Гибель гигантов - Фоллетт Кен. Страница 20

Джонс окатил водой лежащего. Билли перевернул его и увидел, что это Майкл О’Коннор, сын Пэта. Пэт просил Билли его поискать…

— Господи, смилуйся над Пэтом! — только и сказал Билли. Он нагнулся к Мики и поднял его. Его тело было обмякшим и безжизненным. — Я отнесу его к подъемнику.

— Хорошо, — сказал Джонс, как-то странно глядя на Билли. — Давай, малыш Билли.

Томми пошел с ним. У Билли кружилась голова, но нести Мики он мог. Выйдя в главный туннель, они встретили группу спасателей с пони, запряженным в небольшой состав вагонеток с водой. Должно быть, они с поверхности, — значит, клеть пустили, и теперь спасательными работами будут заниматься как положено, подумал он устало.

Он оказался прав. Как только они дошли до площадки, снова пришла клеть, из нее вышли спасатели в защитной одежде и вытащили вагонетки с водой. Прибывшие разошлись тушить огонь, и в клеть начали заходить раненые и заносить погибших и тех, кто был без сознания.

Когда Папа Пэт отправил клеть, к нему подошел Билли, держа на руках Мики.

Пэт с ужасом взглянул в лицо Билли, качая головой, словно отказывался принять страшное известие.

— Прости, Пэт, — сказал Билли.

Пэт не смотрел на тело.

— Нет, — сказал он. — Не может быть, не может этого быть…

— Пэт, я вытащил его из огня, — сказал Билли. — Но было поздно, понимаешь? Просто было поздно… — и заплакал.

VI

Обед прошел удачно во всех отношениях. Би была в приподнятом настроении: она хотела бы принимать у себя королевскую чету каждую неделю! Ночью Фиц пришел к ней в спальню, и, как он и думал, она была рада. Он остался у нее до самого утра, выскользнув из спальни за несколько секунд до прихода Нины с чаем.

Его беспокоило, что завязавшийся спор мог оказаться слишком острым для королевского обеда, но выяснилось, что волноваться было не о чем. За завтраком король поблагодарил его, сказав: «Интереснейшая была дискуссия, очень познавательная, именно то, что мне нужно». Фиц сиял.

Вспоминая эту беседу после завтрака за сигарой, Фиц вдруг понял, что мысль о войне его не ужасает. Он по привычке говорил о войне как о трагедии, но на самом деле это было бы не так уж и плохо. Война сплотила бы нацию против общего врага, загасив очаги бунта. Забастовки бы прекратились, а болтовня республиканцев выглядела бы непатриотичной. Может быть, и женщины перестали бы требовать право голоса. Короче, он с удивлением обнаружил, что лично ему перспектива войны в ближайшем будущем представляется довольно привлекательной. Война дала бы ему возможность продемонстрировать, какой он необходимый человек, доказать свою смелость, послужить родной стране, сделать хоть что-то в благодарность за богатство и привилегии, которыми его одарила жизнь.

От новостей, пришедших поздним утром из шахты, праздник потускнел. В Эйбрауэн отправился лишь один из гостей, американец Гас Дьюар. Ланч прошел без особого шика, дневные развлечения отменили. Фиц боялся, что король будет им недоволен, хотя сам он никакого отношения к шахте не имел. Он не был ни директором, ни акционером «Кельтских минералов». Он лишь позволял компании добывать уголь на своей земле и с каждой тонны получал свою долю. Поэтому он был уверен, что ни один здравомыслящий человек не сможет обвинить его в произошедшем. И все же дворянство не могло позволить себе демонстративных увеселений, — особенно в присутствии короля и королевы, — когда под землей гибли люди. А это означало, что единственными доступными развлечениями были книги и сигары. Августейшая чета заскучает.

Фиц был раздосадован. Люди все время умирали: гибли в бою солдаты, тонули корабли с моряками, терпели крушение поезда, сгорали дотла гостиницы со спящими постояльцами. Почему надо было случиться этому взрыву именно сейчас, когда у него в гостях король?!

Незадолго до обеда явился мэр Эйбрауэна и председатель правления «Кельтских минералов» Персиваль Джонс. Он пришел дать графу отчет о произошедших событиях, и Фиц осведомился у сэра Алана Тайта, не изъявит ли король желания услышать этот отчет. Король изъявил такое желание, и Фиц воспрял духом: в конце концов, это займет монарха на некоторое время.

Джонса проводили в малую гостиную — мягкие кресла, пальмы в кадках, пианино. Он был в черном фраке — надел его еще утром, собираясь в церковь. Приземистый, напыщенный человечек в двубортном сером жилете, он напоминал важно распушившую перья птицу.

Король был в вечернем костюме.

— Как хорошо, что вы пришли! — сказал он оживленно.

— Ваше величество изволили пожать мне руку в 1911 году, в Кардиффе, на инвеституре принца Уэльского.

— Рад возобновить знакомство, хоть мне и жаль, что это произошло при столь печальных обстоятельствах, — ответил король. — Расскажите, что случилось, — простыми словами, как рассказывали бы своим директорам в клубе за бокалом вина.

Фиц подумал, что сказано хорошо, король выбрал правильный тон, — хоть бокала вина никто Джонсу и не предложил. На самом деле король даже не пригласил его сесть.

— Ваше величество очень добры, — Джонс говорил с кардиффским акцентом, отчего его речь звучала более резко, чем плавный говор жителей равнин. — Когда произошел взрыв, в шахте было двести двадцать человек — меньше, чем обычно, поскольку это особая, воскресная смена.

— Но вам известно точное число? — спросил король.

— О да, ваше величество, мы записываем каждого входящего в шахту.

— Простите, что перебил. Продолжайте, пожалуйста.

— Оба ствола получили повреждения, но пожарная команда взяла огонь под контроль, с помощью нашей поливочной системы, и эвакуировала людей. — Он посмотрел на часы. — Уже два часа назад двести пятнадцать человек были подняты на поверхность.

— Из ваших слов явствует, что вы справились с чрезвычайной ситуацией весьма эффективно, Джонс.

— Благодарю вас, ваше величество.

— Все двести пятнадцать живы?

— Нет, сэр. Восемь погибших. И у пятидесяти состояние настолько серьезное, что им требуется врач.

— Что вы говорите! — сказал король. — Какое несчастье!

Пока Джонс рассказывал, какие меры принимаются для обнаружения и спасения оставшихся пяти шахтеров, в комнату тихо вошел Пил и приблизился к Фицу. Дворецкий был в вечернем костюме, он был готов подавать обед. Очень тихо он сказал:

— Милорд, на всякий случай, вдруг это вас заинтересует…

— Что? — шепнул Фиц.

— Горничная Уильямс только что вернулась от шахты. Ее брат, похоже, стал местным героем. Может, король захочет послушать ее рассказ?

Фиц на секунду задумался. Уильямс наверняка расстроена, может сболтнуть что-нибудь не то. С другой стороны, королю будет интересно поговорить с кем-то, кого это непосредственно коснулось. Он решил рискнуть.

— Ваше величество, — сказал он. — Одна из моих служанок только что была у входа в шахту, и у нее могут быть более свежие новости. Когда взорвался газ, в шахте был ее брат. Не желаете ли задать ей несколько вопросов?

— Да, конечно! — воскликнул король. — Приведите ее.

Через несколько секунд вошла Этель Уильямс. Ее одежда была в угольной пыли, но умыться она успела. Она сделала реверанс, и король сказал:

— Каковы новости?

— С вашего позволения, ваше величество, на участке «Карнейшн» пятерых шахтеров отрезало завалом. Спасатели пробиваются к ним, но огонь еще не потушили.

Фиц заметил, что король слушает девушку совсем не так, как слушал Персиваля Джонса. На него король едва смотрел и безостановочно постукивал пальцем по ручке кресла; слушая Этель, король смотрел ей в лицо, казалось, она его интересует намного больше. Он мягко спросил:

— А что говорит ваш брат?

— От взрыва гремучего газа загорелась угольная пыль, вот отчего случился пожар. Многие шахтеры оказались в огненной ловушке, несколько человек погибли от угарного газа. Мой брат и другие не могли их спасти, потому что у них не было дыхательных аппаратов.

— Это не так, — сказал Джонс.

— Думаю, что так, — возразил Гас Дьюар. — Я поговорил кое с кем из только что поднятых шахтеров. Они рассказали, что в ящиках с маркировкой «Дыхательные аппараты» пусто. — Видно было, что он едва сдерживает гнев.