Тайна Северного креста - Карус Итела. Страница 35

А воины, погнавшие крестоносцев, ворвались в их лагерь. Король последовал за своими войсками. Здесь, в вагенбурге поверженных врагов, он взошел на пригорок и, преклонив колени, вознес благодарственную молитву Господу за одержанную ими победу. Он не стал возражать, когда воины кинулись грабить богатый тевтонский обоз – они заслужили это, так гласят законы войны. Владислав криво улыбнулся, когда ему показали обнаруженные там повозки, груженные оковами и цепями, – так поляков и литвинов собирались эти звери, крестом осененные, уводить с поля боя. Но не вышло. Господь рассудил иначе. Король позволил своим воинам почувствовать себя по-настоящему победителями во вражеском лагере. Только одно повеление дал – все бочки с вином, что приготовили тевтонцы для празднования своей победы, а было их немало, разбить и содержимое вылить. Воины смотрели с огромным сожалением, как впитывается в истоптанную землю жидкость, что могла бы согреть их и принести успокоение, но ослушаться не посмел никто. Владислав знал, что делал. Ему нужно было сохранить боеспособное войско, поскольку это был еще не конец войны, хоть и славный конец решающей битвы.

Здесь же, на территории побежденного врага, король-победитель принимал почести, дороже которых не было. Владислав стоял на возвышении, а к его ногам торжественно складывали в ряд стяги поверженных вражеских хоругвей, один за другим, пятьдесят одно знамя, а писари только успевали их записывать. Это был самый дорогой военный трофей, и глаза короля увлажнились. Не напрасно, значит, было это нечеловеческое напряжение сил, не напрасны были потери, от которых еще долго будет болеть душа.

Взятых в плен рыцарей тоже было много, в основном это были приехавшие из Европы гости, что желали помочь ордену в победе над язычниками. Им столько сказок рассказывали о Польше, не говоря уже о Литве. И дикие, мол, они, понятия не имеют о чести, и воевать не обучены, лезут как звери, им ли против рыцарей выстоять. Но когда они своими глазами увидели польские и литовские хоругви, четко и грамотно организованные и дисциплинированные, когда почувствовали, как они сражаются, многие из них стали выходить из боя. Их идеал, который они видели в рыцарях-крестоносцах, начал тускнеть очень быстро вскоре после того, как они прибыли в Пруссию, а сейчас был повержен. Чтобы сохранить себе жизнь, они сдавались в плен. Переговоры с ними велись весьма цивилизованно.

Когда после сражения масштабы потерь были примерно определены и стали известны имена погибших, король велел отслужить по ним поминальную службу и похоронить с почестями тела тех, кого удалось найти и опознать. Многие из павших были превращены в месиво копытами коней, и глубоко пропитавшаяся кровью земля стала их общей могилой.

По примерным подсчетам, как польская, так и литовская армия потеряли до четверти своих воинов. Это было больно и горько и королю, и князю. Но те, кто внес наибольший вклад в их общую, так трудно доставшуюся победу, заслуживали того, чтобы быть отмеченными и награжденными. И король торжественно отмечал отличившихся, и раздавал награды.

В кровавой битве геройски сражались многие хоругви союзного войска. Навсегда снискали себе славу все три хоругви князя Мстиславского – Смоленская, Оршанская и Мстиславская, вместе с примкнувшими к ней новгородцами – они выдержали жесточайшую лобовую атаку железной тевтонской конницы, что было почти невозможно. Но они это сделали, правда, потеряли больше половины своих воинов. Отлично дралась Мазовецкая князя Януша хоругвь, где не на жизнь, а на смерть бился плечом к плечу с поляками бургундский рыцарь Раймонд де Клер. Удержала строй и защитила фланг выдерживающих бешеный напор тевтонцев хоругвей князя Мстиславского Галицкая хоругвь с коронованной черной галкой на стяге, под началом воеводы Иванко Сушика. Проявила героизм польская хоругвь, что шла под гербом Равич. В полном соответствии со своим девизом – «Превратим Конфузию в Викторию», – они, дрогнув в первый момент, когда на них накатила железная волна тевтонских рыцарей, быстро собрались, сомкнули ряды и дали достойный отпор противнику. Королю было кого награждать, и он гордился своими воинами, всеми, кто воевал рядом с ним. Вот и татары, которых привел Витовт. Много пользы от них получила союзная армия. Они были непревзойденными разведчиками, добывающими важнейшую информацию от самого сбора в Червиньске и до момента разворачивания сил на поле битвы. Ульрих фон Юнгинген в этом проигрывал с самого начала и долго не мог понять, куда поляки нанесут удар, да и Витовта ожидал совсем в другом месте. Его разведчики и мизинца не стоили опытных, легких и быстрых татарских воинов. Да и потом татарские арканы, ловко набрасываемые опытными всадниками на быстроногих конях, хорошо проредили ряды орденской конницы.

Да, их союзная армия отлично сражалась на поле под Грюнвальдом и добыла-таки такую трудную победу. Тевтонский Железный Дракон с черным крестом был повержен, но все еще жив, и об этом нельзя было забывать.

Глава 12

Осада Мариенбурга

Пруссия, лето-осень 1410 года

Потери Тевтонского ордена в Грюнвальдской битве были огромны. Множество опытнейших и проверенных во многих битвах рыцарей сложили головы в сражении вместе с великим магистром и всей верхушкой ордена. Пятьдесят одно орденское знамя попало в руки польско-литовской армии и было торжественно сложено к ногам короля-победителя Владислава Ягелло в качестве самого ценного военного трофея. Это стало крайним унижением для гордых тевтонцев, привыкших считать себя непобедимыми, и оставшиеся в живых рыцари и простые воины были совершенно раздавлены морально.

От окончательного разгрома, однако, орден спас Генрих фон Плауэн, рядовой комтур из крепости Швец. Его хоругвь не принимала непосредственного участия в битве, прикрывая фланги основного войска, и успела отойти, когда катастрофический финал сражения стал очевиден. Не потерявший головы комтур собрал вокруг себя оставшихся в живых, захватил, что было возможно, из вооружения, боеприпасов и продовольствия и отступил в свои земли, по пути организовав оборону ряда крепостей. Но главной его задачей было уберечь от врага столицу ордена, поскольку падение Мариенбурга означало бы для тевтонцев полный крах. Однако если главную крепость крестоносцев удастся спасти, то еще возможно возрождение ордена. И может быть… Честолюбивые мечты уносили комтура очень высоко, и он готов был рыть землю голыми руками, чтобы они смогли осуществиться.

Довольно скоро все сумевшие сбежать из Танненберга рыцари собрались в Мариенбурге и избрали Генриха фон Плауэна своим новым великим магистром – временно, до тех пор, пока не представится возможность приступить к законным выборам преемника Ульриха фон Юнгингена. Вооружившись этой поддержкой, деятельный новый магистр принялся рассылать письма своим соотечественникам в Пруссии и Ливонии, убеждая их, что битва, да, проиграна, но война еще не закончена и орден может быть спасен. Со слезной мольбой обратился он также к своим союзникам и ко всем рыцарям Европы, которым небезразлично, что король Владислав разбил их армию, как писал Генрих фон Плауэн, «при поддержке и участии язычников и сарацин». И на его призыв откликнулись те, кто еще не потерял доверия к ордену.

Хоругвь самого фон Плауэна насчитывала три тысячи человек. К ним добавилась часть из оставшихся в живых, и еще кузен его, тоже Генрих, не успевший принять участие в битве, привел в столицу четыреста матросов из Данцига. Откликнувшись на призыв фон Плауэна, магистр Ливонского ордена Конрад фон Фитингхоф отправил к нему двухтысячное войско под командованием ландмаршала Бернхарда фон Хевельмана. Так что к моменту подхода королевских войск крепость Мариенбург охраняли ее мощные стены и несколько тысяч кнехтов под командованием кучки рыцарей, понимающих, что отступать им теперь некуда.

Всего на три дня задержались воины победоносного войска на месте битвы. С болью в сердце похоронили своих командиров, рыцарей и простых ратников, павших в жесточайшем сражении. Тела же великого магистра и всех его ближайших сподвижников, всей верхушки ордена, завернули в белые саваны и торжественно отправили на подводах в Мариенбург. Здесь останки Ульриха фон Юнгингена были погребены в усыпальнице великих магистров, рядом с местом последнего упокоения его брата, Конрада фон Юнгингена.