Заповедное место - Варгас Фред. Страница 16

— Это гадание по руке. Иначе говоря, способ убить время. А времени у нас мало. Эмиль Фейян, вы раздумывали, где вам переночевать сегодня. Кажется, этот вопрос улажен.

— В доме, — предположил Адамберг.

— В сарае, — поправила его Ретанкур. — Место преступления еще опечатано.

— В камере предварительного заключения, — сказал Мордан.

Адамберг отошел от стены и, засунув руки в карманы, сделал несколько шагов по аллее. Гравий скрипел у него под ногами, он любил слушать этот звук.

— Это не в вашей компетенции, майор, — отрывисто выговорил он. — Я еще не звонил дивизионному комиссару, а он еще не обращался к судье. Вы слишком торопитесь, Мордан.

— Это вы запаздываете. Дивизионный комиссар позвонил мне, а затем судья постановил задержать Эмиля Фейяна.

— Что? — спросил Адамберг, обернувшись и скрестив на груди руки. — Вы не позвали меня, когда звонил дивизионный комиссар?

— Он не пожелал говорить с вами. Пришлось повиноваться.

— Вы нарушаете процедуру.

— Вам плевать на процедуры.

— Только не сейчас. Вы допустили сразу два нарушения: задержание явно преждевременное и ничем не обоснованное. С таким же успехом можно было закрыть Воделя-младшего или семью художника. Ретанкур, что это за семья?

— Сплоченная, убитая горем, ослепленная жаждой мести. Мать покончила с собой через семь месяцев после сына. Отец — автомеханик, два брата колесят по дорогам. Один на грузовике, другой в Иностранном легионе.

— Что скажете, Мордан? Этим стоило бы заняться, верно? А сын, которого обделили? Вам не кажется, что он тоже мог знать о завещании? Как удобно было бы свалить убийство на Эмиля, чтобы в итоге получить наследство целиком! Вы доложили об этом дивизионному комиссару?

— Я не владел информацией. А решение судьи было категоричным. Досье Эмиля Фейяна такое пухлое, что двумя руками не поднимешь.

— С каких это пор человека задерживают на основании одного только постановления? Не получив данных экспертизы, не имея никаких весомых аргументов?

— У нас есть два весомых аргумента.

— Отлично. Можете просветить меня. Ретанкур, вам известно, о чем речь?

Ретанкур разрывала каблуком гравий, разбрасывая камешки, словно сердитое животное. При своих выдающихся, сверхнормальных способностях она страдала одним недостатком: у нее были трудности в общении с людьми. Когда возникала сложная, неоднозначная ситуация, требующая тактичного вмешательства или некоторой изворотливости, она оказывалась безоружной и беспомощной.

— Что за бардак, Мордан? — спросила она внезапно охрипшим голосом. — Почему вдруг такая спешка? И кто ее устроил?

— Я не в курсе. Я просто выполняю приказ.

— С усердием, достойным лучшего применения. Так что это за весомые аргументы?

Мордан поднял голову. Эмиль, о котором все забыли, пытался поджечь с конца тоненькую веточку.

— Мы связались с домом престарелых, где живет мать Эмиля Фейяна.

— Это не дом престарелых, где живут, — проворчал Эмиль. — Это больница, где подыхают.

Теперь он раздувал крошечный огонек, который ему удалось зажечь на конце веточки. Не будет гореть, подумал Адамберг, дерево недостаточно сухое.

— Директриса утверждает: как минимум четыре месяца назад Эмиль сказал матери, что скоро они будут жить вдвоем и ни в чем не нуждаясь. Все в доме знают об этом.

— Само собой, — подхватил Эмиль. — Я же говорил: Водель напророчил мне, что я стану богатым. И я рассказал об этом маме. Это же нормально, разве нет? Мне что, еще раз все повторить? К чему эта нервотрепка?

— Объяснение принимается, — спокойно произнес Адамберг. — А второй весомый аргумент, Мордан?

На этот раз Мордан улыбнулся. Он уверен в успехе, подумал Адамберг, он ухватил рыбину за брюхо. Присмотревшись, комиссар заметил, что Мордан выглядит неважно. Щеки впали, под глазами залегли синие круги.

— В его фургончике нашли лошадиный навоз.

— И что? — спросил Эмиль, перестав дуть на веточку.

— На месте преступления найдены четыре катышка навоза. Убийца принес их на подошвах сапог.

— У меня нет сапог. Я не вижу тут связи.

— А следственный судья видит.

Эмиль встал, отбросил ветку, убрал в карман табак и спички. Он покусывал верхнюю губу, на лице вдруг появилось выражение бесконечной усталости. Отчаявшийся, жалкий, он застыл неподвижно, как старый крокодил. Слишком неподвижно. Тогда ли Адамберг догадался или чуть позже? Он так и не смог впоследствии ответить на этот вопрос. Комиссар точно знал только одно: он отступил на несколько шагов от Эмиля, словно хотел дать тому побольше места. И Эмиль перешел к действию — с нереальной быстротой нападающего крокодила, за которым не может уследить человеческий глаз. Мгновение — и хищник вонзил зубы в буйвола. Мгновение — и Мордан с Ретанкур лежали на земле, причем нельзя даже было понять, в какое место ударил их Эмиль. Адамберг увидел, как он несется по аллее, перепрыгивает через невысокую стену и бежит по соседскому саду, и все это на головокружительной скорости, так что догнать его могла одна лишь Ретанкур. Но лейтенант опоздала к старту, она поднялась, держась за живот, а потом ринулась в погоню, устремившись всем своим мощным телом вперед, чтобы усилить рывок, без проблем подняв свои сто десять килограммов, чтобы перемахнуть через стену.

— Срочно пришлите подкрепление, — скомандовал по радио Адамберг. — Подозреваемый убегает в направлении запад-юго-запад. Блокируйте периметр.

Впоследствии он не мог точно вспомнить, была ли в его голосе уверенность.

У его ног лежал Мордан: майор держался за пах, прерывисто стонал, из глаз текли слезы. Адамберг машинально наклонился над ним и ободряюще потряс за плечо.

— Тяжелый случай, Мордан. Я не совсем понял, что вы пытаетесь сделать, но в другой раз делайте это лучше.

X

Опираясь на руку комиссара, Мордан заковылял к остальным полицейским. Лейтенант Фруасси, сменившая Ламара, привезла обед на всех и уже накрывала стол в саду. На Фруасси всегда можно было положиться: она снабжала своих коллег провиантом, как в военное время. Эту вечно голодную худышку неотвязно преследовала мысль о еде; она даже устроила в помещении Конторы хранилища, заполненные продуктами. Подозревали, что эти хранилища более многочисленны, чем тайники, в которых Данглар прячет белое вино. По мнению некоторых, спустя двести лет там еще будет чем поживиться, тогда как бутылки Данглара к тому времени давно уже опустеют.

У лейтенанта Ноэля имелось на этот счет свое мнение. Ноэль был самым грубым человеком в Конторе; женщины говорили, что он пошляк, мужчины — что он троглодит, с задержанными он обращался, как деспот. От него было больше неприятностей, чем пользы, но Данглар считал его присутствие необходимым, утверждая, что Ноэль сконцентрировал в себе все отрицательные свойства полицейского, поэтому рядом с ним каждый из них становится намного лучше. И Ноэль охотно исполнял эту роль. Но странным образом он лучше всех был осведомлен о тщательно скрываемых секретах своих коллег. То ли его напор сокрушал любые заслоны, то ли люди не стыдились обнажать перед ним темные стороны души, поскольку он был большой специалист по этой части. Ноэль утверждал, что постоянная потребность в еде у лейтенанта Фруасси — результат детской травмы: однажды, когда она была грудным младенцем, ее мать потеряла сознание и на четыре дня оставила ее без молока. И теперь, говорил он, глумливо хихикая, Фруасси постоянно ищет материнскую грудь и одновременно кормит других, вот почему она не может поправиться ни на килограмм.

Было три часа. Подкрепившись, полицейские оживились и только тогда стали спрашивать, что, собственно, произошло в саду. Они знали: Ретанкур преследует подозреваемого (а значит, его песенка спета) и ее сопровождает бригада полицейских из Гарша, три машины и четыре мотоциклиста. Но она не выходила на связь, и комиссар уточнил, что она стартовала с трехминутным опозданием, получив удар в солнечное сплетение. И что этот парень, Буйный Эмиль, одиннадцать лет тюряги и сто тридцать восемь запротоколированных драк, вполне способен удрать от Ретанкур. Адамберг бегло упомянул о своих разногласиях с Морданом и описал сцену, которая спровоцировала побег подозреваемого. Никто не решился спросить, почему Эмиль не ударил самого Адамберга и почему комиссар не бросился в погоню за ним. Ретанкур бегала вдвое быстрее, чем любой мужчина в Конторе: ничего удивительного, что Адамберг отпустил ее одну. Мордан методично поглощал еду; вид у него был мрачный, и коллеги думали, что он обеспокоен состоянием своих тестикул. Всем, кто перелистал досье Эмиля, запомнилось, как он одним ударом локтя навсегда лишил мужской силы некоего автогонщика. За эту драку его приговорили к году тюрьмы и выплате компенсации, которая висела на нем до сих пор.