Убийца Войн - Сандерсон Брэндон. Страница 98

42

– Ее милость не интересует встреча с вами, – сказала жрица, сохраняя почтительную позу.

– А меня не интересует ее незаинтересованность, – ответил Жаворонок. – Спроси-ка у нее еще раз, для верности.

Жрица склонила голову:

– Прошу прощения, ваша милость, но я уже четырнадцать раз спрашивала. Богиня Всематерь теряет терпение, утомленная вашими домогательствами, и не велела мне больше о них докладывать.

– Она и другим жрицам так приказала?

Та замялась:

– Вообще-то, нет, ваша милость.

– Прекрасно, – сказал Жаворонок. – Кликни кого-нибудь из них. И отправь ко Всематери ее – пусть спросит, примут ли меня.

Жрица звучно вздохнула; Жаворонок расценил это как своего рода победу. Жрицы Всематери были самыми набожными и самыми кроткими при дворе. Если он сумел досадить даже им, то сумеет кому угодно.

Уперев руки в бока, он остался ждать, а жрица ушла выполнять его поручение. Пусть Всематерь приказывала жрицам, она не могла велеть полностью игнорировать Жаворонка. В конце концов, он тоже бог. И если просил их совершить нечто, не запрещенное Всематерью категорически, им приходилось подчиняться.

Даже когда это раздражало богиню.

– У меня развивается новый навык, – сказал Жаворонок. – Бесить через посредников!

Лларимар вздохнул:

– А как же, ваша милость, речь, с которой вы несколько дней назад выступили перед богиней Рдянкой? Из нее вроде бы вытекало, что вы как раз не собираетесь бесить людей.

– Я ничего подобного не говорил. Я лишь сказал, что постепенно обнаружил в себе нечто чуть большее, чем личность, которой привык быть. Это не означает, что я сбрасываю со счетов весь прогресс, которого достиг за последние годы.

– Такая погруженность в себя замечательна, ваша милость.

– Знаю! Но сейчас – молчок. Жрица возвращается.

Действительно, женщина подошла и поклонилась стоявшему на газоне Жаворонку:

– Прошу извинить, ваша милость, но богиня теперь запретила всем жрицам спрашивать, можно ли вас принять.

– А предлагать ей выйти самой?

– Тоже, ваша милость, – ответила жрица. – И все другие формулировки, которые будут подразумевать просьбу оказаться вблизи от вашей милости, или ответить на ваше письмо, или передавать ваши послания в любой форме.

– Гм, – произнес он, постукивая по подбородку. – Она совершенствуется. Что ж, видимо, ничего не поделать.

Жрица не стала скрывать облегчения.

– Шныра, поставь мой шатер перед ее дворцом, – распорядился Жаворонок. – Сегодня я заночую здесь.

Жрица встрепенулась.

– Что-что вы сделаете? – переспросил Лларимар.

Жаворонок пожал плечами:

– Я не уйду, пока с ней не увижусь. То есть буду торчать здесь, пока она не обратит на меня внимание. Это длится уже больше недели! Если ей угодно упрямиться, я докажу, что могу быть таким же упрямцем. – Он многозначительно посмотрел на жрицу. – Я в этом, знаешь ли, дока. Опыт несносного шута. Полагаю, она не запретила пускать в здание белок?

– Белок, ваша милость? – не поняла женщина.

– Превосходно, – похвалил Жаворонок, когда его слуги разбили шатер.

Он вынул из ящика безжизненную белку. Затем негромко произнес новую команду, которую его люди запечатлели в безжизненном существе:

– Миндальная трава.

После этого он заговорил громче, чтобы услышала жрица:

– Ступай в здание, найди живущую там возвращенную и бегай вокруг нее да пищи во все горло. В руки никому не давайся. Ах да – и мебели переломай побольше. – Уже негромко повторил: – Миндальная трава.

Белка немедленно спрыгнула с его ладони и бросилась к дворцу. Жрица в ужасе посмотрела ей вслед. Зверушка начала пронзительно верещать – настолько не по-беличьи, что оставалось диву даваться. Она скрылась в здании, прошмыгнув между ног оторопевшего стражника.

– До чего же славный будет денек, – заметил Жаворонок и потянулся за виноградом.

Жрица побежала за белкой.

– Ваша милость, она не сумеет выполнить все эти распоряжения, – сказал Лларимар. – Несмотря на силу, которую придает дох, мозг у нее беличий.

– Поживем – увидим, – пожал плечами Жаворонок.

Во дворце зазвучали гневные крики. Он улыбнулся.

Канитель продлилась дольше, чем он ожидал. Всематерь славилась упрямством, что и доказала полная неспособность Рдянки манипулировать ею. Жаворонок сидел, лениво внимая группе музыкантов, а жрица время от времени проверяла, на месте ли он. Прошло несколько часов. Он ел и пил не особенно много, а потому не отлучался по нужде.

Жаворонок велел музыкантам играть погромче. Он выбрал коллектив, где было много ударных инструментов.

Наконец из дворца вышла измученная жрица.

– Ее милость примет вас, – с поклоном сообщила она Жаворонку.

– Ммм? – отозвался он. – А, это! Мне прямо сию секунду идти? А песню дослушать можно?

– Я… – подняла глаза жрица.

– О, ну тогда замечательно, – перебил ее Жаворонок, вставая.

Всематерь еще находилась в приемном зале. Жаворонок остановился в дверях, сделанных, как в каждом дворце, по мерке богов. Он незаметно поморщился.

Люди продолжали ждать в очереди, а Всематерь восседала перед ними на троне. Она была коренастой для богини, и он всегда считал, что ее белые волосы и морщинистое лицо странно смотрятся в пантеоне. Физически она была старейшим из божеств.

Жаворонок уже давно ее не навещал. Фактически… «В последний раз я видел ее в ночь перед тем, как Кроткая отдала дох, – осознал он. – Тем вечером, много лет назад, мы разделили ее последнюю трапезу».

Впоследствии он сюда не возвращался. Какой смысл? Они собирались исключительно из-за Кроткой. Всематерь обычно вполне откровенно и вслух высказывала все, что думала о Жаворонке. По крайней мере, она была честна.

Это было больше, чем он мог сказать о себе.

Когда он вошел, она его не приветствовала. Осталась сидеть, как сидела, слегка пригнувшись и слушая человека, который обращался с прошением.

– …теперь мои дети голодают, – сообщил тот. – Я не могу купить еды. Вот если бы работала нога, я бы вернулся в доки.

Он уставился в пол.

– Твоя вера похвальна, – изрекла Всематерь. – Скажи, что случилось с ногой?

– Несчастный случай на рыболовном судне, ваша милость. Несколько лет назад, когда ранние заморозки погубили мой урожай, я спустился с Высот. Устроился на штормовик – эти суда выходят на промысел во время весенних бурь, когда остальные стоят в гавани. Сорвавшаяся бочка ударила меня по ноге. Хромого уже никто не возьмет в плавание.

Всематерь кивнула.

– Я не пришел бы к вам, – закончил он. – Но когда жена больна, а дочь плачет от голода…

Всематерь положила руку ему на плечо:

– Я понимаю твои затруднения, но они не настолько тяжелы, как может казаться. Ступай и переговори с моим первосвященником. В доках есть человек, который передо мной в долгу. У тебя обе руки здоровы – будешь плести сети.

Мужчина с надеждой поднял глаза.

– Мы снабдим тебя пищей, которой хватит семье, пока ты освоишь новое ремесло, – пообещала Всематерь. – Благословляю тебя, ступай.

Мужчина встал, затем снова упал на колени и залился слезами.

– Благодарю вас, – шептал он. – Благодарю.

Жрецы увели его. В зале воцарилась тишина, и Всематерь пересеклась взглядом с Жаворонком. Она кивнула в сторону, и вперед выступил жрец, державший комочек меха, туго перетянутый веревками.

– Это твое, как мне доложили? – осведомилась Всематерь.

– Ах да, – ответил Жаворонок, слегка покраснев. – Ужасно сожалею. Она… того, сбежала.

– Случайно получив приказ меня разыскать? А после этого – с визгом носиться кругами?

– Что, и впрямь получилось? Интересно. Мой первосвященник решил, что беличий мозг не справится с такими сложными командами.