Фаворит смерти 3 (СИ) - Волков Тим. Страница 4
А может, я уже в психушке сижу?
Я глянул на себя. Я был все в той же военной одежде, которую мне выдали в части. На поясе — пластмассовая фляжка с водой, аптечка и двойной сухпаек, который выторговал Карасик. И даже грязь на штанах от болотистой местности осталась.
Нет, точно не привиделось. Все было на самом деле. Только вот как все закончилось?
Я не знал. Вместо воспоминаний — густая непробиваемая тьма.
И череп… чей он? Как оказался у меня? Для чего?
Сначала я хотел его выкинуть, но пересилив брезгливость, все же оставил. Наверное, это единственная зацепка, которая может хоть что-то объяснить во всей этой загадочной истории.
Череп я спрятал в заплечный мешок, специально сшитый в армейской одежде — туда удобно было класть дополнительное вооружение боезапасы. Вместо этого сейчас у меня там была черепушка. Расскажи кому — примут за психа или маньяка.
Я огляделся. Дом не изменился, все такой же величественный, ухоженный. Только, может, чуток повяли цветы в клумбах и северная часть крыши была перестелена. А так все такое же.
Я позвонил в звонок.
Дверь особняка открылась и на пороге возник Нианзу.
Он смотрел на меня секунды три, молча, не мигая, напряженно. Просто застыл, словно статуя.
И я не двигался. Опешил. Такое знакомое, ничем не примечательное лицо, которое видел тысячу раз и которое не было ни красивым, ни уродливым, обычное лицо пожилого китайца, теперь вызывало у меня в груди такие теплые родные чувства!
Так мы и глядели друг на друга, молча, не двигаясь.
А потом брови слуги поползли вверх, а глаза распахнулись так, что увидь сейчас его кто не признал бы в нем китайца.
— Господин… Максим… Петрович! — дрожащим, полным слез голосом произнес он.
И бросился меня обнимать.
— Максим Петрович! Господин Максим Петрович! Максим Петрович! — все повторял он, крепко сжимая меня и не находя других слов.
— Да, это я, Нианзу, — я тоже обнимал китайца, чувствуя в нем все домашнее тепло, что только можно представить.
От каждого моего объятия китаец вздрагивал, словно оно доставляло ему боль.
— Господин Максим Петрович! Живой! Живой! — наконец выдохнул он другое слово и посмотрел на меня — не мерещусь ли я ему?
— Живой, — кивнул я. — Что же со мной сделается?
— А мы уже… — китаец прикусил губу, замахал руками. Не сдержался, пустил слезу. — Живой! Слава богу!
— Все со мной в порядке.
— Да вы в дом скорее заходите. Проголодались небось? Я мигом сейчас что-нибудь придумаю.
— Только твою еду и вспоминал, Нианзу! Честное слово!
— Ох, Максим Петрович! Сколько же всего… Живой! Слава всем богам — живой! А мы уже все… Но я надеялся! Честно — верил, что все нормально у вас, чувствовало сердце старика… Его не проведешь! Да вы проходите, я сейчас, мигом. Самое вкусное принесу! Самое лучшее! Самое ваше любимое!
— Постой, — остановил я китайца. Недоброе чувство затаилось под сердцем. — А с чего ты решил, что со мной должно что-то произойти?
— Да как же — вы же за Барьер ушли, — растерянно произнес тот.
— Верно, — кивнул я. — Но и от туда возвращаются. Я вот, видишь, вернулся. Живой и невредимый.
— Так ведь ваш отряд, господин Максим Петрович…
— Что? Говори.
Нианзу сжался словно от страха, затрясся.
— Говори, — повторил я.
— Ваш отряд ушел за Барьер три месяца назад, да так и не вернулся. Вас всех официально признали пропавшими без вести. Вы все — мертвецы.
— Как это… — я не мог поверить словам слуги. — Три месяца назад?!
— Верно, — кивнул тот, печально вздохнув.
— Так ведь… Это вчера было… вчера зашли…
Я ничего не понимал. Вновь моя голова шла кругом.
Я действительно был вчера у Барьера. И вчера же зашел за него. А потом… этот провал в памяти. Неужели… Нет! Этого не может быть! Тогда что же, Нианзу врет? Навряд ли. Этот кристально чистый человек не будет меня обманывать. Неужели и в самом деле я пропадал столько времени?
Бред какой-то!
— Отличная шутка, Нианзу!
— Я не шучу, мой господин, — ответил китаец.
И я понял — это действительно так.
Три месяца… Девяносто дней…
Где же я проторчал всё это время? Чертовщина какая-то! Не может такого быть! Ведь я должен был все это время чем-то питаться. Пить воду. Поддерживать свой организм, чтобы не умереть. Почему я этого ничего не помню?
— Ты уверен? — спросил я Нианзу. — Ничего не путаешь?
— Не путаю, господин Максим Петрович. Каждый день вашего отсутствия лично считал, на календаре отмечал.
— Три месяца… — только и смог вымолвить я.
— Верно, — вздохнул Нианзу, задумчиво глядя куда-то вдаль. — Три месяца — а по ощущениям что три года.
И вдруг опомнившись, всполошился:
— Я позову Ольгу Петровну — она будет невероятно счастлива! И накрою стол.
— Я сам к ней поднимусь, — сказал я и направился уже было на второй этаж, как китаец меня остановил.
— Она сейчас в башне, господин Максим Петрович.
— В какой башне? — не понял я.
— Где сад.
— Постой. Она сейчас в тюрьме?!
— Нет, что вы! Теперь это не тюрьма. Это часть нашего жилища. Ольга там живет. Там же я и ночую.
— Но ведь… — я задумался.
Башня тюрьмой была при отце. Логично, что после его смерти ее переделали под жилище.
— Хорошо, — кивнул я. — Я тогда до башни прогуляюсь. Погода сегодня чудесная. Соскучился по дому.
— Как вам будет угодно. Возьмите только пропуск.
Нианзу протянул мне желтый квадрат картона.
— Пропуск? — нахмурился я, вертя в руках бумажку.
На ней был QR-код и целый ряд каких-то циферок.
Китаец лишь пожал плечами, ответил: «так надо» и живо убежал на кухню.
Я вышел на улицу, пошел в нужную сторону. Невольно почувствовал на себе взгляды охранников. Многих я не узнал — новенькие, но вот некоторые были знакомы — и их взгляды были особенно красноречивы.
Невольно вспоминая о том, как ссорился возле этой самой башни с отцом, я двинул по тропинке, выложенной белым кирпичом. Но вскоре натолкнулся на затор. Дорога была перекрыта мешками со строительным мусором, лопатами, емкостями под раствор и множеством других вещей, говорящими о том, что тут полным ходом идет ремонт.
Насколько помню, проблем в этой части имения не было и в ремонте он не нуждался.
Обойдя затор, я обнаружил не глубокий котлован, который был уже частично выстлан армирующей сеткой и наполовину залит бетоном. котлован был огорожен сигнальной желтой лентой.
Какое-то строение хотят поставить?
Узковато для строения, судя по фундаменту.
Мое внимание привлекли деревянные коробки, размером со шкаф. Внутри что-то было, белое, похожее на камень.
Я заглянул внутрь и растерялся. Рука. Огромная мраморная рука. Часть какой-то скульптуры. Размерами с меня. Что тут собираются поставить? Памятник отцу?
Остальные части тела, как я понял, еще не завезли, поэтому узнать точно не представлялось возможным. Надо будет на досуге выяснить.
Я двинул дальше.
У башни меня встретил незнакомый мордоворот — охранник.
— Пропуск, — пробасил он, глядя на меня как на букашку.
Я показал.
— Проходите.
Дверь пикнула и открылась. Я вошел внутрь.
«Если это теперь не тюрьма, зачем охрана на проходе?» — вновь меня начали одолевать странные чувства.
Я поднялся на третий жилой этаж, остановился возле двери, на которой было фломастером написано: «Ольга Вяземская».
Постучал.
— Кто там? — раздался все тот же знакомый голосок. Немного уставший.
Я не ответил, желая сохранить интригу. Вновь постучал.
Дверь открылась и на пороге возникла Ольга.
Она смотрел на меня точно так же как и китаец — молча, не шевелясь, широко распахнув глаза. И даже, кажется, не дышала.
Потом одними губами произнесла:
— Максим…
И бросилась на шею.
— Братик! Живой! Живой!
— Да что вы все заладили — живой да живой? Что мне сделается то?