Дерево на холме - Лавкрафт Говард Филлипс. Страница 3

— Ну, Сингл, теперь, я думаю, ты понимаешь, как тут все завязано. Нам нет необходимости погружаться в эти мифы глубже, чем того требует данный случай, однако я должен заметить, что, согласно древним поверьям, именно сейчас идет так называемый год Черного Козла год, когда чудовищные ужасы из Потусторонней Бездны якобы насылаются на землю, принося неисчислимые бедствия. Нам не дано знать, как именно они себя проявят, но есть все основания полагать, что в деле будут замешаны всякого рода видения и галлюцинации. Скверно, что ты впутался в эту историю. Она может плохо кончиться, и я умоляю тебя быть настороже. Но прежде всего я хочу воспользоваться советом старины Йерглера и попытаться увидеть это явление в его истинном обличье. К счастью, упомянутая им старинная гемма была-таки найдена, и мне известно, где она хранится. Мы должны испытать ее действие хотя бы на фотографиях. Эта гемма представляет собой нечто вроде линзы или призмы правда, с ее помощью нельзя фотографировать. Человек с повышенной восприимчивостью, поглядев сквозь нее, пожалуй, смог бы зарисовать увиденное. Правда, эта процедура довольно рискованна наблюдатель может повредиться в рассудке, ибо облик Тени принадлежит иному миру и вряд ли приятен на вид. Но опасность возрастет стократ, если мы вообще не попытаемся что-либо предпринять. И все же, Сингл, если тебе дорога жизнь и рассудок, держись подальше от этого холма и от объекта, который ты принимаешь за дерево.

Я чувствовал себя сбитым с толку еще более, неужели прежде.

— Но как могут живые существа извне существовать среди нас? воскликнул я. И откуда нам знать, что они действительно существуют?

— Ты рассуждаешь с точки зрения обитателя нашей крошечной планеты, возразил Теунис. Но ты же не станешь утверждать, что известный нам мир является мерилом Вселенной. Перед самым нашим носом мелькают объекты, которые нам и не снились. Современная наука резко расширила границы познания и доказала, что мистики были не так уж далеки от истины...

Неожиданно я понял, что больше не могу глядеть на фотографию; мне захотелось сжечь ее. Меня обуял космический ужас; он гнал меня прочь от этого чудовищного снимка, ибо я смертельно боялся, что смогу узнать какой-нибудь из изображенных на нем объектов.

Я взглянул на Теуниса. Он склонился над старинной книгой с очень странным выражением на лице. Потом выпрямился.

— Давай отложим это дело на завтра. Я устал строить догадки, устал удивляться. Я возьму на время гемму из музея и сделаю все, что в моих силах.

— Как хочешь, ответил я, Тебе нужно будет ехать в Кройдон?

Он кивнул.

— В таком случае мы отправимся вместе, решительно заявил я.

III

Я не вижу никакой необходимости в подробном изложении событий последующих двух недель. Для меня они заключались в непрекращающейся борьбе между безумным желанием вернуться к загадочному древу иллюзий и свободы и не менее безумным страхом перед этим непостижимым феноменом и всем, что с ним связано. То, что возвращение мое так и не состоялось, произошло не столько из-за моего нежелания, сколько по чистой случайности. Между тем я знал, что Теунис проявляет исключительную активность в неких изысканиях самого странного толка изысканиях, включавших в себя тайную поездку в автомобиле и возвращение в условиях величайшей конспирации. Несколько слов, брошенных им вскользь по телефону, дали мне понять, что ему удалось раздобыть загадочный предмет весьма древнего происхождения, упоминавшийся в том старинном фолианте как «Гемма», и что он изыскивает средства применения этого предмета к оставленным мною фотографиям.

Он также обмолвился о «поляризации», «преломлении» и «неизвестных науке углах времени и пространства» и добавил, что мастерит какой-то аппарат вроде камеры-обскуры для изучения загадочных фотоснимков с помощью геммы. На шестнадцатый день я получил тревожное известие из кройдонской лечебницы. Теунис находился там и желал немедленно меня видеть. Его хватил какой-то странный удар: друзья нашли его распростертым ниц в бессознательном состоянии у себя в комнате, куда они прибежали, услышав крики, исполненные смертельного ужаса и страдания. Несмотря на слабость и беспомощность, Теунис пришел в сознание и горел нетерпением сообщить мне что-то важное, а также попросить меня выполнить поручение, не терпящее отлагательства. Вот и все, что мне передали из лечебницы по телефону. Не прошло и часа, как я сидел y постели больного, не переставая удивляться тем изменениям, какие претерпели черты его лица за столь короткое время в результате волнений и нервного напряжения. Теунис начал с того, что попросил сиделок оставить нас вдвоем.

— Сингл! Я видел ее! Голос его звучал хрипло и неестественно. Ты должен немедленно уничтожить все снимки. Я взглянул на ее истинный облик и тем самым вернул ее туда, откуда она происходит, но снимки все равно лучше сжечь. То дерево больше никогда не появится на холме во всяком случае, я надеюсь на это, пока через многие тысячи веков вновь не наступит год Черного Козла. Теперь ты вне опасности и человечество тоже.

Он замолчал, переводя дыхание, а потом продолжал.

— Вытащи гемму из камеры и положи ее в сейф шифр тебе известен. Она должна быть возвращена туда, откуда я ее взял ибо наступит время, когда она снова потребуется для спасения мира. Пока я нахожусь здесь, мне будет спокойнее, если я буду знать, что она в надежном месте. Не вздумай глядеть в аппарат иначе она разделается с тобой так же, как со мной. И сожги эти чертовы снимки... тот, что в камере, и все остальные...

На этом месте Теуниса оставили силы, он откинулся на подушку и закрыл глаза. Вошли сиделки и знаками попросили меня удалиться.

Еще через полчаса я уже был у него дома и с любопытством разглядывал продолговатый черный ящик, установленный на столе в библиотеке. Рядом валялся опрокинутый стул. Ветер, врываясь в открытое окно, ворошил и кружил по комнате разрозненные листы бумаги. Рядом с ящиком я заметил конверт из-под фотографий, и странное чувство охватило меня. Всего несколько секунд потребовалось мне для того, чтобы осмотреть аппарат и открепить от одного его конца самый первый снимок дерева, а от другого небольшой прозрачный кристалл цвета янтаря, обточенный под самыми немыслимыми углами. Прикоснувшись к нему, я ощутил неприятные теплоту и покалывание, и мне пришлось побороть отвращение, убирая его с глаз долой в настенный сейф Теуниса. Держа в руках снимок, я испытывал противоречивую гамму чувств. И когда он уже лежал в одном конверте с остальными, меня не оставляло болезненное желание извлечь его оттуда, впиться глазами, броситься вон из комнаты и бежать к холму туда, где находился изображенный на нем объект. Характерные изображения линий на отдельных деталях снимка то и дело всплывали у меня в памяти... За одними изображениями таились совсем другие... непостижимые тайны в полузнакомых обличьях... Но одновременно во мне действовал и противоположный, более здоровый инстинкт это был ни с чем не сравнимый страх; именно он дал мне силы поспешно развести огонь в камине и бросить туда проклятый конверт, который вскоре на моих глазах превратился в пепел. При этом я понимал каким-то шестым чувством, что мир наконец-то очистился от ужаса, на краю которого трепетал; ужаса, который не стал менее чудовищным от того, что я не знал, в чем его суть.

Мне так и не удалось составить себе сколько-нибудь ясного представления о причине постигшего Теуниса удара, да я и не осмеливался как следует задуматься над этим. Примечательно, что у меня не возникло и тени желания поглядеть в камеру, пока я не вынул из нее гемму и фотографию. То, что можно было разглядеть на снимке через древний кристалл, используя его как своего рода увеличительное стекло, не предназначалось в этом я почему-то был уверен для восприятия человеком, желающим остаться в здравом уме. Что до меня, то я уже стоял бок о бок с этим феноменом и находился под воздействием его чар в тот момент, когда он пребывал на том дальнем холме в виде дерева и нездешнего ландшафта. И у меня не возникало ни малейшего желания увидеть подлинный облик того ужаса, которого мне чудом удалось избежать.