Восхождение язычника 4 (СИ) - Шимохин Дмитрий. Страница 40

Первым на колоду бросили отца семейства, хотя тот сопротивлялся и вопил, а его жена и сын пытались вырваться из крепко держащих рук моих ближников.

Они, наверно, думали, что их будут убивать, но нет.

Гостивит обнажил топор, лезвие сверкнуло на солнце, и он обрушил его на руку прусса.

— А-а-а, — разнесся крик боли по округе, а отрубленная рука покатилась по земле.

Гостивит не медлил и нанес следующий удар, а на землю упала вторая рука. Прусс не затыкался ни на секунду, визжа как поросенок.

Пара минут, и вся семья лишилась конечностей. Женщина и ребенок от боли потеряли сознание. Мужик же держался и орал в нашу сторону проклятья.

Толпа пруссов начала дрожать, как листья на ветру, казалось, несмотря на угрозу жизни, они рванут в разные стороны.

Рунная цепочка мгновенно выстроилась в голове, взмах рукой — и стоящую неподалеку телегу разнесло на щепы от прилетевшего в нее воздушного тарана. Толпа мгновенно с криком сжалась, и мысли о попытке побега мгновенно выветрились из их голов.

Я же подошел к наказанной семье пруссов и, воспользовавшись силой жизни, остановил кровь и залечил их раны.

— Гостивит, перетащи их к ближайшему лесу и там оставь, только не убивай, пусть живут.

— Сделаю, — кивнул мой друг.

— Первуш, — окликнул я бойца, который по-прежнему отирался возле Ласки, исполняя мой приказ.

— Наших соплеменников ведите на корабли, пусть там отдохнут. Нечего им больше здесь делать, и так нагостились.

— Как скажешь, — ответил Первуш и повернулся к бывшим холопам.

Когда хотел отдать следующие приказы, мой взгляд упал на двоих моих бойцов, Кулему и Врона. Один из них баюкал руку с гримасой боли на лице, а у второго ладонь была завернута в окровавленную тряпицу.

Они стояли недалеко от толпы пруссов, когда я подошел к ним, толпа с ужасом отпрянула от меня в другую сторону.

— Что у вас? — поинтересовался я у парней.

— Оглоблей прилетело, — сразу отозвался Кулема, что баюкал руку.

— Ну, это палец, значит, отрубили, — произнес Врон и размотал тряпку, демонстрируя мне руку. Указательного пальца не было.

— Палец-то сам где?

— Так это… там лежать остался, — пожал плечами Врон. — А что?

— Иди ищи и неси мне, обратно к руке приделаем, — с усмешкой ответил я.

— А, да? Я сейчас, я как ветер, — и Врон унесся в сторону дома.

— Давай свою руку, посмотрим, что там у тебя, — протянул я ладонь к Кулеме.

Который с гримасой боли еле протянул мне больную руку.

Призвав силу жизни, я окутал ею свою ладонь и, прикоснувшись к поврежденной конечности, направил свою силу внутрь. Кость была сломана, я сразу смог это ощутить.

— Пойдем, — и, аккуратно взяв его за плечо, подвел его к деревянной колоде, на которой пару минут назад Гостивит рубил конечности пруссов.

— Ложи, будет больно, надо кость вправить, сломали тебе ее, — пояснил я.

— Х…хорошо, — немного заикаясь и с опаской косясь на лежащие рядом отрубленные руки и ноги, произнес Кулема. Встав на колени со всей аккуратностью, он возложил руку на колоду.

Я вновь призвал силу жизни, определив, как лучше совместить сломанную кость, и нажал.

— Гхм-м-м, — замычал Кулема, крепко сжав зубы.

Не обращая внимания на его мычание, я наполнил место перелома силой жизни, пара минут — и все готово.

— Все, сегодня побереги руку,— проговорил я, глядя на выступивший пот на лбу Кулемы. Он проворчал что-то благодарственное и на еле гнущихся ногах отошел от меня.

— Вот, принес, — рядом появился Врон, протягивая мне отрубленный окровавленный палец.

Приняв палец, я его осмотрел, на нем болталась кожа, все-таки не хирургический срез.

Достав из-за пояса нож, я срезал лишнее.

— Протяни руку ко мне, — скомандовал я Врону, тот повиновался. — Держи ровнее, не дергайся.

Приставив палец на былое место, я немного повозился и, выпустив силу жизни, направил ее. Сила жизни начала впитываться в отрубленную конечность, запуская процесс сращивания, одна десятая часть от резерва, и палец вполне уверенно держится на своем законном месте.

Врон поднес руку к лицу и медленно, словно не веря, согнул пару раз палец.

— Слышал, что люди сказывают, будто ты на чудеса способен, но как-то и не верил в это, — пораженно произнес он, посмотрев на меня будто на живого бога. Причем смотрел так не он один, но и многие мои бойцы, включая плененных пруссов.

К этому времени количество трофеев выросло в весьма значимую гору, и туда продолжали так же таскать разное барахло, которое, на мой взгляд, не представляло ценности.

— Могута, — окликнул я рядом стоящего брата. — Пусть на корабли трофеи стаскивают, только смотри, чтобы самое ценное, там и так места немного. Монеты подсчитай и убери, позже бойцам раздашь.

— Может, их стоит поберечь, — предложил брат.

— Раздай, нескупись, свое мы еще возьмем.

— Хорошо, — не очень уверенно протянул братишка и, подав знак нескольким бойцам, занялся нашими трофеями.

— Дален, Путята, да и остальные, — окликнул я ближников. — Отберите полста баб посимпатичней, свяжите как следует и к кораблям ведите. Остальных гоните за пределы поселка, а после сожгите здесь все, чтобы дым до самого неба стоял.

— Исполним, — кивнул Дален. — А ты чем займешься? — поинтересовался друг, заработав недовольный взгляд Хрерика.

Северянин отлично вписался в мой ближний круг, и даже мою честь блюдет, на свой манер, конечно.

— До священной рощи прогуляюсь, о которой Ласка речь вела, очень уж любопытно поглядеть.

— Так, может, нам с тобой сходить? — неуверенно произнес Дален.

— Сам дойду, чай, не девка, провожать не надо, вы лучше сделайте то, что я вам поручил.

Парни переглянулись, но ничего не ответили.

Развернувшись, я направился к воротам, обойдя село и пошел в сторону леса. В лес шло несколько тропинок, по краям одной из них были уложены обычные камни, которые были покрыты чем-то красным. По этой тропинке я и решил пойти, если не она, то последующей, пока не найду священную рощу. Там явно что-то занимательное, раз девчонка ее упомянула.

Пять минут неспешной прогулки по лесу, и вот я вышел на небольшую поляну, в центре которой находился огромный раскидистый дуб, настоящий исполин, по краям поляны также произрастали дубы.

Вот только ощущения от этой поляны шли не самые лучшие, меня начало мутить. Будто я нахожусь на христианском кладбище или в центре боя, где везде разлита энергия смерти.

Почему так и с чего такие ощущения у меня появились, я понял не сразу. Для этого мне пришлось сделать пару шагов и рассмотреть центральный дуб более внимательно.

Вокруг ствола дуба были уложены людские черепа, которые смотрели на меня своими пустыми глазницами. Ветки же дуба были измазаны в чем-то красном, и создавалось впечатление, что кора этого дуба красная.

— Однако, — протянул я и обошел этого исполина. С другой его стороны была вытоптанная площадка, на которой расположился огромный камень, который также был испачкан в красном.

Медленно и не спеша я подошел к алтарю, прикоснулся и понял, что красная субстанция — это высохшая кровь.

Камни, что были на тропинке, кора дуба — это все было в крови.

От омерзения меня всего передернуло, и я понял, почему у Ласки был такой тон, когда она говорила об этом месте.

Я медленно начал обходить поляну по кругу, и мне внос ударил неприятный запах. Пахло гнилым мясом или чем-то похожим. Дубы, что произрастали по краю поляны, тоже были вымазаны в высохшей крови, а главное, стало понятно, что это за запах и откуда столь сильное ощущение смертей.

В корнях этих дубов лежали отрубленные головы разной степени разложения.

Там были мужские головы, женские и детские. Некоторые из них были относительно свежие, можно рассмотреть даже лица.

По моему телу прошел озноб.

— С…суки, — прошипел я. — Мирные селяне херовы, — эмоции начали брать надо мной верх.

Ведь я был уверен почти на все сто, что это моих соплеменников принесли в жертву.