Клыки и розы в Академии Судьбы - Княжина Елена. Страница 3

– Вам нельзя трогать Олив, – прошептала я, опустив веки.

– Так и быть, я дам вам одну минуту, чтобы попробовать меня отговорить, – насмешливо промычал мужчина. – А потом убирайтесь туда, откуда притопали.

Да он не вампир-аристократ. Он грубый, невоспитанный тролль, перебравший орехов!

– Олив только выглядит здоровой, – пробормотала я, отчаянно жмурясь. – А на деле – слабая, бледная, обморок на обмороке… От ее «отработки» все равно никакого толку.

Если верить «Трибьюн», Эрик Валенвайд – совсем не тот, кого стоит обманывать. Не уверена, что это вообще возможно.

Но я врала. В отличие от меня, Олли была, что называется, «кровь с молоком». Со сливками даже. Взбитыми. И наверняка пришлась бы пресыщенному мерзавцу по вкусу.

– Вашей репутации не пойдет на пользу, если утром одна из учениц не сможет открыть глаза…

Опять ложь. Если верить прессе, репутация летела черной, пугающей тенью впереди гонимого вампира. По степени напряжения в голосе, с которым произносилось его имя, Эрик Валенвайд давно превзошел Августуса Блэра (справедливости ради – конкурент сам сошел с дистанции). И вряд ли одна не дожившая до рассвета студентка могла сильно испортить его портфолио.

– Время истекло, леди Честер. Где выход, вы знаете.

– Возьмите… – я набрала воздуха в грудь и резко выпалила: – Берите вместо Олив меня.

– Б-брать? – Эрик Валенвайд поперхнулся. Закашлялся, точно бразильским орехом подавился. На гладкий аристократический лоб легла морщина. Широкие брови взметнулись вверх, озарив кабинет догадкой, губы искривились в усмешке. – Ах… бра-а-ать…

Глава 1. Леди

За некоторое время до событий пролога

– Веро́ника Честер!

Распознав в скрипучих, будто пропесоченных звуках свое многострадальное имя, я нервно дернулась. Огляделась по сторонам: нет, желающих занять мое место не было.

Сделав глубокий вдох, я выдвинулась вперед из стайки однокурсниц и понуро опустила голову. За столько лет в Парижской школе изящных колдовских искусств всякий выучит, что мадам Туше предпочитает покорность. Так что следует заранее повесить нос и притвориться тряпичной куколкой для битья – тогда есть шанс, что директриса выберет более мягкое наказание. Может, даже в живых оставит.

Распорядительный зал сверкал потолочным хрусталем, начищенным одним из фирменных заклятий мадам Туше. Своими тайными бытовыми знаниями она делилась лишь с лучшими ученицами. Кружок «одобряемых» юных леди то сужался, то расширялся… Порой из него кого-то бесцеремонно вышвыривали, и даже отличный аттестат не помогал вернуться в любимчики директрисы.

Ровно так случилось и со мной – после приступа в прошлом месяце, когда я умудрилась грохнуться в обморок столь театрально, что случайно порвала жемчужную нить на шее мадам. А потом еще и приземлилась неуклюжей тушей на разбегающиеся перламутровые шарики… Отчего те вспыхнули и почернели, оказавшись вовсе не жемчугом, а искусной магической подделкой.

Вполне предсказуемо, что после неудачного падения я была скинута с «горы любимчиков» в вязкое, грязное болото «бесперспективных бездарей». О чем госпожа директриса не уставала напоминать чередой унизительных допросов и наказаний.

– Я здесь, мадам, – присборив форменную юбку с боков, я присела в реверансе. Столь глубоком, что мой нос грозился проковырять начищенный паркет, в котором отражался блеск хрустальных люстр.

– Вам снова стало дурно. На извлечении, – не вопрос, а суровая констатация факта.

Боги, да… Извлечение. На первом занятии мы вытягивали эссенцию из кристаллической эхеверии. Монотонная работа с каменными цветами меня обычно успокаивала, хоть от нее к концу учебного часа немели пальцы.

Но в этот раз я умудрилась разбить свой кристалл, так и не выудив из него ценный ингредиент. В глазах потемнело, я упала, и испуганная мадемуазель Филли, следуя строгим правилам «Эншантели», тут же сообщила об этом позорном событии директору школы.

Обычный обморок, всякой хрупкой леди простительный… Но со мной слабость стала случаться до обидного часто. И мадам Туше, судя по поджатым тонким губам, это раздражало.

– Мадемуазель Честер, вы не желаете объясниться? – уточнила она сурово, распрямляясь тетивой лука.

Ее идеальная осанка была для учениц примером, а для мадам Туше – поводом для гордости.

– У меня было… – я тряхнула головой, отгоняя подальше желание признаться. – Был приступ паники, мадам. Я испугалась, что не смогу выполнить работу на отлично.

– И потому разбили цветок и порвали портрет? – седая бровь картинно выгнулась.

С портретом легендарной директрисы Буше получилось нехорошо. Перед тем как рухнуть на пол, я скрючилась от кошмарной боли и повисла на золотой раме. Меня будто бы кто-то душил! Я чувствовала, как крупные мужские руки сжимаются на шее, как внутри что-то хрустит, натягивается, пульсирует короткими спазмами…

Потом вместо портрета я увидела их – пальцы, что тянутся ко мне из темноты и стискивают лицо, вдавливаясь в щеки с обеих сторон. Я непроизвольно открыла рот, попыталась вдохнуть: воздуха в груди совсем не осталось. Но мои губы запечатало чужими, заставив позабыть о кислороде.

Я не видела лица мужчины, лишь чувствовала его прикосновения – жестокую хватку и грубый поцелуй. Он впивался в меня зло, яростно, продолжая душить свободной ладонью. Рядом с незнакомцем было холодно и жутко, как в старом склепе. Ощущения были слишком настоящими! Из меня словно вытягивали жизнь – маленькими порциями, растягивая удовольствие…

А потом пришла чернота, скрип рвущегося полотна и звон разбитого кристалла.

Сейчас, утопая в отрезвляющем хрустальном сиянии и перешептываниях, я пыталась убедить себя, что это был просто сон. Секундный кошмар, явившийся мне в час слабости.

В конце концов, легенды о девушках рода Честер, умевших видеть будущее и разбираться в нитях Судьбы, – обычные сказки!

– Мадемуазель Вероника, надеюсь, вы понимаете, что хронические обмороки и приступы дурноты – совсем не то, что желает видеть ваш будущий супруг? – холодно уточнила степенная леди.

Она поправила черный тугой воротничок на морщинистой шее и вскинула на меня ледяной взгляд. Точно в прорубь с головой окунула.

Судя по тому, что согласованный жених до сих пор не засвидетельствовал мне свое почтение, он всю меня видеть не желал. Целиком, от пучка темных волос на макушке до круглых пряжек на форменных туфлях. Вместе с обмороками и прочими особенностями некрепкого организма.

– Догадываюсь, мадам Туше, – прошептала я, пересчитывая черные глянцевые ромбики в одном паркетном узоре. Выходило не то восемь, не то десять, я без конца сбивалась. – Я борюсь со своей слабостью. По мере сил.

– Вы еще язвить изволите?

Тонкая седая бровь взлетела чуть не до потолка, чем привлекла мое внимание к холеному морщинистому лицу. И отвлекла от ромбиков.

– И в мыслях не было! – замотала я головой. – Уверяю вас, я успешно извлекла урок… из неудачного «Извлечения».

Язык твой – враг твой, леди Честер!

– Двадцать три, – строго отчеканила мадам Туше, вызвав внутри приступ паники. И болезненный укол от вопиющей несправедливости, творящейся посреди парижского дня.

– Ох, я прошу, давайте сойдемся на десяти…

– Двадцать три, Честер. И ни одним меньше. Завтра утром я лично проверю ваши успехи.

С видом победительницы, размазавшей соперницу в жалкую слизь, директриса отвернулась к прочим неудачницам, что толпились в холле Парижской школы изящных колдовских искусств. Каждую из них ждало разгромное наказание, сдобренное унизительной тирадой. Но не каждую – двадцать три способа магической очистки столового серебра!

– Наизусть, – мадам Туше решила добить оппонента. Брезгливо дернула тонкими губами и сунула мне в руки толстый учебник по полезной магии. «Пособие для бытовой практики леди-домохозяйки» собственного авторства.

Истинно ценное заклятие – двадцать четвертое – хранилось в ее седой голове. Ходили легенды, что директриса может щелчком пальцев заставить блестеть целый дом. Но еще ни одной любимице не удалось выведать у нее страшно полезную тайну.