Охотник - Френч Тана. Страница 18

— Была там другая река, верное дело, — говорит Десси, подаваясь вперед. Десси вечно повышает голос чуть больше нужного, словно ждет, что его кто-то перебьет. — Русло у меня через выгон пролегает. Каждый год задницу рву, когда там перепахивать надо.

— Тут везде пересохшие русла, — говорит Сенан. — Это не значит, что в них золото.

— Это значит, — говорит Джонни, — что не порожняя она, байка Рашборо. За остальных вас не скажу, а я бы не поленился выяснить, насколько не порожняя.

— Дружок твой, похоже, блядский идиёт, — говорит Сенан. — Во что ему это обойдется, а? Техника, работа и хер его знает что еще — и никаких гарантий, что он хоть цент с этого дела получит.

— Смотри не обманись, — говорит Джонни. — Рашборо не дурак. Дурак бы не добился того, чего Рашборо добился. Он себе может позволить всякий каприз, и вот такого ему хочется. Кто-то вроде него купил бы себе скаковую лошадь или подался на яхте вокруг света. Дело не в налике — хотя он бы от добавки не отказался. Этот парняга с ума сходит по своим ирландским корням. Его растили на повстанческих песнях и пинтах портера. У него слезы на глаза наворачиваются, когда он рассуждает про то, как бриты привязали Джеймза Коннолли [16] к стулу и пристрелили. Ему наследие подавай.

— Пластиковый Падди, — произносит Сонни Макхью с презрительным снисхождением. Сонни крупный мужик в пыльноватых на вид кудрях и с прущим пузом, но в голосе у него поквакивает, как у коротышки, и звучит этот голос по-дурацки. — У нас такой двоюродный есть. В Бостоне. Приезжал на лето, года три-четыре назад, помните? Молодой парняга с толстенной шеей? Привез нам цифровую камеру в подарок, а то вдруг мы про такое не слыхали никогда. Не поверил, что мы смотрели «Симпсонов». Видали бы, какое у того мудачка бедного лицо было, когда он наш дом заценил.

— Все в порядке у тебя с домом, — растерянно говорит Бобби. — Двойные стеклопакеты и все такое.

— Да понятное дело. Он думал, у нас хижина с тростниковой крышей.

— Моя земля — это вам не туристическая достопримечательность, — говорит Сенан. Ноги расставил широко, руки сплел на груди. — Не надо мне, чтоб какой-то балабол по ней топтался и овец моих пугал только потому, что бабка ему напела «Залив Голуэй» [17].

— Не будет он топтаться по твоей земле, — говорит Джонни. — Не сразу, во всяком случае. Начать он хочет с промывки в реке — это всяко проще, чем копать. Если в реке золото найдется, хоть махонький кусочек, он за возможность покопаться в вашей земле каждому из вас с радостью выдаст славную пачку налика.

Тут возникает краткая насыщенная тишина. Кон поглядывает на Сонни. Рот у Бобби широко открыт.

— Сколько покопаться? — спрашивает Сенан.

— Сперва образцы взять. Просто трубочку махонькую воткнуть в землю да поглядеть, что там. Вот и все.

— Сколько денег? — уточняет Сонни.

Джонни разводит ладони.

— Это уж дело ваше, понятно. Как договоритесь. По тыще каждому запросто. Может, по две, в зависимости от того, в каком он будет настроенье.

— Чисто за образцы.

— Ай господи, ну да. Если найдет, что ему надо, — будет куда больше.

Трей так сосредоточилась на отце, что ей и в голову не пришло, что на отцовой затее эти люди заработают. Всплеск беспомощной ярости жжет ей горло. Даже знай он о Брендане, Джонни все равно как ни в чем не бывало взялся бы набить карманы Арднакелти, лишь бы заполучить желаемое. А вот Трей нет. Что до нее, то вся Арднакелти пусть вечно или дольше идет пешком нахер. Трей скорее сама себе плоскогубцами все ногти повыдергивает, чем кому угодно из присутствующих сделает одолжение.

— Если золото там есть… — произносит Кон Макхью. Он из мужиков самый младший, здоровенный детина с всклокоченными темными волосами и пригожим открытым лицом. — Господи, ребята. Вы только представьте.

— Ай, да есть оно, — говорит Джонни так попросту, будто речь о молоке в холодильнике. — Моя вон в школе про это слышала. Правда, солнышко?

Секунда уходит у Трей на то, чтоб осознать, что обращаются к ней. Она и забыла, что он знает, что она здесь.

— Ну, — произносит Трей.

— Что учитель про это говорил?

Все мужские лица обращены к Трей. Она подумывает, не заявить ли, что учитель говорил про золото аккурат по другую сторону горы или что его вообще все выкопали тыщу лет назад. Отец ее потом поколотит, если поймает, но брать это в расчет Трей не считает нужным. Впрочем, даже скажи она это, на мужиков соображения какого-то там учителя из Уиклоу могут и не подействовать. Отец — говорун знатный, все равно сможет переубедить. А Трей упустит возможность.

— Сказал, что под этой горой есть золото, — говорит она. — И люди когда-то выкапывали его и всякое из него делали. Украшения. Они теперь в музее в Дублине.

— Я про это программу по телику видал, — подаваясь вперед, говорит Кон. — Брошки с руку размером, здоровенные крученые ожерелья. Красивые сил нет. И сверкают все.

— Ты в таком весь роскошный будешь смотреться, — говорит ему Сенан.

— Ему для Айлин надо, — говорит Сонни. — Такой здоровенный парняга, а в кармане у нее помещается…

— Как ты вообще выбрался-то сегодня, а, Кон?

— Она думает, он ей за цветами ушел.

— Через заднее окошко.

— Она на него джи-пи-эску повесила. Того и гляди в дверь сюда долбить начнет.

— Прячься вон за диван, Кон, мы скажем, что тебя не видели…

Они не просто крак разводят. Каждый из них, включая Кона, краснеющего и посылающего их всех к херам, косит глазом на Джонни. Тянут время, прикидывают, как отнестись и к Джонни, и к небылице его, и к затее.

Пока они этим заняты, отец Трей едва заметно кивает ей с одобрением. Она отвечает ему взглядом без всякого выражения.

— Я вот о чем толкую только, — говорит Кон, отбрехавшись от мужиков, а те угомоняются и, лыбясь, рассаживаются по местам. — Я бы от пары лопат этого добра не отказался.

— Да кто б из вас отказался-то? — спрашивает Джонни.

Трей видит, как они себе это представляют. От таких грез они выглядят моложе, будто бы проворней. Руки замирают, сигареты в них прогорают впустую.

— Надо будет приберечь чуток, — говорит Кон. Голос мечтательно приглушен. — Махонькую малость. Чисто на память.

— Ну нахер, — говорит Сенан. — Я себе на память возьму тур на Карибы. И няньку, чтоб за детьми смотрела на борту, пока мы с хозяйкой спокойно коктейли пьем из кокосов.

— Калифорния, — произносит Бобби. — Вот бы куда я поехал. По киностудиям можно прокатиться и в ресторанах посидеть, где Скарлетт Йоханссон эта за соседним столиком…

— Мамка твоя не дозволит, — говорит ему Сенан. — Захочет в Лурд или в Меджугорье [18].

— Везде доедем, — говорит Бобби. Заливается краской. — Едрить твою, а чего нет-то? Мамке восемьдесят один, какие еще у ней возможности будут?

— И засуха эта пусть усрется, — говорит Сонни в приливе воодушевления. — Да сколько влезет ей, ну? Хоть никакой не будет ни травы, ни сена, я лучший корм куплю, и моя скотина питаться будет по-королевски, круглый год. В новехоньком хлеву.

— Иисусе, вы только послушайте этого малого, — говорит Март. — Вообще никакой романтики в тебе, малец? «Ламборгини» себе клятый устрой да русскую супермодель, чтоб с ней кататься.

— Хлева надольше хватит. «Ламборгини» расхерачится через год на здешних-то дорогах.

— Да и русская супермодель, — вставляет, ухмыляясь, Десси.

— «Ламборгини» — это тебе чтоб через всю Америку проехать, — поясняет Март. — Или Бразилию, или Непал, или на что еще у тебя там глаз загорится. Но имей в виду, дороги в Непале, я б сказал, не шибко лучше наших.

Джонни смеется, доливая Бобби виски, но Трей перехватывает бдительный отцов взгляд, вперенный в Марта. Джонни пытается понять, искренне ли Март его поддерживает или прикидывается. Одно отец явно помнит: Март Лавин всегда прикидывается.