Средняя американка - Лауринчюкас Альбертас Казевич. Страница 5

Стивен. Будь здоров и богат, Костас!

Костас. Будь умным, Стивен!

Стивен. Умен только тот, кто богат.

Костас. Ты, я надеюсь, не в нужде?

Стивен. Умею выкручиваться.

Костас. Ты по-прежнему любишь похныкать.

Стивен. Бедность всему научит.

Голоса гостей. Стивен, мы умираем от жажды!

Спасите!

Стивен. И надолго сюда?

Костас. Надеюсь, насовсем.

Стивен. Вот как?

Голоса гостей. Стивен! Можно вас?

Стивен. Сейчас, господа. (Направляется к гостям. В сторону Костаса, тихо.) Мы еще поговорим, господин Костас.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Двор в особняке Росов. Просторная веранда, на ней несколько плетеных кресел. Через зеленую лужайку с заботливо подстриженной травой проложена цементная дорожка. Декоративный кустарник. Возле дома, у дорожки, огромное, выкрашенное в белый цвет колесо – символ первых переселенцев на американский континент. Осень. Солнечно, тепло. По дорожке проходят и поднимаются на веранду Маргрет и Костас. Оба в спортивных костюмах.

Маргрет. Ты так посвежел за эти дни.

Костас. Еще бы! Полтора месяца среди близких людей. И потом – имею я право забыть о делах в первый раз за тридцать четыре года?

Маргрет. Ты счастлив у нас?

Костас. У каждого свое представление о счастье. На меня столько раз обрушивалась судьба, что в конце концов осталось единственное желание – покой.

Маргрет. Теперь ты его обрел.

Костас. Да… почти… Отец, чудесный дом…

Маргрет. Но почему «почти»?

Костас. Меня начинает мучить совесть. Я не ребенок, не могу сидеть на шее у отца.

Mapгрет. А ты представь, что это еще старые долги Уолтера. Когда ты был ребенком, он много недодал тебе.

Костас. Что теперь вспоминать? Прошло столько лет…

Mapгрет. Твой отец не изменился за эти годы, не думай. Пройдет время, и он непременно подыщет для тебя работу.

Костас. У него уже есть какие-то планы?

Маргрет. Конечно. Но ими он не делится. Когда-то это расстраивало меня, теперь привыкла. Ко многому привыкаешь за двадцать лет. А знаешь, ты совсем не похож на Уолтера.

Костас (настороженно). Совсем?… Это вас огорчает?

Маргрет (с улыбкой). Наоборот, было бы невыносимо, если бы еще и ты на него походил.

Костас. Да, да… Я больше на мать, говорят…

Маргрет. Ты совсем не помнишь ее?

Костас. Нет, конечно. Ее сестра стала мне второй матерью. А вы – третьей.

Маргрет (волнуясь). Скажи, Костас… ты когда-нибудь был женат?

Костас. Я? (Смеется.)

Маргрет. Что тут смешного?

Костас. Мне никогда и в голову не приходила эта идея – жениться.

Маргрет. Почему?

Костас. Что такое жена, по-вашему?

Маргрет. Жена – это… ну как бы тебе сказать… Жена – это часть семьи.

Костас. Придаток или часть?

Маргрет. Должна быть частью.

Костас. И когда же возникает семья?

Маргрет. Я об этом никогда не думала… В день свадьбы, наверное.

Костас. И вам что, приходилось встречать мужчину и женщину, которых свадьба превратила бы в истинную семью?

Маргрет. Ты не ответил на мой вопрос.

Костас. Я встречался с женщинами, но ни одну из них назвать женой не мог.

Маргрет. Тебе нелегко жилось. Но сейчас, когда ты достиг наконец тихой гавани, можно подумать и о семейном очаге.

Костас. Я думал о нем и раньше. Да и кто не думает? Но получается не у всех. Мне остается только завидовать вам.

Маргрет. Завидовать? Мне? Не такая уж у меня прекрасная семья.

Костас. У вас хорошие дети.

Маргрет. Дети выросли, и иногда мне кажется, что я доживаю свой век совершенно бессмысленно.

Костас. Простите, но это не так. Ваши глаза полны жизни.

Маргрет. Я ожила только после твоего приезда.

Костас встречается глазами с Маргрет, тотчас же отводит взгляд, отодвигается.

Костас. Я тут ни при чем, поверьте. Мне хочется только одного – покоя.

Пауза.

Маргрет (тоскливо). Раньше я хоть верила в гороскопы. Они скрашивали мою жизнь.

Костас. Вы разочаровались в них?

Маргрет. Они говорят не о том.

Костас. О чем вы хотели услышать?

Маргрет. Я не хочу, что ты? Само слышится. (Улыбнулась.) Глупо.

Костас, с опаской взглянув на Маргрет, встает. Из дома выходит Уолтер.

Уолтер. Безобразно спал этой ночью. Вечером пришла в голову странная мысль – подсчитать, сколько стоит человек.

Костас. Наверное, столько, сколько у него долларов.

Уолтер. Я прикинул, сколько стоит мертвый человек.

Костас. Мертвый? Зачем считать? Спросили бы у меня. Мертвый ничего не стоит. За него не дадут даже цену осколка, который ему размозжил голову.

Уолтер. И все-таки стоит. Доллар и сорок пять центов.

Костас. Откуда столь точные данные?

Уолтер. Я заглянул в книгу, выписал, сколько железа, жиров, фосфора и других элементов в человеке среднего возраста и роста. Потом подсчитал, сколько свечей, гвоздей, костной муки можно сделать из всего этого и что можно выручить за все. Результат меня буквально пришиб. Заснуть так и не удалось.

Маргрет. Вышло бы на двадцать центов больше, ты бы заснул спокойно.

Уолтер. На двадцать центов? (Подумав.) Тоже немного. Как все-таки парадоксален мир!

Костас. И самый большой парадокс в нем – человек.

Уолтер (усмехнувшись). Какой у меня разумный сын! Пожалуй, при таком здравом рассудке ты бы вполне мог занять президентское кресло.

Костас. Увы, я родился не в Америке и по конституции путь к президентскому креслу для меня закрыт. И, кроме того, быть президентом в этой стране довольно опасный бизнес.

Уолтер (улыбается). Зато почетный.

Костас. Разумеется. Надгробный памятник у президента будет повыше, чем у нас.

Уолтер. И все-таки все американцы хотят быть президентами.

Маргрет. Поскольку женщин в президенты не избирают, я удаляюсь. (Уходит.)

Уолтер. Шутки шутками, сынок, но все-таки пришло время поговорить и всерьез.

Костас. Давно пришло. Я уже шесть недель без работы. Пора и честь знать.

Уолтер. Тебе не нравится в моем доме?

Костас. У тебя прекрасный дом.

Уолтер. Но все это не с неба свалилось, как ты понимаешь. Пришлось немало потрудиться.

Костас. Я догадываюсь. И когда я ехал сюда, я надеялся помочь тебе, чем сумею.

Уолтер. Рад слышать эти слова. Насколько я понял, ты не прочь стать президентом?

Костас (с улыбкой). Есть возможности?

Уолтер. Ты им станешь.

Костас. Где Библия?

Уолтер. Зачем?

Костас. Приму присягу. Кто будет свидетелем?

Уолтер. Вот чего-чего, а свидетелей тут не нужно.

Костас. Я не останусь в долгу, отец. Тебя я назначу государственным секретарем, Роберта – министром почты и телеграфа, Маргрет – представителем в Организации Объединенных Наций. Там она с помощью своих гороскопов пресечет все происки африканских дипломатов.

Уолтер. Не слишком высоко ты метишь, сынок?

Костас. Ты сам сказал – я президент.

Уолтер. Но не Америки пока – фирмы, торгующей произведениями искусства.

Костас (притворяясь разочарованным). Bceго-навсего? Нет, это не по мне. Управлять государством – ради бога, но в искусстве надо хоть кое-что смыслить.

Уолтер. Тебе не нравится писать картины?

Костас. Вообще-то я могу и попробовать. Помню, лет сорок назад я нарисовал карикатуру на своего учителя, Судя по тому, что он выставил меня с урока, было очень похоже. Правда, потом у меня не возникало уже желания рисовать.

Уолтер. И слава богу. Таких желающих расплодилось слишком много. Их можно купить оптом вместе с их картинами. Ну, их-то оставим в покое, пусть живут. А картины их, так и быть, скупим.

Костас. Ты хочешь стать меценатом? Что ж, весьма почетно.

Уолтер. Я предпочитаю почету доллары. Мы будем торговать картинами.

Костас. Купленными на улице?