепочки на тощей шее, тонкие пальчики в кольцах, в пупке гвоздик с рубином, пах гладко выбрит, член — не член, а пиписька детсадовца. Боком повернулся, чтоб на спину глянуть, и выругался вслух: нечто дьявольское, крылато-хвостатое и черно-выпуклое тянулось по всей спине и хвостом своим треугольным ровно в ямку между ягодицами упиралось. Ууууууу! Ну старикан, ну удружил!

— Если не считать того, что она суккуб? Ничего. Ты хоть и полукровка, но в тебе от человека только внешность.

Я вопросы насчет дьявольской маман проглотил, дабы не спалиться, перестал крутиться перед зеркалом и, подхватив с пола хламиду, пошел к кровати. Мне нужно было время, чтобы с новым телом смириться. Маг проследил за мной глазами, и я уловил аромат опалившего его душу желания. Етить-колотить! Ему же сто лет в обед! Педофил хренов. Тьфу!

— Велимир, не перестанешь на меня так смотреть, я твои яйца на посох намотаю! — рявкнул я, спешно натягивая хламиду. Лег на постель и закутался в одеяло чуть ли не с головой.

— Рот закрой, несносный мальчишка, — покраснел то ли от стыда, то ли от злости старый хрыч и незнамо как оказался сидящим на моей постели. Погладил меня по бедру куда неприличнее прежнего. — Раньше ты против моих ухаживаний ничего не имел.

— Зато теперь имею, — сглотнул ком соленого ужаса в горле я. Это что же это, а? Это я с этим… древним… трухлявым пнем сексом занимался?! Етить-колотить! — Убери от меня свои грязные руки.

— Я спас твою задницу от многократного изнасилования, а ты! Свинья неблагодарная!

— Я тебя об этом не просил, так что свободен, — отрезал я. — Ищи себе любовника в другом месте.

— Ах так! — покрылся очередной волной красных пятен Велимир. — Ну я тебе устрою! Я тебе такое устрою!

— Хуже, чем сейчас, быть не может, — отмахнулся я.

Что он мне сделает? Я княжич, у меня скоро с пограничным лордом свадьба. Маман, опять же, в суккубах. Руки у мага коротки.

— Так слушай же меня, неблагодарный, — вскочил с постели Велимир. Замахал руками на манер ветряной мельницы, засверкал глазами, стукнул об пол посохом и припечатал: — Не будет тебе от любодеяния никакой радости до тех пор, пока любовью взаимной сердце твое черствое не пропитается. Не будет смазки на дырочке твоей похотливой и…

— У меня что, из задницы капало?! — в ужасе перебил не на шутку разошедшегося старикана я.

— Нет, конечно, — сбился с мысли Велимир. — Просто увлажнялось там все, когда ты по-настоящему заводился, и проникновение облегчало.

— Мерзость-то какая, Господи…

— Ты мне, между прочим, поначалу сам на шею вешался, так что не надо тут поруганную невинность изображать.

Я сглотнул очередной гадкий ком, попытался информацию переварить, но спокойствие мое разлетелось вдребезги. Я! Майор! Выпускник «Лесной Школы»! Руководитель спецподразделения! Попал в тело малолетнего течного шлюха! Етить-колотить! Желудок мой подкатил к горлу, и меня вывернуло наизнанку.

— Ох! Да что же это! Да как же это! — материализовалась возле кровати Мариша.

— Не отдавай меня ему, — вцепился в нее дрожащими руками я. — Выгони из комнаты к херам!

— Я сам уйду! — смертельно обиделся Велимир. — А ты сто раз пожалеешь, что так со мной обошелся. Думаешь, я не знаю, почему ты со мной спал? Еще как знаю! Так вот, имей в виду: я за тобой больше присматривать не буду! И тому, кто тебя против воли нагнуть захочет, слова не скажу. Сам со своими любовниками разбирайся!

— И разберусь! — спрятался за широкую спину Мариши я.

— Княжич! Маг Велимир! Перестаньте!

— Я все сказал, — хрястнул посохом об пол старикан и испарился.

Я облегченно выдохнул, прополоскал рот поданным питьем и вырубился.

…

Лето. Неяркое солнце за облаками. Лес без подлеска вдоль широкой дороги. Люди, кони, повозки. Пролетающие стрелой курьеры. Неспешно ползущие, золотом увешанные и охраной окруженные кортежи.

Жизнь на торговом тракте била ключом, но я, как ни старался, наслаждаться ею не мог, потому что у меня болело все. Абсолютно! Ноги, натертые неудобным седлом, коленки, непривычные к нагрузкам, пальцы, содранные поводьями, и предплечья, в борьбе с непонимающим меня вовсе жеребцом, выдернутые. Тоже мне, мастер спорта по троеборью. Эх! Хуже нет, чем опыт помноженный на знания в теле, которое в седле первый раз сидело. Навыков — ноль, силы — ноль, да всего ноль!