Мацзу (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 26

— Боже мой, я даже не мечтала, что может быть так… — Эмили запнулась, подбирая нужное слово.

— Сладко? — подсказал я, убрав с ее вспотевшего белого лба прилипшую, потемневшую, тонкую прядь волос.

— Да, — не желая спорить со мной, произнесла она, — и пронзительно.

После чего взяла мою руку и принялась целовать ладонь так же медленно и нежно, как я ласкал ее тело.

— Твой муж скоро вернется? — спросил я, потому что не хотел сложностей для всех троих.

— Пошел он черту! — озорно произнесла она, после чего сообщила: — Будет к полудню на обед, если мистер Макнахтен не задержит.

— А где вы питаетесь? — поинтересовался я.

— Нам из кухни приносят, которая обслуживает всех, живущих в доме. Расположена ярдах в ста от него. Пока донесут, становится холодным, — рассказала она.

А я думал, что только в России строят раздевалку и через дорогу — баню.

— И туалет тоже во дворе. Ночью посудину используем. Так неудобно! — продолжила она жаловаться.

Про туалет она вовремя сообщила. Наверное, почувствовала, что у меня уже на клапан давит.

В гостиной на столе нас ждал остывший чай.

— Выпьем по чашке? — спросила Эмили.

— Мне пора. Завтра приду пораньше, — пообещал я.

— Нет, попозже, когда начнет темнеть. Завтра Самуэль уезжает с мистером Макнахтеном, чтобы присоединиться к сэру Идену, который инспектирует территории, — сообщила она и проинструктировала: — Постарайся, чтобы тебя не заметили возле моей двери. Не стучи, она будет открыта.

В глазах ее уже стояли слезы. Уверен, что после моего ухода вернутся в кровать и будет реветь, пока не вернется муж, и что уедет он без сладкого на прощанье. Если не справился с женщиной ночью, будешь выгребать днем.

Я ночевал в Доме правительства до ухода шхуны в Макао. Приходил вечером, до захода солнца, стараясь юркнуть в заветную дверь незаметно. Ночью вели себя не очень шумно, но акустика в доме была та еще, так что, уверен, у соседок было много поводов завидовать безутешной Эмили Кушинг, блюдущей верность мужу, уехавшему по служебным делам. Мы пытались соблюдать приличия, поэтому я покидал любовницу на рассвете, когда все спали. Или почти все, потому что, проходя предельно тихо по коридору, за некоторыми дверьми слышал шорох. Наверное, некоторые завистницы не спали всю ночь, чтобы удовлетворить здоровое женское любопытство. Полусонные часовые-сипаи, ухмыляясь многозначительно, весело отвечали на мое приветствие. Иногда перекидывался с ними парой фраз. Они знали, что я не британец, а тот, кто наставляет рога твоему врагу, твой друг.

По большей части сипаи набраны из варны кштариев (воинов, раджей), по значимости второй из четырех. Читал в двадцать первом веке предположение, что они потомки скифов и других воинственных кочевых народов. Выше располагались брахманы (жрецы, ученые), а ниже — вайшьи (торговцы, ремесленники, земледельцы) и шудры (слуги, наемные рабочие). При этом кштарий мог подняться в брахманы, а обратное движение под запретом. Сортировка на касты пока, насколько я понял, еще не устоялось окончательно. В принципе деление не сильно отличалось от европейского в Средние века, когда были воюющие, молящиеся и работающие. В Индии первых двух поменяли местами, а последних разделили на две подгруппы.

Почти напротив Дома правительства на берегу реки была деревянная пристань. Там меня ждал тузик с «Мацзу». Я возвращался как раз к началу грузовых работ. Не знаю, похлопотал ли Уильям Макнахтен или это был выбор Джон-компани, но в обратную сторону взяли опиум в ящиках. В последний день вместе с документами на груз мне привезли ту же кожаную сумку, зашнурованную и опечатанную для передачи Чарльзу Эллиоту, и письмо командиру фрегата «Объем», несущего службу в Малаккском проливе. Будет, что почитать в дороге.

Я отложил отход на утро, чтобы провести еще одну ночь с Эмили Кушинг. Несмотря на мои опасения, соплей было не больше, чем в предыдущие, хотя расставались на несколько месяцев. Может быть, сработало предложение сбежать со мной, сделанное парой ночей ранее. Если бы согласилась, то стала бы изгоем в британском обществе. Эмили никак не могла выбрать, что лучше — быть счастливой ночью или днем? Продолжительное расставание должно было помочь ей определиться.

Фрегат «Объем» мы встретили в дне пути от Сингапура. Шли встречными курсами, оба в полветра. После того, как мы опустили паруса и подняли на грот-мачте флаг «Остановиться» по британской сигнальной системе, фрегат подошел к нам и тоже лег в дрейф. Мы спустили тузик, который перевез меня к борту корабля.

Когда подошли к приготовленному для нас штормтрапу, рулевой, наученный мной, громко оповестил в лучших традициях британского военного флота, что прибыл капитан шхуны:

— «Мацзу»!

У фрегата «Объем» был новый командир по имени Генри Смит — тридцатипятилетний здоровяк с загорелым лицом и замашками хозяина паба. Начал разговор с вопроса, не служил ли я в британском флоте.

— В этих водах впервые встречаю иностранного капитана, который знает наши морские обычаи и сигнальную систему, — объяснил он свое любопытство.

— Мой отец воевал с вами во время Второй войны за независимость, научил меня на всякий случай, — выдал я и вручил ему письмо: — Из канцелярии генерал-губернатора Индии.

В письме был приказ следовать в Калькутту, где стать флагманом эскадры в составе шлюпа «Кут», брига «Круизер», шхуны «Махи» и трех транспортов, которые возьмут на борт сипаев и отправятся в Аден, чтобы доходчиво объяснить Мухсину, правителю султаната Лахедж, что этот порт теперь принадлежит не ему, а станет угольной станцией для пароходов Джон-компани.

Судя по улыбке командира фрегата, ему чертовски надоело крейсировать в Малаккском проливе.

— Выпьем по кружке туака? — предложил обрадованный Генри Смит.

Туак — это пальмовая бражка. Если бродит сутки, то сладок и слаб, если двое-трое, то становится крепче и кислее, но может запросто превратиться в уксус. Боюсь, что британцу втюхали пограничный вариант.

— Нет, спасибо! — отказался я и объяснил причину: — Спешу. Надо довезти груз до прихода первых клиперов, пока цены не рухнули.

— Еще ни одного не видел, — проинформировал он.

— Они быстрее, догонят запросто, — сказал я и откланялся.

После Малаккского пролива пошли с попутным ветром, поставив марселя. «Мацзу» сидела неглубоко, поэтому резво неслась по невысоким волнам. Прямо наслаждение идти быстро и одним галсом. Даже жара переносилась легче.

Мы обогнали клипера. На якорь встали на рейде Макао. Мне не терпелось повидаться с женой. После интрижки с Эмили Кушинг стал тяжелее переносить воздержание.

Первым делом посетил Чарльза Эллиота, передал ему сумку с корреспонденцией. Из письма Уильяма Макнахтена он узнает, что я завербован, что являюсь носителем очень нужной для них информации и что являюсь еще тем сукиным сыном, за которым нужен глаз да глаз. В очередной раз убедился, что другие абсолютно не разбираются в людях. И так думает каждый.

Утром я приплыл на шхуну, к обоим бортам которой ошвартовался плавучий табор танка из будущего Гонконга. Местные отстрелялись вчера и очень быстро, поскольку на судне всего два европейца, а остальные китайцы. Я тормознулся возле сампана У Бо, сообщил, что весь «левый» опиум уйдет хакка, а остальное надо отвезти в Тринадцать факторий, чтобы таможенники ничего не заподозрили, но скоро придут клипера, и тогда танка получат свою долю. Старик отнесся к моим словам с пониманием и даже подарил фарфоровый кувшин с покрытым глазурью изображением голубого дракона, летящего между облаками, а под горлышком были медали с тао-тэ — мордами жадных чудовищ, охранителей дома. У Бо утверждал, что это очень древняя вещь, раньше принадлежавшая императору. Кувшин хранился в тайнике в храме, потому что бедным танка не положено иметь такой. Вот они и решили избавиться от него и заодно меня отблагодарить за то, что сделал их намного богаче. Я как-то сказал старику, что меня интересуют древние вещи, фарфоровые и бронзовые, готов покупать их, и он не забыл.