Гримстоун (ЛП) - Ларк Софи. Страница 3

Это мои первые слова, обращенные к мужчине, стоящему в тени дуба. Или, можно сказать, прячущемуся.

Он высокий, с копной густых темных волос, тронутых сединой. Трудно сказать, сколько ему лет. Его лицо холодное, суровое и такое бесцветное, что я думаю, он, должно быть, болен, особенно учитывая, что в два часа дня на нем халат. Но обнаженная грудь под халатом выглядит совсем не больной.

В моей голове всплывают старые деньги. Только такой богач мог стоять здесь с надменным видом в пижаме. Конечно, его бархатный халат и вышитые тапочки в десять раз лучше, чем все, что у меня есть. Я вспотевшая хулиганка в разорванной рубашке, с цепями на лодыжках.

— Незаконное проникновение на чужую территорию — одно из немногих преступлений, на которые здесь обращают внимание, — спокойно сообщает мне мужчина. — Я думаю, наш шериф действительно мог бы выбраться из своей любимой кабинки в Эмме³, чтобы провести расследование.

Мое сердце все еще колотится о ребра, но, по крайней мере, я обрела дар речи.

— Ты не можешь вторгаться на свою территорию.

Он приподнимает бровь. Это единственное, что его так сильно тронуло. Он прислонился к стволу дуба, свободно скрестив руки на бледной груди.

Рукава его мантии закатаны до локтей, демонстрируя изящную мужественную форму его предплечий и кистей. Я не хочу замечать в нем ничего привлекательного, но не замечать этого невозможно. Он суровый и поразительный, жестокий и красивый. Это вызывает у меня множество противоречивых эмоций, особенно когда он говорит.

— Блестящее наблюдение, — сухо говорит он. — Но так получилось, что мы находимся на моей земле.

Его уверенность в себе настолько велика, что я не могу ответить ему так, как планировала, а именно: «Отвали, псих».

Вместо этого я спрашиваю чуть более вежливо:

— А ты кто такой, черт возьми?

— Дейн Коветт, — говорит он. — Это мой дом. И все это… — он показывает на обе стороны от нас. — Моя собственность.

Сквозь деревья я вижу фронтоны грандиозного особняка, который находится в гораздо лучшем состоянии, чем тот, который я только что унаследовала. Все в нем — водостоки, черепица, ставни — выкрашены в темно-синий цвет. Видимые части сада выглядят нетронутыми.

Наверное, я немного завидую, когда рычу:

— Поздравляю. Дорога все еще не принадлежит тебе.

Дейн улыбается. У него ровные и белые зубы, но они не придают его лицу теплоты. Совсем наоборот.

— Неверное убеждение. Как ты думаешь, повторение этого делает это правдой? Я владелец дороги и всей земли по обе стороны от нее. Вот что значит, когда я ставлю поперек нее шлагбаум и говорю: «Не подходите, черт возьми». Но, думаю, цепи и висячий замок были слишком тонкими.

Вау. Прошло много времени с тех пор, как я кого-то так сильно ненавидела с первого взгляда.

Хотела бы я сказать что-нибудь сокрушительное, а не слегка плаксивое:

— Тогда как, черт возьми, я должна добраться до своего дома?

Он переминается с ноги на ногу, прислонившись к дереву, и слегка хмурится.

— Какой дом?

— Вон там, наверху...

Я указываю в направлении Блэклифа, который почти виден с того места, где мы стоим. На самом деле, я просто показываю на темный ореол деревьев вокруг дома.

Дейн выпрямляется, засовывая руки в карманы халата, и выглядит так, словно теперь я ему не нравлюсь еще больше.

— Ты Розмари.

Его неприязнь к моему имени почти совпадает с моей собственной.

— Реми.

— И что ты здесь делаешь, Реми?

То, как этот парень задает свои вопросы, действительно начинает выводить меня из себя.

— Я пытаюсь добраться домой. Но какой-то мудак перегородил дорогу.

— А теперь мы вернулись к этому, — он проводит рукой по волосам, отчего его халат распахивается, открывая еще немного его твердую бледную грудь. Я ненавижу его и не могу отвести от него взгляда — как от ядовитой змеи или ядовитого гриба. — Я перекрыл мою дорогу, — повторяет он, как заезженная пластинка. — К которой у тебя нет доступа.

— Тогда как, черт возьми, Эрни сюда забрался?

— Я предоставил ему сервитут⁴, — самодовольно говорит Дейн.

Я могла бы взорваться, черт возьми.

Вместо этого я запихиваю эти эмоции поглубже внутрь и пытаюсь изобразить на лице самую милую улыбку. Это похоже на попытку загнать орангутанга в чулан — моя улыбка дрожит и больше похожа на стиснутые зубы.

— Тогда, пожалуйста, не могли бы вы также предоставить мне разрешение?

Его ответ холоден, спокоен и мгновенен:

— Нет.

Никогда еще не было так важно и так разрушительно держать себя в руках. Мне так сильно хочется закричать. Но я начинаю подозревать, что у меня серьезная проблема…

Этот ублюдок может все испортить.

Просто потому, что он этого хочет.

Просто потому, что ему не нравится смотреть, как я проезжаю мимо.

Лучше бы он вышел на дорогу, чтобы поговорить. Он прячется в тени под дубом, а это значит, что мне придется сойти с дороги и присоединиться к нему под деревьями, чтобы подойти достаточно близко для вежливой беседы.

Здесь на десять градусов прохладнее и намного темнее. Я вдруг вспоминаю, как далеко мы находимся от других людей. Должно быть, проходят дни, даже недели, а по этой дороге не проезжает ни одна машина.

Вблизи Дейн выглядит и лучше, и более отталкивающе.

У него янтарные глаза, а губы — единственное, что есть мягкого в его лице. Может быть, они слишком полные и мягкие — меня бросает в дрожь при мысли о том, как они прикасаются ко мне. Но я думаю об этом.

Если моему соседу приходится быть великолепным и угрожающим, я бы хотел, чтобы он был либо тем, либо другим, а не тем и другим одновременно, потому что это ломает мне голову.

Я пытаюсь успокоиться:

— Слушай, я думаю, мы не с того начали. Блэклиф достался мне в наследство от дяди Эрни. Он умер в прошлом году…

— Я знаю, — прерывает Дейн, становясь холоднее, чем когда-либо. — Я был его врачом.

Я не могу представить этого человека врачом. Возможно, гробовщиком.

— Я этого не знала.

— Я не удивлен, — его губы кривятся. — Ты так и не приехала.

Это разжигает мой пыл. Этот придирчивый ублюдок ничего не знает о последних десяти годах моей жизни.

Красный шум, словно рой разъяренных шершней, жужжит в моих ушах. Все болезненные моменты, все, что мне приходилось делать, мои стрессы, мои страхи — они нарастают и не отпускают меня никогда…

Мои руки сжимаются в кулаки. Дейн удивленно опускает глаза, словно ему не терпится увидеть, как я теряю самообладание.

Не надо!

Я слышу это как шепот — мое лучшее «Я».

Если я сорвусь, это послужит ему отличным предлогом не пускать меня в дом.

Но если я буду сохранять спокойствие, он должен быть благоразумен. Он должен — до тех пор, пока я остаюсь спокойной.

Будь спокойна, малышка, будь спокойна…

— Эрни оставил Блэклиф мне, — повторяю я. — И я собираюсь его отремонтировать. Так что мне придется ездить по этому пути. На самом деле, часто.

— Этого не произойдет.

Этого достаточно, чтобы я потеряла свою слабую дипломатическую хватку.

— Почему, черт возьми, нет? Серьезно? Почему тебя это вообще волнует?

— Я не хочу, чтобы сюда приезжали бригады людей, чтобы ты могла превратить этот дом в какое-нибудь модернизированное чудовище и продать его за доллар.

— Здесь не будет бригад, буду только я! И, может быть, электрик, — признаюсь я.

Это заставляет его задуматься. Он снова оглядывает меня с ног до головы, задерживая взгляд на дыре на моей рубашке.

— Ты собираешься провести весь ремонт самостоятельно?

Недоверие, к которому я привыкла. Я 5 футов 4 дюйма, у меня фиолетовые волосы и пирсинг, и хотя я выгляжу не так молодо, как Джуд, я точно не кричу «ответственный взрослый». Хотя именно такой я и была дольше, чем большинство людей.

— Да, я собираюсь сделать это сама. Потому что я чертовски эффектно обращаюсь с электроинструментами.