Охотник - Френч Тана. Страница 77

— Он же дуб, само собой, — говорит Малахи, и уголки рта у него иронично вздергиваются. — Они вечно считают, что мы на их херню поведемся.

— Он мне сказал, — взволнованно говорит Бобби Келу, — сказал: «В участок пока идти незачем, мы пока тут потолкуем». Что он в виду имел? «Пока»? — В свой стакан Бобби вцепляется обеими руками.

— Не был бы таким, бля, обрыдаться паршивым картежником, — говорит Сенан, — ты б расчислял блеф на слух. Он тебя растрясти пытался, чтоб ты ему что-нибудь выдал. Они так работают. Верно же? — пуляет он в Кела.

— Иногда, — отвечает Кел. Настроение в нише сделалось напряженным. Все подбираются к главному делу вечера.

— Я с ним все еще не видался, — расстроенно говорит Март. — Он заходил, а я в город отъезжал. Вернулся домой, а там миленькая такая карточка под дверь подсунута, дескать, он попозже еще попробует. Я один вусмерть хочу с ним познакомиться, а он достает вашу братию, кто вообще его не ценит.

— Ну расскажи-ка нам, — говорит Келу Сенан, — какие у него прикидки?

— На что ты его-то спрашиваешь? — обращается к нему Март. — Ему откуда знать?

— Он же, бля, следователь. Они по-свойски толкуют, как и все прочие.

— Никакой, бля, не следователь — в том, что касается тутошнего. Он подозреваемый, такой же, как и мы с тобой.

— Да? — спрашивает Сенан у Кела. — Подозреваемый?

— Нилон мне бы не сказал, кабы я был, — говорит Кел. — Но да, вероятно, — как и кто угодно. Я там был. Я знал Рашборо. Меня нельзя исключать.

— Ай, да ты и мухи не обидишь, — говорит ему Март. — Без уважительной причины. Уж я пригляжу, чтоб следователь Нилон про то знал.

— Как оно, по ощущениям? — спрашивает Малахи, с легким злорадством лыбясь Келу. — Оказаться по другую сторону — для разнообразия?

— Да не особо как-то оно и ощущается, — отвечает Кел, пожимая плечами и берясь за свою пинту. — Так вот просто сложилось. — На самом деле ощущения от этого глубоко, бурно странные. Есть в них угрожающая свирепость ураганной сирены: дальше может быть что угодно.

— Дружок-то Нилон тебя допрашивал?

— Хотел узнать, как нашли тело, — отвечает Кел. — На том примерно все.

— Бог мой, — говорит осененный Бобби, — а я тебя и не спрашивал. И как? Тебя страсть как потрясло?

— Он следователь, — говорит Сенан. — Амадан [58] ты. Он мертвых и раньше видал.

— Мне нормально, — отвечает Кел. — Спасибо.

— В ужасном он был состоянии? Рашборо, в смысле. Не Нилон.

— Мужик мертвый был, — говорит Франси. — Хуже не особо-то бывает.

— Я слыхал, у него потроха были наружу, — говорит Бобби. Глаза у него круглые. Кел знает, что Бобби бывает искренне потрясенным и искренне печется о состоянии Келова ума — и в то же время выведывает все, что может оказаться полезным.

— Потроха у него, по-моему, были в порядке, — отвечает он.

— Понятно, с чего ты это взял, — говорит Март Бобби. — Мамка твоя слыхала от Клоды Мойнихан. Я знаю, потому что это я ей сказал. На дух не выношу эту суку, хотел выкурить ее от Норин, чтоб можно было спокойно закупиться, и ясно было, что она рванет всему свету докладывать, пока Норин за это не взялась.

— Так что же Нилон думает? — спрашивает Сенан у Кела.

— Это ты мне скажи, — говорит Кел. — Ты, может, больше моего знаешь. Что Нилон думает?

— Он думает, что сделал это кто-то из здешних, — говорит Франси, — вот что он думает.

Как только он смолкает, следует краткое молчание. Пи-Джей отскребает что-то от столешницы; Март вылавливает мошку у себя из стакана.

— Ха, — говорит Кел, ощущая, что от него ждут отклика. — Откуда ты знаешь?

— Оттуда, что ватага его ходит по всей округе и расспрашивает, кто был на горе позавчера ночью, — говорит Сенан. — Ни в Нокфаррани, ни в Лиснакаррахе, ни за рекой не спрашивают. Только здесь.

— Он разговаривал про это жуть как странно, — говорит Пи-Джей, чеша в затылке и вспоминая. — Он не спрашивал: «Был ли ты на горе? Знаешь кого, кто был?» На такое мне понятно, как отвечать. Но оно-то вот как: «Что тебе там было делать посреди ночи? Был ли у тебя здравый повод там находиться? А соседи твои, у них какой повод?» Не понимал я, как ему отвечать, вообще и совсем.

— Он стремился тебя запутать, — говорит Франси. — Умная тварь парняга тот.

— Само собой, я-то на горе уж всяко, — говорит Малахи, — мне повод не нужен. Они ко мне пришли спрашивать, какие машины мимо моего дома проезжали в ту ночь — с этой стороны или, наоборот, вниз. Та сторона их не интересовала, тамошние могли наркоту гонять на горку и с горки, Нилону дела никакого. Он вот с этого места глаз не сводит.

Все наблюдают за Келом. Тот смотрит на всех, рот держит на замке. Байка Трей пустила корни и теперь разрастается под землей, выпускает усики.

— Так вот, понимаешь ли, — говорит Март, откидываясь на спинку и глядя на пятна сырости на потолке, — вот эта часть меня удивила. Чуйка у следователя Нилона жуть какая конкретная, и я не вижу причин, с чего бы. Тему с золотом, насколько я слыхал, он не поднимал, если кто и заикался про это при нем, он страсть крепко помалкивает. Так что же его подтолкнуло так сосредоточиться на нашем уголке? — Март нацеливает на Кела вопросительный взгляд.

— Что угодно могло быть, — говорит Кел. — Может, отследили движения мобильника Рашборо и выяснилось, что он всю ночь был тут. А может, просто потому, что он в основном тут болтался.

— Или у него свидетель есть, — говорит Март с нотой задумчивости в голосе, будто слово это иностранное и интересное. — Что бы это значило, Миляга Джим? Что свидетель бы засвидетельствовал?

Кел, чтобы смотреться по-мужски и уважить остальных, пил быстро. Невзирая на гамбургер, бухло начинает его догонять. Внезапно и ярко он чувствует — как, он не сомневается, и предполагалось — обособленность своего положения. Нилон косится на него, потому что считает Кела местным, а местные косятся на него, потому что считают его легавым, тогда как на самом деле Кел ни тот ни другой и пристанища ему искать негде. Чьи бы фургоны ни встали в круговую оборону, Кел остается снаружи, впотьмах среди шныряющих хищников. Его это не пугает — к страху Кел всегда относился практично, приберегая его до той поры, пока опасность не станет осязаемой и под боком, — но обособленность сидит так же глубоко, как и страх. Кел знает, что деревня за окном мала и кипит людьми и их проделками, однако сегодня что-то в горячем закатном свете, бьющем в витражное стекло, подразумевает бескрайнюю, лишенную черт пустоту, будто Кел мог бы выйти за дверь и шагать хоть до смерти, не увидев при этом ни единого человеческого лица и ни единого места, что дало б ему кров.

— Понятия не имею, — говорит он. — Мыслей читать я не умею. Кто сказал, что у Нилона есть свидетель, у того и спрашивайте.

— Тут жуть сколько возможностей, — говорит Март со вздохом, — когда имеешь дело с такими, как Падди Англичанин. За мудаком этим даже за мертвым не уследишь. В том человеке показалось мне столько оттенков стремного, что и не знаешь, за каким приглядывать. — Искоса смотрит на Кела. — Скажи-ка, Миляга Джим, а Терезе твоей он как пришелся? Ясное дело, она его повидала поболе всех нас, раз уж он друган ее папаши был. Не говорила, что он стремный?

— Канешно, не говорила, — влезает Малахи. — Кабы ей при нем не по себе было, дружочек наш его к ней и близко б не подпустил. Верно?

Кел чувствует, как, подобно жаркому мареву над дорогой, нарастает опасность.

— Мне никакую малую незачем слушать, я сам видел, что мужик скользкий, — говорит он. — До этого я допер самостоятельно.

— Допер, — соглашается Март. — Ты мне говорил про то аккурат у той стойки, что замашки тебе его не нравятся.

— Геморрой один с этим Рашборо, — внезапно и пылко заявляет Пи-Джей. — Я им сыт по горло был и до всего этого, а теперь и того хуже. У меня с этой засухой и так забот полон рот. Зимний запас скармливаю, если так оно и дальше будет, придется продавать скотину. Нет у меня сил думать ни про что другое. Он заявился сюда, отвлек меня, вселил надежду. Теперь помер, а все равно меня отвлекает. Хочу, чтоб он уже делся.