Барышня ищет разгадки (СИ) - Кальк Салма. Страница 48

Она замолчала и поклонилась Болотникову — мол, спрашивайте, если что-то нужно.

У меня возникло множество вопросов, и первый — почему столь могущественное существо было вынуждено бежать, но я здесь не главная, пускай сначала спрашивают другие.

— Что же, выходит, вы были приближённой Императрицы-Орхидеи? — спросил Болотников.

— Всю её придворную жизнь. А до того — её свекрови. И… некоторых других.

Сколько-сколько ей лет? На вид — юна и прекрасна, едва ли не моложе меня.

— И отчего вы не остались в Запретном городе после смерти вашей… покровительницы? Подопечной? — продолжал расспрашивать Болотников.

— Оттого, что у тех, кто рвался к власти, тоже были приближённые демоны, — пожала плечами Фань-Фань. — И я вовсе не желала выяснять, кто сильнее. Я покинула Поднебесную — и никого не волнует, где я и что со мной. Вот если бы я осталась, тогда многим было бы важно, с кем я и кого готова поддержать. А я пока… не готова поддержать никого.

Вроде бы кто-то говорил, что в Китае неспокойно? Не то прямо революция, не то что-то, очень похожее? И она не захотела поддержать ни одну из сторон? Что ж, я её понимаю.

— И после Запретного города — вы готовы жить здесь, у нас? — кажется, Болотников всё ещё не до конца верил в сказанное.

Но моё внутреннее ощущение говорило, что Фань-Фань сейчас правдива.

— Готова, — кивнула она. — Здесь тихо и спокойно, и я могу заботиться только о себе… могла. Сдаётся мне, теперь уже нет.

— И… в каких же делах вы способствовали Дмитрию Львовичу? — был следующий вопрос.

— В делах, касающихся моих соотечественников, и только, — она смотрела прямо и не отводила взгляда.

— Ну что, Львович, рассказывай и ты, — теперь Болотников вцепился взглядом в Черемисина.

— Госпожа Фань-Фань всё сказала, — мрачно ответил тот.

— Да нет, не всё. Лисицу-то ты где отыскал?

— В Нижнеудинске. Пробиралась по железной дороге на запад, дурила головы и служащим, и жандармам, и я так понимаю, что временами кого-то ела. Увидел — прикидывалась потерявшейся китаяночкой, строила глазки, никак не ожидала, что заговорю с ней по-китайски. Согласилась следовать в город со мной. Я и знать не знал, кто она такова и чем опасна, свои хвосты она мне ни разу не показывала. Привёз домой, показал госпоже Фань-Фань, сказал — бери себе в услужение, если хочешь, куда её девать-то теперь, далеко ж не уедет, поймают, не пожалеют. Госпожа глянула и велела ей в комнату зайти, и дверь за собой заперла. Я думал, они там сожрут друг друга на месте, так орали, и я ни словечка не понял. Но потом отперли дверь, и госпожа сказала, что Линь-Линь остаётся. Но ей не дозволено покидать пределы дома — так и сказала прямо, не дозволено. Но куда ж там не дозволено, она ж такая, ты в дверь — она в окно. Сбегала, возвращалась. Я и не думал, что все наши жертвы — от неё. Думал — просто дурная, потому что молодая и потерялась. А она, значит, не потерялась и не молодая, а просто дурная. Тьфу.

— Скажите, госпожа Фань-Фань, отчего ваш соотечественница выходит на охоту за людьми? Она в самом деле рождена тёмной и злобной? Или же дело в другом? — продолжал спрашивать Болотников.

— Она молода и бестолкова, — отрезала Фань-Фань. — И делает это потому, что может. Да, человеческая жизнь и человеческая душа даёт силы и мощь, и в давние времена случалось, что иные представители нашего народа принимали жертвы от людей. Но мир меняется, и если мы хотим остаться в нём, нужно учиться жить с людьми. Линь-Линь молода, ей всего семьдесят с чем-то человеческих лет. Она не умеет и не желает удерживать свою природу, её большая сила вскружила ей голову, и она решила, что всемогуща. И она вознамерилась разыскать своего воспитателя и опекуна Цинь-Циня, который не так давно пропал на север от наших краёв, следы его терялись где-то по железной дороге. Она никак не могла подумать, что слухи о её делах приведут сюда того, кто виновен в развоплощении Цинь-Циня.

— Как так вышло, что его везли в Москву в клетке? — спросила я.

— Племянник императрицы так выразил своё уважение князю, что долгое время провёл в Запретном городе от имени вашего императора. Конечно же, он полагал, что Цинь-Цинь сожрёт князя, но вышло иначе.

— И… наша лисица хотела отомстить?

— Хотела, да.

— И, полагаю, отомстила? — подключился Болотников.

— Вполне.

— И где же она теперь?

— Я думаю, неподалёку, — ответила Фань-Фань.

— Неподалёку — это значит в городе, или? — Болотников не сводил с неё недоверчивого взгляда.

— И в городе, и не очень далеко от дома господина Черемисина. Или же отсюда. Есть некий предмет, без которого она не покинет город ни за что. Он ей… очень важен, и сейчас находится у меня. Линь-Линь будет стараться забрать его во что бы то ни стало.

— Что это за предмет и почему он ей так важен?

— Поверьте, важен, — кажется, в этом вопросе Фань-Фань не готова делиться подробностями?

— И вы можете показать его нам?

— Показать — могу, — кивнула она. — Но отдать не отдам.

И легко улыбнулась.

— Отчего же? Не доверяете? — сощурился Болотников.

— Считаю, простите и не держите зла, что должна сама видеть, как вы будете говорить с Линь-Линь. На мой взгляд, она была неправа, и вам есть, за что спросить с неё. И она должна ответить. Но я буду при том, и прослежу, чтобы… чтобы все остались благополучны. Уже достаточно смертей, не следует их множить.

— Её же невозможно убить? — влез Пантелеев.

— Но возможно развоплотить, и она долго ещё будет искать себе новое воплощение. Вдруг кто-то решит отомстить ей, и посадит её в клетку князя Бельского? Демон не должен сидеть в клетке.

Я прямо задумалась — как можно надавать по мозгам юному зарвавшемуся демону, чтобы больше не пакостил и не жрал людей?

— И что же мы можем потребовать с юного, одарённого, многообещающего демона? — поинтересовался Соколовский.

— Вам она определённо должна, потому что стала причиной вашего нездоровья, не имея к тому никакого весомого повода.

— Как же, я не давал ей доесть мою сотрудницу, — усмехнулся Соколовский.

— Вашей сотруднице она тоже должна, — пожала плечами Фань-Фань. — Госпожа Филиппова не нападала на Линь-Линь, Линь-Линь напала первой. Воспитанные демоны в наше время так себя не ведут, не должны. Понимаете, вы в силах уничтожить её. Но нужно ли это делать? — и она внимательно посмотрела в лицо каждому из нас.

— Вы встали за эту дрянь, госпожа, оттого, что одной с ней крови? — усмехнулся Пантелеев.

— Не вполне одной, — ответила Фань-Фань, — но она ко мне в целом ближе, нежели вы. Нет, она мне не родня, но как люди стоят друг за друга перед всяким прочим… приличные люди, я имею в виду, так и те, кто по рождению людьми не является, должны держаться друг друга.

— Как по мне — уничтожить, и дело с концом, — махнул Пантелеев рукой. — Каким законам она подчиняется?

— Она не является подданной вашего императора. И не присягала ему. Как и никому из ныне живущих властителей. Вряд ли Линь-Линь согласится выбрать себе хоть какого, слишком уж они сейчас… неоднозначны.

— Но мы не можем оставить её безнаказанной, её жертвы взывают к отмщению!

— И как же вы планируете её… наказать, господин Пантелеев? — Фань-Фань снова легко улыбнулась.

— Что полагается убийце? Каторжные работы?

— Сбежит, — покачала головой Фань-Фань. — А сажать её в волшебную клетку на годы не позволю уже я.

Конечно, звучало дивно — сидит мелкая пигалица, и рассуждает, что кому позволит. Но… я не знаю, видел ли Пантелеев мощное чешуйчатое тело и когтистые лапы, намного сильнее, чем у лисицы. Почему-то мне кажется, что не видел.

— Вы можете что-то нам не позволить? — нахмурился он.

Она же не шелохнулась… но на пару ударов сердца в облике её проступили нечеловеческие черты. Глаза, как огранённые камни, над ними — рога и гребень, и шевелились усы, и сверкала чешуя, и показались зубы. О нет, не декоративное существо, и даже не травоядное. Хищное и очень опасное.