Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография - Юдин Андрей Андреевич. Страница 66

Лена Карпова вспоминает, что ей удалось довольно быстро «подсадить» своего шефа на Чижа. Правда, не без помощи БГ.

— Про Чижа, — рассказывает Дибров, — я действительно впервые услышал от Бори Гребенщикова, когда он пришел ко мне на прямой эфир еще на НТВ. Тогда я задал вопрос: «Боря, а вот кто, по-твоему, сейчас несет знамя рок-движения?» И тот, не задумываясь, назвал только одну фамилию: «Вот есть такой Чиж». — «Ну это как кто?» — «Это как Майк. Только Майк, может быть, знал побольше. А у Чижа более широкая, волжская душа, — сказал Боря. — Чиж — это единственный человек, чьи песни я напеваю перед сном». — «Не слишком ли, — спросил я, — для какого-то Чижа?» — «Я знаю, что говорю». А надо сказать, всё, что Борис говорит, я немедленно принимаю на веру. Тысячу раз убеждался: сначала сделай, как говорит Борис, потом поймешь почему...

В 1994 году Диброва пригласили в телекомпанию «Свежий ветер», чтобы выпускать 6-часовую программу «Доброе утро». Сама редакция находилась в Москве, а программа транслировалась на 5-м (петербургском) канале. Этот телесигнал достигал самых отдаленных регионов — «Свежий ветер» смотрели в 56 больших российских городах, а его потенциальная аудитория составляла почти 100 миллионов зрителей.

— И вот однажды Лена Карпова сказала: «Помнишь, тебе БГ говорил про Чижа? Приходи сегодня в “Московский”, послушаешь». А у меня была назначена встреча с бизнесменами, я хотел получить денег на очередной проект. А тут еще рок-концерт слушать... Слушать не хотелось, но что-то заставило прийти. Вместе с бизнесменами.

Когда мы зашли в «Московский», группа, как обычно, настраивалась. А потом Серега начал с «Хочу чаю». И мне наступил п**ц! Я обнаружил волну такой силы, что до сих пор ни одна отечественная команда не вызывала во мне такой вибрации всех составляющих моего физического и астрального тела.

Во-первых, здесь была музыка. Сережа на сегодня единственный Клэптон среди наших музыкантов, у него Бог живет в пальцах — он играет две ноты там, где другие играют двадцать. Но эти две ноты звучат так правильно и так вкусно, с таким блюзовым подстегиванием соседних струн, вовсе ни в чем не виноватых, что никто и никогда еще рядом со мной так блюз не играл.

Еще там была явно законченная форма — ни куплета дописать, ни строчки убрать. А это признак художественности. Если художественный образ (применительно к живописи) можно сместить влево или вправо хотя бы на сантиметр — это плохая картина. У Сергея картина была безупречна.

Еще там был юмор. Тут стоит вспомнить Брайана Эпстайна, который говорил: «В то время многие играли лучше, чем “Битлз”. У “Битлз” было вот что — юмор и ритм. И я поставил на “Битлз”. Что было дальше, вы знаете». Там был юмор, у Сереги...

Кроме того, там была хорошая поэзия. Как у Майка, эта поэзия не состояла из сложных архитектурных украшений, а была сложена из простых лексических кирпичиков. Но, складываясь, эти кирпичи образовывали чрезвычайно примечательное строение, которое выдавало любопытную манеру наблюдать за жизнью. Это была литература, в том смысле, что она подсказывала человеку место детали на фоне иерархии вселенной. Я имею в виду, конечно, «Она не вышла замуж».

Моих друзей-бизнесменов, всех бандитов в бордовых пиджаках (тогда еще были бандиты, их еще не всех расстреляли) — всех развернуло на 180 градусов. Если кто-то и уткнулся в кружку с пивом, он вместе с этой кружкой так и застыл. И тогда я впервые увидел справедливость буддистского коана: «Ежели мы предполагаем, что наше прошлое определяет наше настоящее, то почему же мы не думаем, что и наше будущее таким же образом определяет наше настоящее?» Я увидел, как перед человеком идет слава, идет всенародное признание. То, чего не успел вдоволь вкусить Майк.

Я сказал Лене Карповой: «Немедленно вызывай режиссера, вызывай ассистентов, готовь студию. Сегодня ночью будем сниматься. Я сам сяду за пульт». Буквально через два часа после окончания концерта мы зашли в нашу студию. Разумеется, никто из тех, кто работал, не заикнулся ни о каких деньгах. Мы записали абсолютно все, что ребята только смогли сыграть. Дальше мы нарезали студийную запись на номера, и я распорядился пускать Чижа трижды в день. Это был единственный, по-моему, в истории «совка» такой массированный эфир: в течение года (!) каждый день (!) три раза шел Чиж.

Мне приятно отметить, что этот рекорд для «Книги рекордов Гиннесса» делался совершенно бесплатно. Как, впрочем, и должна совершаться любая акция, связанная с душой. Надо ли говорить, что тут сыграла эта самая невероятная врожденная Серегина черта — кто бы к нему ни подошел, влюбляется в него навечно. То же самое произошло и с его музыкой. Над страной взошел Чиж [97].

Такая, блин, «вечная молодость»...

Впрочем, до «восхода» молодой группе было далеко. Но концерты в столичных клубах, телеэфиры у Диброва и ротация на радио «Максимум» сильно прибавили ей популярности. К тому же вслед за «Свежим ветром» Чиж вскоре появился на Центральном телеканале — в «Программе А», а затем в программе для тинейджеров «Рок-урок».

Покойный музыкант «Аквариума» Сергей Щураков, создавший свою группу «Vermicelli Orchestra», однажды сказал: «Если брать шоу-бизнес (а если говорить честно, к нему сейчас принадлежит и рок), во многом успех строится на обаянии лидера. Причем оно распространяется и на сильный пол, и на слабый. Должен быть тот, кто займет место героя». Чиж в роли «героя рок-н-ролла» был на редкость фотогеничен — худощав, длинноволос, в джинсовом комбинезоне. (Как назвал его журналист, «молодой человек с фигурой рано познавшего жизнь подростка и прической а-ля Джордж Харрисон».) Не менее колоритно выглядели коллеги по сцене: Владимиров напоминал гитариста Queen Брайана Мэя, Романюк — мрачного Гамлета, а хулиганистый Ханутин придавал бэнду по-настоящему «подвальный» колорит.

«То, что меня показывают по телевизору, — сказал Чиж в интервью, — на самом деле не очень цепляет. Радость-то, конечно, есть, причем радость, что вот мама будет горда за меня. Я сейчас поднялся в ее глазах. На этом уровне я радуюсь успеху. Хотя меня больше волнует проблема написания новых песен. Вот это для меня гораздо важнее».

Тем не менее в родном шоу-бизнесе уже установилась формула успеха: чтобы тебя узнали, нужно снять клип и как можно чаще крутить его по «ящику». Попса даже придумала поговорку: «Не бывает плохих песен — бывает мало эфира!» Поэтому каждый артист стремился снимать свои клипы, хотя их производство было дорогим, а размещение на ТВ еще дороже (один эфир стоил от 500 до 2000 долларов).

По идее, первым следовало бы «заклиповать» (этим словечком стала щеголять вся тусовка) явно хитовый «Перекресток», но вместо него менеджмент почему-то выбрал «Вечную молодость».

— «Перекресток» — более серьезная песня, и клип должен был выглядеть более богатым, что ли, — объясняет Чиж. — А «Вечная молодость» — господи, да там вся стоимость укладывалась, грубо говоря, в двадцать пять рублей!..

Если быть точным, бюджет клипа составлял тысячу долларов. Но даже в голодном 1994 году это было ничтожно мало. Скажем, режиссер Борис Деденев, бесплатно снявший для «ДДТ» знаменитую «Осень», запрашивал со своих клиентов 10 тыс. долларов. Прайс-листы его земляков Олега Гусева и Сергея Кальварского, работавших в основном с «попсой», были примерно того же порядка. Исключения лишь подтверждали правило: москвич Дмитрий Фикс при помощи любительской кинокамеры снял для группы «Мегаполис» клип на песню «Я — весна», ставший самым малобюджетным роликом 1994 года, — все расходы составили 135 долларов. Поэтому «чижи» были уверены, что им сказочно повезло, когда к ним пришли и предложили свои услуги молодые киношники из питерской «Арт-Пилот-Студии».