Иллюзия себя: Что говорит нейронаука о нашем самовосприятии - Бернс Грегори. Страница 29
С чем останутся игроки в итоге, зависит от двух факторов: ценности оленей по сравнению с зайцами и терпимости каждого из участников к неопределенности. Если олень намного ценнее зайца, то участники смирятся с непредсказуемостью действий друг друга. Если же олень лишь чуть ценнее, риск себя не оправдывает.
Экономисты спорят, считать ли стратегическую неопределенность проявлением общего отношения человека к риску или следствием склонности доверять другим. Есть еще и третий вариант: когда мы оказываемся в обстоятельствах, требующих координации действий с другими, мы перевоплощаемся, изменяя свое восприятие так, чтобы проникнуть в их мысли. Если бы мы могли изучить, что происходит в мозге человека во время принятия социальных решений, мы бы лучше представляли себе, какой механизм важнее для координации действий и до какой степени человек меняется, подстраиваясь под те или иные обстоятельства.
В 2012 г. моя лаборатория задалась целью узнать больше о том, как меняется отношение человека к риску при взаимодействии с другими людьми. Мы хотели с помощью фМРТ и игры в оленью охоту прикинуть разницу между простым отношением к риску и неопределенностью, связанной с необходимостью думать о том, как думают другие. Вроде бы очевидно: если двум людям нужно решить задачу оленьей охоты и не угодить в ловушку результата, доминирующего по риску, им придется думать друг о друге. Да, разумеется, можно и не думать, но тогда на оленью охоту вас больше не возьмут, гоняйтесь себе дальше за своими зайцами.
Проникновение в чужое сознание называется ментализацией. Это не то же самое, что эстрадные фокусы с чтением мыслей и ясновидением, хотя профессионалы, работающие в этом жанре, действительно хорошие психологи и видят людей почти насквозь. Ментализация – это способность, присущая в той или иной степени каждому из нас и позволяющая нам взглянуть на происходящее глазами другого человека. Та самая модель психического состояния, МПС{77}. Но, чтобы воспользоваться этой способностью, у нас должна быть модель чужого разума. А поскольку в распоряжении у человека имеется только его собственный, мы отталкиваемся от того, что и чужой устроен так же, как наш.
Учитывая сложность ментализации, можно не удивляться, что в выстраивание модели психического состояния вовлечены разные области мозга. И хотя ряд ученых отстаивает гипотезу, что в мозге есть отдельная, специализированная нейронная сеть для МПС, мне ближе теория модульной работы этих областей{78}. Большинство из них, особенно корковые, и так регулярно перепрофилируются под многочисленные когнитивные функции. МПС в этом отношении ничем не отличается. Собственно, МПС такая же функция предсказания, как и те, о которых мы говорили в первой части. Единственное ее отличие заключается в том, что предсказать мы пытаемся чужие мысли. И поскольку мы никогда по-настоящему не узнаем, что именно думает другой человек, наша модель чужого психического состояния – чистая симуляция. Она позволяет вам вжиться в образ другого человека, как в образ героя при чтении книги. Конечно, для такой глубокой симуляции необходимо подключить множество нейронных сетей. Вам понадобятся и сенсомоторные области, чтобы симулировать физические ощущения и действия, и такие структуры, как миндалина и островок, чтобы симулировать внутреннее состояние, проникнуться чужими чувствами и эмоциями.
Разные области мозга подключаются и тогда, когда мы ищем объяснение действиям другого человека. Допустим, вы увидели, что в банк заходит человек в маске. Что вы подумаете о нем и его намерениях? В доковидную эпоху вы, скорее всего, решили бы, что это грабитель, не желающий, чтобы его опознали. Но после марта 2020 г. у нас появился и другой вариант: человек таким образом спасается от смертельного вируса. Такого рода причинно-следственный анализ опирается на моделирование психического состояния конкретного человека. Но какие варианты его МПС первыми придут вам в голову, зависит от вашего собственного опыта и предубеждений – иными словами, от вашего личного нарратива. Именно так работает МПС. Чтобы смоделировать чужое психическое состояние, вы обращаетесь к собственным.
В таком случае вполне логично надеяться, что МПС поможет нам на оленьей охоте избежать ловушки результата, доминирующего по риску. Ведь, мысленно поставив себя на место другого охотника, мы вроде бы должны осознать взаимную выгоду сотрудничества. Однако в действительности логика нередко оказывается иной. Участник игры в оленью охоту может рассматривать партнера просто как случайный фактор. И в этом случае чужое психическое состояние моделировать незачем. Можно просто учесть вероятность выбора напарником охоты на оленей или на зайцев и принять решение в зависимости от относительного выигрыша и вашей готовности к риску. Для носителя такого мировоззрения другие люди – что-то вроде автоматов, к действиям которых нужно относиться как к воле случая.
Поскольку совершаемый игроком выбор сам по себе ничего не говорит о том, моделировал ли этот человек чужое психическое состояние, мы в своем исследовании решили проверить, покажет ли фМРТ разницу между двумя стратегиями (с выстраиванием МПС и без выстраивания). Мы надеялись, что МПС проявится в форме активации областей мозга, связанных с теми функциями, о которых я говорил выше. Если же испытуемый будет воспринимать другого игрока как элемент лотереи, активируются только те мозговые структуры, которые связаны с риском и вознаграждением.
Мы организовали для участников эксперимента серию игр, аналогичных оленьей охоте, во время которых сканировали головной мозг испытуемых в томографе{79}. В каких-то играх в напарники, как на реальной охоте, испытуемому доставался человек. В каких-то мы заменяли напарника лотереей с тем же шансом на выигрыш. Если у испытуемого паттерны активации областей мозга при этих двух условиях выглядели одинаково, можно было предположить, что он превращает оленью охоту в простую азартную игру. Если же активация различалась, значит, во время оленьей охоты у испытуемого включались другие процессы.
Первое, что мы заметили, – разницу в количестве предпочтений, доминирующих по выигрышу (поимка оленя). В лотерейных играх участники выбирали доминирующий по выигрышу результат в 43 % случаев. В оленьей охоте его доля вырастала до 73 %. То есть одного осознания, что вы играете против человека, хватало, чтобы повысить количество сотруднических предпочтений почти вдвое, а значит, как мы и подозревали, оленья охота пробуждает другие когнитивные процессы.
Эти поведенческие данные четко показывали, что в оленьей охоте присутствует некий процесс социального взаимодействия. Объяснений полученным результатам у нас нашлось два. Возможно, ключевые когнитивные процессы у оленьей охоты и лотереи в основе своей одинаковы, но наличие в первой другого человека, напарника, склоняет испытуемого к тому, чтобы сделать выбор в пользу варианта, доминирующего по выигрышу. Сперва мы выяснили по результатам нейровизуализации, какие нейронные сети участвуют в выборе варианта, доминирующего по выигрышу, вне зависимости от того, происходило это при игре в оленью охоту или в лотерее. Анализ выявил широкую полосу активности, тянущуюся от затылочной коры через макушку к теменной доле, то есть охватывающую области, участвующие, насколько нам известно, в зрительном внимании. Самое простое объяснение, которое мы смогли предложить, было следующее: выбор варианта, доминирующего по выигрышу, требовал пристально изучить сравнительную ценность добычи, и необходимость эта возникала как при оленьей охоте с напарником, так и в обезличенной лотерее.
Затем мы вплотную занялись изучением вариантов, доминирующих по выигрышу. В этих предпочтениях мы обнаружили заметную разницу в зависимости от того, относился выбор к оленьей охоте или к лотерее. У игравших в оленью охоту значительно большую активность проявляла зона под названием «клин». Он скрывается во внутренних складках мозга, располагаясь вдоль средней линии затылочной коры, и представляет собой часть зрительной системы, особенно чувствительную к социальной информации, в том числе к задачам, требующим выстраивания МПС{80}. Эта дополнительная активность, обозначившаяся при оленьей охоте, распространялась и на соседнюю область – веретенообразную извилину, ключевой элемент системы распознавания лиц. Оленья охота не просто соотносилась с активностью в клине и веретенообразной извилине, мы наблюдали у охотников на оленя сильную корреляцию между ростом активности и ростом предпочтения вариантов, доминирующих по выигрышу.