Спасти СССР. Манифестация II (СИ) - Большаков Валерий Петрович. Страница 55

«Или ты просто желаешь убедиться, примет ли тебя запасной аэродром?»

Набитая колея, изображавшая переулок, сошла на нет, затягиваясь ползучей травкой, выводя на белый речной песок. Южный Буг лениво плескал в берег, под ногами хрустели овальные ракушки. Пацанва с гиканьем покоряла речные просторы, верхом на огромных надутых камерах от «кразовских» шин, а девчонки-малолетки заливисто вопили, бегая по мелкой воде.

Я замер. Тома выходила из волн, как Афродита – вот река ей по грудь… По пояс… По колено… Синий купальник мало что скрывал, хотя и прятать особо было нечего, а длинные стройные ножки и без того на виду.

Девушка отряхнула подмоченные волосы, прошлась по пляжу с трогательным достоинством пробудившейся женственности, огляделась рассеянно… И заметила меня.

Не поверив, пару раз хлопнула ресницами, а затем взвизгнула и бросилась навстречу.

- Дю-юша!

Тома с налету обняла меня, покосилась кругом – и храбро чмокнула в губы.

- Ты приехал! – выдохнула она.

- Ага! – подтвердил я, с удовольствием тиская мокрую талию.

- Ой, я тебя сейчас всего вымочу!

- Да ладно… - благодушно заворчал я.

- Дюш, - с чувством сказала девушка, - ты такой молодец!

И приникла губами по-настоящему, надолго и накрепко, даруя усладу и надежду.

«Жизнь налаживается?..»

Глава 11

Вторник, 22 августа. День

Ленинград, улица Петра Лаврова

Синти с неодобрением следила за Карлом – тот маялся бессонницей, вот и вставал на исходе ночи. Ничего толкового он в своем сонном состоянии натворить, испробовать или выдумать не мог, а с утра накачивался кофе. Вон, вторая кружка в ход пошла…

Фостер пил малыми глоточками, а фаянсовый сосуд, красный в белый горошек, здорово напоминал намордник. Уловив насмешливое внимание, обращенное на свою персону, Карл подмигнул из-за золотого ободка. Фолк тут же отвернулась.

– Где-то мы опять не туда свернули, – брюзгливо высказался Вудрофф. Встопорщенный, помятый, он в третий раз обошел стол, и завалился в мякоть продавленного кресла.

«Наверное, и этот не выспался», – с ехидцей подумала Синти.

Карл, резко отерев лицо ладонями, с шумом придвинул стул и грузно облокотился на гнутую спинку.

– К «Сталкеру» у меня претензий никаких, – деловито заговорил он. – Агент выдал целых два списка – и это не считая того, где перечислялись сотрудники, участвовавшие в «субботнике». В принципе, хватило бы и одной платежной ведомости, куда вписали тех, кто получал премию за секретность… Резюмирую: круг подозреваемых, у которых в семье подросток, сузился. Плохо то, что ни проверить их, ни, тем более, следить за ними мы были не в состоянии. Однако «Чемпион» проделал эту работу за нас, и весьма основательно… Результат – нулевой.

– Я и говорю, – повысил голос Фред, – свернули не туда!

– «Чемпион» поработал не со всеми, – встряла Синти, защищая «своего» агента. – У троих сотрудников Военно-медицинской академии - все в чинах от майора до полковника – растут сыновья пятнадцати-семнадцати лет, но все они… я имею в виду подростков… на каникулах и далеко от Ленинграда – отдыхают у родственников на Украине или в Волгоградской области.

– У троих? – Карл выкатил покрасневшие глаза, и часто заморгал.

– У Марьяновича, Соколова и Смирнова, - отчеканила Фолк. – На этой неделе их дети вернутся в Ленинград, ведь скоро в школу, агент сфотографирует всю троицу…

– И мы узрим то самое ухо! – с нарочитым воодушевлением воскликнул Фред, и тут же снова угас. – Ерунда это всё… Синти, золотце, ты ведь женщина! Вот, скажи, каким надо быть уродом, чтобы собственное дитя отдать для опытов?

– Советская ментальность… - замямлила вице-консул.

– К черту ментальность! Ты что, действительно веришь, будто коммунистическая пропаганда способна заместить инстинкты? Это в подкорке, девочка! Или всем этим медикам в высоких чинах партия приказала?

– Не ругайтесь! – томно воззвал Джордж из своего угла, где сидел, нахохлившись, под плохой репродукцией Гейнсборо.

– Мы не ругаемся, Джорджи, - хмыкнул Фостер, - мы рассуждаем.

– Вполне возможно… – опасливо начала Синти. Не услыхав противодействия, взбодрилась. – Вполне возможно, что сама идея – искать несчастную жертву опытов советского Франкенштейна – была ошибочной. Вспомните, как мы рассуждали! Некую человеческую особь, добровольно или под принуждением, запирали в мрачных подвалах Военно-медицинской академии, и всякими способами стимулировали ее мозг, пробуждая или насаждая феноменальные умения, вроде предикции. А бедная особь – резко против, она бежит, скрывается! Логично? Вполне! Особенно для голливудского «ужастика». Вот только с реальностью эта идея не сочеталась. Оказывается, у бедной особи есть семья!

– Ну, а если эта самая стимуляция мозга вполне безвредна? – резонно предположил Джордж. – И отец… э-э… особи знает об этом, уверен на все сто, что его сыну ничего не грозит? Наоборот, ребенок станет сверхинтеллектуалом! А это уже не зло, это выгодное добро. И… какой же отец не желает блага своему дитяти?

– Один-один, – ехидно усмехнулся Карл. – Ничья.

– Ладно, – буркнул Фред, тяжело поднимаясь. – Как говорят русские: «Болтать – не мешки ворочать!» Ждем информацию от агента по оставшейся тройке. Тогда и будем думать…

Воскресенье, 27 августа. День

Ленинград, Лермонтовский проспект

У доктора медицинских наук Марьяновича не было личной машины, если не считать старенького мотоцикла «Урал» с коляской. Этим трехколесным чудом Геннадий Эдуардович пользовался, когда выезжал на дачу по выходным.

Правда, грядки полковник не вскапывал, и картошку не окучивал – самому некогда, а супруга, маленькая, худенькая женщина, маялась сердечным недугом. Поэтому дача использовалась по прямому назначению – на ней семейство Марьяновичей отдыхало, вдыхая целебный хвойный дух.

Глава семьи любил ранним воскресным утром потягать рыбешку с дощатых мостков, или пройтись по лесу, в охотку собирая грибы али ягоды. Елена Сергеевна обожала варить варенье в бабушкином медном тазу, изображая бывалую дачницу, а отпрыск, длинный и нескладный Денис, перешедший в восьмой класс, питал самые нежные чувства к горячей, сладкой пенке…

…Агент «Чемпион» усмехнулся, не отрывая глаз от желтого коробчатого «Икаруса». Когда следишь за человеком, поневоле проникаешь за черту дозволенного, куда посторонним вход воспрещен. Узнаешь семейные радости и печали, или даже интимные подробности, проникаясь к объекту наблюдения странной приязнью.

Одно лишь портило настроение Федору Дмитриевичу – выслеживать приходилось не пэра, а сына, трусоватого и закомплексованного мальчика. Всю рабочую неделю, как только Денис вернулся из деревни, где бабушка поила его парным молоком, да потчевала пирожками с лесной ягодой, агент незримо сопровождал пацаненка. Это было неприятно, как-то не по-мужски.

Утешало то, что Денис рос «домашним», и сам на улицу не выглядывал. В «Детский мир», за новым школьным костюмом, он отправился вместе с мамой; на дачу семья отбыла втроем…

Четыре дня подряд мальчик ездил к репетитору, подтягивал грамматику – туда и обратно в сопровождении отца. То ли полковник контролировал малолетнего оболтуса, то ли уберегал от обидчиков – вертелась во дворе стайка хулиганистых личностей…

…Автобус, мигая оранжевым, подался к остановке, и Федор Дмитриевич неторопливо объехал угловатый «Икарус», притормозив в давно облюбованном «кармане». Марьяновичи, старый и малый, сошли и не спеша зашагали домой. Полковник строго, но спокойно выговаривал сыну, а тот покорно кивал.

На бледно-голубые «Жигули» никто из парочки даже не взглянул.

– …В секции тебя научат! – донесся резковатый голос Геннадия Эдуардовича.

– Да, папа, – уныло пробубнил Денис Геннадьевич.