Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография - Юдин Андрей Андреевич. Страница 113

Нечего терять (С. Чиграков)

Ее зовут Настя, она пишет стихи, живет на реке,

Она верит в то, что осень пройдет.

В ожидании дальних дорог и чудес она всегда налегке,

Она ожидает свой самолет,

Который прилетит за ней, который прилетит за ней

И ей нечего будет терять, нечего будет терять,

Ей нечего будет терять, отправляясь в путь.

Он живет на другой реке, пишет стихи, летает во сне,

Он знает то, чего не знает она.

Он не член ОсоАвиАхим, но уверен в том,

что в небе он — непобедим,

И в ту ночь на небе будет полной луна,

Когда он прилетит за ней, когда он прилетит за ней,

И ему нечего будет терять, нечего будет терять,

Нечего будет терять, отправляясь в путь.

Я живу на слиянии рек, я читаю булгаковский «Бег»

И наблюдаю за тем, как кончается век.

А облака все плывут и плывут с запада на север и с востока на юг,

И чуть выше над ними летит самолет,

Который прилетел за ней, который прилетел за ней,

И им нечего больше терять, нечего больше терять,

Нечего больше терять — они теперь вдвоем.

Ural biker blues (Валентина) (С. Чиграков)

Я брел по дороге осенним днем,

Мои ноги стонали, я одолел крутой подъем,

Это было ненастным октябрьским днем,

Когда я услышал звук, напоминающий гром.

Я оглянулся назад, и я увидел клуб пыли,

И из него три колеса, пожирающие мили.

Я оглянулся назад, мне было интересно: возьмет или нет.

Я так устал голосовать за последние сто тысяч лет.

Я в безнадеге поднял руку, и ты остановилась,

Ты спросила меня: «Куда тебе, милый?

Если на север, могу подвезти».

Я подхватил свою гитару, улыбнулся

И ответил ей, что нам по пути.

Тогда ты тоже улыбнулась и сказала, что тебя зовут Валентина,

Что ты поставила недавно шипованные шины,

И не смогу ли я спеть что-либо для нее.

Я расчехлил свой «гибсон», затянулся и меня понесло...

Я спел ей про еврея, про такие дела, брат, любовь,

Я спел ей «Hoochie Coochie Man», а потом

Один раз еще про еврея, затем о любви.

Я затянул было про чай, но тут она сказала мне:

«Слышь, парень, погоди».

У нас заглох мотор, и я вылез из коляски.

Воцарилась тишина, и все стало как в сказке:

Поля, леса, небо и ручей.

Ты вытащила фляжку, открыла

и сказала мне: «На, парень, пей».

И пока я кирял, ты разбиралась с мотором,

Но он не заводился — он решил нас взять измором,

А во фляжке был спирт, и я нажрался так, что чуть не упал.

А ты сказала: «Извини, браток, но это не Harley, а “Урал”».

Я воскликнул: «Валентина, да мне насрать на Harley Davidson.

Конечно, спору нет, и мы не будем с ними мериться,

Но если хочешь, то я могу слабать тебе блюз.

Не обращай внимания на то, если я вдруг лажанусь».

Я играл часа два, а ты возилась со сцеплением,

И вдруг свершилось чудо, и я без промедления

Забрался в коляску, и мы понеслись.

Да так, что ты едва успела крикнуть мне: «Милый, держись!»

О, гони! Гони, Валентина,

Гони! У тебя кайф, а не машина.

Гони! Ты видишь, Валя, я совсем не боюсь,

И мы будем свободны пока звучит мой «Ural Biker Blues»!

Я подобно собаке... (С. Чиграков)

Я подобно собаке сидел под твоими дверями,

Я не пил, я не ел — мне хотелось лишь выть на луну.

А внизу лежал город, доставший своими огнями,

Проглотивший тебя совершенно одну.

Твой брат-алкоголик стрельнул у меня на похмелье —

Я отдал ему все, что в карманах, — лишь бы только отстал.

У соседей напротив идет третий день день рожденья,

А может быть, свадьба, а может — семейный скандал.

Беспрестанно работает лифт, да только все мимо кассы...

Для него твой последний этаж, видно, словно Монблан,

С занесенной метелью заброшенной лыжною трассой,

Где на финише — я, угодивший в капкан...

Я сижу под твоими дверями и слушаю крышу,

День прошел, за собой приведя негатив.

Спать давно улеглись кошки, люди и мыши.

Я хочу быть с тобою, пока я еще жив!

Я выгрызу вены себе, если что-то случится,

Я напьюсь своей собственной крови, а после — вина,

В этом городе сраном прикольные разные лица,

Только вот, знаешь, мне не хватает тебя...

Я подобно собаке...

Я подобен собаке...

Дорожная № 2 (С. Чиграков)

Сходятся-расходятся, как пути на станции,

Шпалами да рельсами — аж в глазах рябит...

Проводница милая, выдай мне квитанцию

О том, что если ехал я, то ехал не в кредит.

Сядем у окошечка в на колесах горенке —

За полночь, так за полночь! — будем пить твой чай.

У меня с гитарою две бутылки красного,

Якобы случайно, как бы невзначай.

Выпьем мы по соточке, тут и познакомимся:

Мне на Оль всю жизнь везло, ну а я — Сергей.

Струны плачут новые, деревца дубовые

Проплывают за окном — пой, да не робей!

А через две станции — всё, хана! — приехали,

Для тебя здесь дом родной, а мне — как первый снег...

Проводница Оленька, с шутками да смехами

Мы с тобой прощаемся, и, может быть, навек.

Сходятся-расходятся, тут же снова женятся.

Новыми афишами хвалится забор.

Что-то там забудется, что-то перемелется,

Ночь, купе, вино да чай, душевный разговор...

А жизнь, как зебра полосатая — юность волосатая,

Да наколка на руке с именем любви...

Сколько будет мне дорог, где найду я свой порог —

Знает ветер в поле, только он всегда молчит...