Рыцарь черной розы - Лаудер Джеймс. Страница 63

Лорд Сот понимал, что усталость, голод и скука были самыми главными союзниками осаждавших. Рыцари под командованием сэра Рэтлифа стояли под стенами замка уже несколько недель, однако они почти ничего не достигли, если, конечно, принимать во внимание материальный урон. Холода сковали землю, и казалось, что замок сумеет пережить осаду, однако праведные рыцари установили блокаду замка, и припасы стали таять не по дням, а по часам.

Разочарованный и встревоженный лорд Сот потянулся за куском ткани, чтобы прикрыть зеркало, однако, когда его рука приблизилась к стеклу, он увидел нечто такое, отчего его ярость разгорелась с новой силой.

Все пальцы правой руки оказались покрыты крошечными чернильными пятнышками, словно предвозвестниками какой-то страшной болезни. Любитель опасностей и приключений, Сот никогда не думал, что ему придется вести бухгалтерские и амбарные книги. Это была работа, за которую он платил жалованье Карадоку и остальным. Однако в последние дни им овладело навязчивое стремление самому вести учет их скудных запасов еды и питья, которых становилось все меньше.

Сот с отвращением потер измазанные чернилами руки, однако черные пятна никуда не исчезли.

– Из-за них я превратился в презренного писца, счетовода в собственном замке! – прорычал Сот, швыряя скомканный платок под ноги и набрасывая на зеркало тяжелую, плотную ткань.

Он снова посмотрел на свои руки. В последний месяц эти пальцы гораздо чаще сжимали кубок с вином или тростниковое перо, нежели рукоять меча. Мерилом каждому рыцарю Соламнии предписывались ежедневные упражнения с оружием, однако после суда над ним в Палантасе Сот почти забросил свои тренировки. Впрочем, это был не единственный ритуал, который он перестал отправлять. Например, рыцари Ордена Меча должны были поститься один день в неделю, а Сот даже не мог припомнить, когда в последний раз он добровольно пропускал трапезу. Перестал он следовать и правилам Ордена, регламентирующим употребление вина, ограничивающим азартные игры и предписывающим рыцарское обращение с женщинами.

Однако все это было мелочью по сравнению с тем, что Сот перестал возносить молитвы богам – могущественным властелинам, которые покровительствовали всем рыцарям Соламнии. Хабакук, Кирилит и Паладин почитались хранителями Ордена. Идеалы, воплощенные в каждом из трех божеств, вдохновляли рыцарей на новые и новые подвиги во славу добра. Сот же не посещал замковой часовни с самого начала осады. Паладину – покровителю рыцарей Розы, он перестал молиться с того дня, когда вступил в тайную связь с Изольдой. Даже священные клятвы, которыми он обменялся со своей суженой в день бракосочетания, были произнесены им лишь ради соблюдения приличий. Если Паладин и услышал их, то это произошло совсем не потому, что Сот этого желал.

Первым побуждением впавшего в немилость рыцаря было обвинить Изольду в постигших его несчастиях. Возможно, она каким-то образом околдовала его, заставив преступить Кодекс Чести и отринуть Мерило. Однако в глубине души он понимал, что это не так. С самого начала осады она принялась упрекать его, моля обратиться к богам и испросить у них знак, предписывающий паломничество или аскезу. Только после этого можно было молиться об отпущении совершенных грехов.

– Изольда! – вскричал Сот, выбежав из комнаты. Эхо его голоса пронеслось по анфиладе пустых комнат и вернулось к нему, однако никто не откликнулся. Слишком часто за последнее время Сот проносился по залам своей твердыни в поисках супруги, пьяный, грязный, в развевающемся плаще, и слуги хорошо усвоили, что в эти минуты лучше не попадаться ему на глаза.

Он обнаружил Изольду в детской, где она механически перекладывала с места на место приданое для неродившегося еще младенца. При его появлении она вздрогнула, и лорд устыдился страха, который он вызвал в душе прекрасной эльфийки. Изольда боялась своего мужа.

– Изольда, прошу тебя, – воскликнул Сот, падая на колени. – Идем со мной в часовню, мы будем молиться богам. Я хочу избавиться от бремени своих грехов.

Она подошла к нему и обняла. Он взглянул в ее лицо и увидел катящиеся по щекам слезы. На фоне расплывшегося по ее щеке темного кровоподтека они казались каплями чистейшего серебра.

– Помоги мне вернуть мою честь, – прошептал он, – и мы вернем нам нашу жизнь, вернем нам наше счастье.

Прошло несколько часов, а Сот все еще был в часовне. Запах полированного дерева и пылающего в светильниках масла слегка кружил ему голову. Он сосредоточился на этих запахах и очистил свое сознание от всего остального: от пятен света, что медленно плыли перед его закрытыми глазами, от звука дыхания Изольды, которая стояла на коленях подле него, от шороха гобеленов с изображениями священных знаков, от горького привкуса во рту. Гораздо сложнее оказалось отрешиться от боли в коленях и в спине, от голодного урчания в пустом желудке, однако вскоре и эти чувства погасли в его мозгу.

„Боюсь ли я обратиться к своему божеству после столь долгого перерыва, проведенного в нечестии, боюсь ли открыть ему душу, покрытую черными пятнами греха?“ – спросил себя Сот и понял, что это правда. Осознав это, он прочел молитву и призвал Паладина в свое сердце.

Огромный метеор величиной с гору падал с голубого неба. Сот почувствовал, как его опаляет небесный огонь, как его кожа обугливается и превращается в хрустящий пепел. Он хотел дышать, но дым опалил его легкие, и боль раскаленной иглой вонзилась в его горло и грудь. Метеор стремительно приближался, и жар становился все нестерпимее. Перед глазами Сота все поплыло, как в тумане. Затем глаза его вскипели в глазницах, лопнули и потекли по обожженным щекам.

В это время метеор упал на землю.

– Только ты можешь предотвратить это, – произнесло что-то в мозгу рыцаря. Голос показался ему исполненным понимания и любви, он успокоил его мечущиеся в отчаянии мысли. Подобный голос мог принадлежать только одному существу.

– Это ад, который ожидает меня, о Свет Несущий? – с трудом прошептал Сот непослушными губами, которые всего лишь миг тому назад потрескались и почернели. Осмелившись открыть глаза, он обнаружил себя окруженным чистым белым сиянием.

– Когда-то ты был орудием Справедливости и Добра, Сот Дааргардский, поэтому я пошлю тебя с миссией, – сказал Отец Добра Паладин. – Помни лишь о том, что грехи твои столь же велики, как некогда были деяния твои во славу Добра. Посему миссия твоя будет неизмеримо трудна, и только обернувшись снова к Добру целиком и бесповоротно, можешь ты надеяться на успех.

В мозгу Сота возникло новое видение – то был образ боговдохновенного пророка из града Иштар, который произносил речь перед толпой по поводу святого праздника. Он стоял в обрамлении стреловидной арки из чисто-белого гипса и преувеличенно медленными движениями, адресованными тем, кто стоял в задних рядах людского моря, вздымал к небу руки. Поначалу Соту показалось, что первосвященник проповедует собравшимся, однако, сосредоточившись на его лице, лорд Дааргардский понял, что он словно лунатик бормочет что-то себе под нос. Руки его были обращены к небесам не раскрытыми ладонями в знак смирения, а обличающими перстами.

– Как и ты, Сот Дааргардский, первосвященник изрядно преуспел в борьбе со Злом на просторах Ансалона, – сказал Паладин с бесконечной печалью в голосе. – Ныне же он назначил себя посредником между человеком и богами. В гордыне своей он и тысячи его последователей скоро потребуют, чтобы мы – стражи Добра – дали ему такое могущество, какого достало бы для уничтожения всего Зла во всем мире.

– Я должен помешать ему потребовать этого?

Паладин вздохнул:

– Да. Ступай в Иштар, Сот, и останови первосвященника. Он не понимает законов Равновесия. Своей попыткой подчинить своей роле столь могущественные силы он уничтожит все, ради чего тяжко трудился всю свою жизнь.

То, что величайший из богов Кринна поручает ему столь величественную миссию, потрясло Сота. Он, однако, сумел промолвить:

– Я сделаю все, что ты ни потребуешь от меня, великий Отец Добра.