Гримстоун (ЛП) - Ларк Софи. Страница 59

Головокружение, когда я едва могла поднять веки…

Остекленевший взгляд на лице моего отца…

— Ты накачал нас наркотиками, — шепчу я.

Джуд снова моргает, так быстро, что это едва заметный взмах его светлых ресниц.

Он всегда так говорил.

— Что ты имеешь в виду? — резко спрашивает он.

Я игнорирую его, разглядывая каракули на стене — бессвязные стихи, поддельный дневник записей… это похоже на мой почерк. Вроде почти.

За исключением того, что петли на буквах G и F не совсем правильные.

Точно так же, как когда Джуд подделывал мою подпись на записках, которые он писал, чтобы извиниться перед школой.

Я испускаю вздох, который исходит из самой глубины моей души.

— Ты, должно быть, думаешь, что я чертовски глупа.

Что-то в моем тоне подсказывает ему, что на этот раз все не так, как в предыдущие. Выражение невинного замешательства спадает с лица Джуда с пугающей быстротой, сменяясь еще более тревожащей пустотой.

Висячая лампочка отбрасывает глубокие тени вокруг его глаз, так что они напоминают не что иное, как дыры на его белом, как кость, лице.

— Ну... — говорит Джуд. — Тебе еще не следовало сюда заходить.

Даже его голос звучит по-другому — ниже, ровнее, в нем отсутствует какой-то смягчающий элемент.

У меня покалывает кожу на голове, и мне хочется сделать шаг назад, но я заставляю себя оставаться на месте, притворяться, что контролирую ситуацию.

— А куда, по-твоему, мне следовало пойти? — я стараюсь казаться сильной, уверенной. — В лес, чтобы найти то, что ты закопал?

— То, что ты закопала, — бормочет Джуд.

Моя открытая кожа становится липкой, как у рыбы.

В выражении лица моего брата нет ничего из того, что я бы назвала характерным для Джуда — ни насмешливого юмора, ни озорства, ни привязанности. Его лицо такое же напряженное, гладкое и невыразительное, как череп.

Я облизываю губы.

— Я ничего не закапывала.

Джуд едва заметно пожимает плечами.

— Это твои ботинки в грязи. И твои отпечатки пальцев на лопате.

— И мой бывший парень под грязью.

Губы Джуд изгибаются в самой уродливой из улыбок. Его руки засунуты в карманы пижамы, когда он загораживает единственную дверь, ведущую из сарая.

Холодно он говорит:

— Мне никогда не нравился Гидеон.

— Ты ему тоже никогда не нравился.

Это был один из самых больших конфликтов в наших отношениях — Гидеон, казалось, никогда не мог сказать ничего хорошего о Джуде, что в то время действительно беспокоило меня. Он всегда давил на меня, чтобы я заставила Джуда устроиться на работу, перестала давать ему пособие, накинулась на него из-за его школьных занятий и недвусмысленно сказала ему, что мы с Гидеоном переезжаем вместе, что ему придется переехать в общежитие колледжа или снять собственную квартиру…

Это были те разговоры, которые я должна была вести с Джудом, как только мы с Гидеоном обручимся. Но вместо этого, сразу после того, как Гидеон надел мне на палец это кольцо, я начала замечать запах духов от его пальто... а потом я нашла первую заколку для волос в его грузовике, на коврике на пассажирской стороне, как будто ее оставили там специально для меня.…

— Гидеон никогда не изменял мне, — говорю я вслух. — Заколки для волос, губная помада, духи…это был ты.

Джуд улыбается, и эта улыбка самая волнующая из всех, потому что в ней столько удовольствия.

— Баккара Руж… — говорит он. — Уверен, тебе было интересно.

Он подходит к верстаку и открывает ящик, вытаскивая маленький стеклянный флакон. Он распыляет духи в воздухе, мгновенно наполняя сарай ненавистным ароматом жасмина. Он смешивается со сладковатым запахом гниющей старой крови. Мой желудок скручивает, куриная грудка с ужина пытается придать себе другой вид.

Я вспоминаю, сколько раз я чувствовала запах этих духов на одежде Гидеона, в его машине, даже на его простынях…

— У тебя были его ключи? — я хриплю, мое горло сжимается от удушающей сладости.

— У меня были копии всех его ключей. Это было не самое сложное, — Джуд хмурится. — Самое сложное было то, сколько раз мне приходилось подбрасывать улики против него, прежде чем ты действительно порвала с ним. Чертовски жалко, Реми.

Верно. Казалось, я никогда не могла этого сделать, как бы ни мучил меня запах этих духов…

Пока я не нашла то, что в конце концов заставило меня бросить Гидеона навсегда — использованный презерватив на моей стороне кровати.

Я держала его в руке, приподнимая, чтобы проверить, действительно ли им... пользовались.

Теперь курицу действительно рвет, и она разбрызгивается по грязным половицам.

Я со стоном вытираю рот тыльной стороной ладони.

— Ты больной ублюдок — ты оставил презерватив в моих простынях.

— Да, — говорит Джуд, и что-то в том, как он смотрит на меня, вызывает у меня желание блевать снова.

Это похоже на выражение его лица, когда он увидел швы на моем бедре.

— Ты не боишься крови, — бормочу я, и еще один кусочек головоломки встает на место. Так называемое вегетарианство, то, как он пялился, если видел что-то жестокое по телевизору, а затем выходил из комнаты, чтобы пойти в ванную или в свою спальню… — Это тебя заводит.

Губы Джуда подергиваются.

— Я ничего не боюсь, — говорит он с леденящим душу спокойствием.

— Почему ты издевался надо мной, когда мы переехали в этот дом? Почему ты хотел, чтобы я думала, что в нем водятся привидения?

Джуд издает раздраженный звук.

— Сначала я просто злился на тебя за то, что ты заставила меня спать в машине. Но потом ты привела сюда эту рыжеволосую амебу, и я мог бы сказать, что это снова будет Гидеон... — он делает паузу, выражение его лица мрачнеет. — Я не знал, что ты трахалась с женоубийцей на стороне.

— Ты перепилил доски. Из-за тебя Том провалился сквозь потолок.

Он улыбается, довольный собой.

— Это было отчасти для тебя, а отчасти чтобы отомстить этой маленькой пизде Эмме — принесла свои гребаные черничные маффины, просто чтобы досадить мне.

— Ты пытался убить Тома из-за пары маффинов?

— Он не умер, — говорит Джуд, хотя совершенно очевидно, что ему было бы все равно, даже если бы это было так.

Он как будто стал другим человеком. Выражение его лица не похоже ни на одно выражение, которое я видела у него раньше — плоское, лишенное эмоций. Это действительно похоже на маску. Только у меня такое чувство, что масками являются другие выражения, которые он носит — вот как он на самом деле выглядит под ними.

Я не могу в это поверить.

И в то же время… Я наконец-то верю. Потому что я вижу то, что должна была видеть с самого начала.

Мой брат — мудак.

Нет, вычеркни это. Он откровенный психопат.

Давай хоть раз в моей чертовой жизни назовем вещи своими именами — возможно, это мой последний шанс быть честной с самой собой.

— Ты убил наших родителей.

Я не ожидаю, что он это признает, но странным образом мой брат, кажется, почти гордится тем, что рассказывает мне все это. Как будто он годами ждал, чтобы наконец похвастаться тем, какой он умный.

— Динь-динь-динь! — в его темных глазах сверкают искорки света. — Хотя, я думаю, можно сказать, что они смеялись последними.

— Я не думаю, что они поняли бы юмор.

— Почему бы и нет? Даже мне пришлось посмеяться над собой после того, как я пошел на все эти хлопоты только для того, чтобы узнать, что они разорены.

Это то, что он говорит, но Джуд не выглядит удивленным ни в малейшей степени — на самом деле, он кажется глубоко, горько рассерженным. Как будто это мои родители надули его, а он невинная жертва.

— Тебе было десять лет, — шепчу я.

— Да, и я хотел избавиться от них с шести лет. Особенно от этой сучки.

— Наша мать?

— Зацикленная на себе, стремящаяся подняться по социальной лестнице, — выплевывает Джуд. — Но она была всего лишь раздражением, а он был проблемой.

Мой желудок сжимается, когда тысячи забытых воспоминаний проносятся в моем мозгу. Временами мой отец смотрел на Джуда, а затем отводил взгляд, слегка хмурясь. Иногда он пытался поговорить с моей матерью, но она отмахивалась от него…