Барышня ищет работу (СИ) - Кальк Салма. Страница 8

Только вот у той, что в белой блузке, на лице здоровенный синяк, глаз заплыл, и на виске ссадина. А вторая, та, что в клеточку, с перевязанной левой ладонью. Тьфу ты, и тоже с синяком под глазом, просто так сидит, что от меня не очень видно. Хороша же у них жизнь, куда деваться! Прямо обе — ходячая реклама той самой хорошей жизни.

Тем временем доктор Зимин велел обеим сесть и не мельтешить.

— Крюкова, показывай, что там у тебя.

Крюковой оказалась девица в белой блузке.

— Да вот, Василь Васильич, смотрите. Стёпка совсем берега потерял. Ему, конечно, рога-то пообломали, но и он успел покуражиться.

Дальше я слушала и мотала на ус. Оказывается, в трактире неподалёку от того места, где живут мои соседки по палате, и куда они сегодня наведались поесть, случилась драка — между почтенными местными жителями, приезжими, работающими в депо на станции, и парой залётных солдат удачи, из тех, кто как перекати-поле, сегодня здесь, а завтра уже далеко. И девчонки тоже каким-то образом туда замешались и пострадали, одна и вторая, а у второй ещё и ожог на ладони, за утюг третьего дня неудачно схватилась. Более того, в драке кого-то убили, даже двоих, и их тоже принесли сюда, потому что при больнице есть морг. И непременно будет следствие, ведь оба убитых — как раз работники депо, там начальство это дело так не оставит.

Также я сопоставила внешний вид с голосами во тьме, и определила, что Крюкову зовут Анной, она же Афродита. Вторую девицу доктор называл Стешей, по фамилии — Митиной, а по рабочему псевдониму она, значит, Стелла. И лет ей, как оказалось, восемнадцать, а я думала — побольше. Афродита выглядела ещё старше, но сказала для записи в бумагу, что ей двадцать. Да, жизнь их обеих, очевидно, не балует.

Так, если у меня будет хоть малейшая возможность не ходить работать к мамаше Вехотке — я туда не пойду. Пожалуйста-пожалуйста. Я готова работать, даже выполнять какие-то действия, которых не хочет выполнять более никто. Спрошу у доктора завтра на обходе — вдруг им тут нужен человек убираться, ухаживать за больными или варить еду? Я могу. У нас вечно санитарок в больницах не хватает, здесь, наверное, тоже.

И ещё я наблюдала за тем, как работает доктор Зимин. И это совсем не походило на все известные мне представления о медицине.

Уже знакомый мне белый свет — да, он в самом деле исходил из его ладоней. Доктор делал какой-то жест, шевелил пальцами — и свет касался повреждённого участка кожи. И верите ли, сначала исчезли синяк и ссадина у Афродиты, а потом и у Стеллы, и Стелла ещё размотала свою не слишком чистую тряпицу с ладони, показав очень неприятный волдырь.

— Почему не пришла сразу, Стешка? — спрашивал доктор Зимин, пока водил своей ладонью над её ожогом. — Теперь одним разом не обойдёмся, а можно было бы сразу убрать, вот, как ваши сегодняшние боевые отметины.

— Да некогда было, — вздохнула та. — Мамаша Вехотка сказала, что так заживёт.

— Скорее всего, заживёт. Только долго ж будет заживать. С лечением-то не одного дня дело, — ворчал доктор.

— А вы скажете, что нам можно тут остаться? — спросила Афродита.

— До завтра — несомненно. Дальше поглядим.

И тут дверь снова открылась, и к нам хозяйской походкой вошёл ещё один мужчина. Выглядел он… так себе выглядел. Небольшой, но жилистый, наверное, сильный, так мне показалось. Пиджак коричневый мятый, на шее тряпка какая-то вместо галстука или шарфа, или что это тут у них. Из-под шарфа виднеется несвежий воротник рубашки. И даже шляпу не снял. Осмотрел нас, задержался на мне. Лицо в морщинах, но ни одного седого волоса. И глаза — чёрные, смотрят цепко, мне прямо спрятаться захотелось от взгляда. Но я не знала за собой ничего, за что на меня можно было бы так смотреть, поэтому выдохнула и спокойно взглянула в ответ — ну, попробовала.

— Скажите, Зимин, вот эта барышня у вас беспамятная? — спросил он доктора.

— Да, это Ольга Дмитриевна, — кивнул доктор, не прерывая своего взаимодействия с ожогом на ладони Стеллы. — Ольга Дмитриевна, это господин Носов, Кондрат Никанорович, здешний староста.

Я молча кивнула, надеюсь, этого достаточно.

— Замечательно, — кивнул вошедший. — Нам бы с барышней побеседовать.

А меня спросить? Может, я не хочу ни с кем беседовать?

— Ольга Дмитриевна ещё не слишком уверенно стоит на ногах после нападения. Поэтому я сейчас завершу, и мы с пациентками пойдём в кухню.

Он и вправду завершил и стряхнул ладони над полом — я уже видела такой жест.

— Анна, Стеша — за мной, ужинать. Стеша, я попрошу Марфу обработать и перевязать ожог, до завтра походишь с повязкой, там посмотрим, что дальше, — кивнул мятому пиджаку и пошёл к выходу.

Девицы утекли за ним, да боком и по стеночке, будто не хотели встречаться взглядами с пришлецом.

Свет, кстати, остался. Те самые пять шаров. И хорошо.

— Что же, Ольга Дмитриевна, побеседуем, — сказал мятый пиджак, и от его голоса мне стало ощутимо некомфортно.

12. Я знакомлюсь с здешним начальством

12. Я знакомлюсь с здешним начальством

— Что вам угодно? — спросила я с места в карьер. — Если вы заботитесь о порядке в этом районе, то как случилось, что меня ограбили и едва не убили? И до сих пор неизвестно, кто это сделал, так ведь?

Если вдруг не так, то и хорошо. А если так, то…

— Отчего же неизвестно, милая барышня, известно. Другое дело — сможете ли вы опознать тех людей? Вы хотя бы знаете, сколько их было?

Эх. Ничего я не знаю. Двое вроде бы? А вдруг больше?

— Увы, нет. Я была не вполне в себе после того, как меня ударили по голове.

— Я весьма сочувствую вашему бедственному положению, Ольга Дмитриевна, — сказал он, не сводя с меня глаз. — Но я реалист, и понимаю, что сделать можно, а что — нет. И обвинить людей в преступлении сейчас мы имеем возможность лишь в том случае, если есть какие-то доказательства. Просто так, знаете ли, пальцем не ткнёшь и отвечать не заставишь. Умные все стали. А вещи ваши уже новых хозяев нашли, у местных скупщиков краденого это дело нехитрое. Я смотрю на вас, вижу, что вы барышня приличная, не бедствовали, значит, надо полагать, и вещи ваши были добротные и хорошие, на такие спрос, их сбывают быстро.

— Вы думаете, надежды нет? — спросила я так, на всякий случай.

— Я сомневаюсь. Кто ж я таков, чтобы судить, есть ли та надежда? — он остро глянул на меня. — А вот будьте любезны, скажите мне следующее. Зимин ещё вчера передал мне сведения о вашей тётушке, и знаете ли, мы не нашли в реестре землевладельцев никакой Галины Дмитриевны Филипповой. Ни в Иннокентьевском, ни в Сибирске. Вы знаете, отчего так?

Уж конечно, я знаю, отчего так. Но — я не собираюсь ему рассказывать. Уж лучше доктору.

— Нет, — я просто покачала головой. — Не знаю. Я не могу понять, что со мной случилось, и как я оказалась в этом самом переулке, где повстречалась с вашими грабителями. Я уже второй день не могу собрать вместе детали моей прежней жизни. Доктор Зимин говорит, что так бывает после травмы головы.

— И в самом деле, бывает, только вот кажется мне, что вы, Ольга Дмитриевна, чего-то не договариваете, — он сощурился и смотрел внимательно.

Имею право, да? Хочу и не договариваю.

— Знаете, я рассказала всё, что могла. И мне в самом деле тревожно, потому что я не понимаю, как известить мою тётю о том, что я жива. И она забрала бы меня домой.

— Может быть, ваша тётя вовсе не собирается забирать вас домой? Или, может быть, вы сбежали из дома и не желаете, чтобы вас нашли?

— Зачем мне это? — не поняла я. — Я наоборот, хотела бы вернуться. У меня там дела и друзья.

— Вы ведь не замужем?

— Нет, а какое это имеет значение?

— Такое, что во всём должен быть порядок. Зимин уверен, что вы его не обманывали, а я вот не уверен, вовсе не уверен. Потеря памяти — это очень удобное объяснение. Вы на самом деле можете скрываться от мужа, от кредиторов, от правосудия — да мало ли, от чего! Я завтра же отправлю посыльного с вашими приметами в полицейское управление, чтоб разузнал. Вдруг вы находитесь в розыске? И как вы можете доказать, что вы на самом деле Ольга Дмитриевна Филиппова? У вас есть паспорт? Или вы знаете свидетелей?