Крылатый воин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 24

Двадцать четвертого мая наш полк перекинули на Юго-Западный фронт, где немцы начали наступление. Улетали из Куйбышева с радостью, потому что город и окрестности заполонила мошка. Покусанные ею участки тела распухали. Насекомые выводили из строя больше людей, чем немецкие истребители. Хорошо, что только на время.

Расположился Пятьсот третий штурмовой авиаполк на аэродроме возле села Нижняя Дуванка. Теперь числимся в составе Двести двадцать седьмой авиационной дивизии под командованием полковника Ложечникова. Я командую вторым звеном Первой эскадрильи, то есть являюсь заместителем командира ее. Опытных летчиков в полку, кроме командира и его зама, шесть человек, причем последний прибыл из госпиталя после службы в другом подразделении, для нас он темная лошадка. Теперь все они командиры. Третье звено в нашей эскадрилье досталось лейтенанту Горбулько. Больше некого было назначить. Впрочем, после того случая он проколов не имел. К тому же, теперь типа парторга эскадрильи, потому что остался единственным коммунистом.

У каждого опытного летчика по два ведомых из выпускников разных авиационных школ и училищ. Не знаю, по какому принципу их распределяли, но прибыли из четырех разных мест. То ли к нам сослали лучших, что маловероятно, потому что престижнее быть истребителем, то ли худших, то ли кто под руку попал. В полку их раскидывали по мере прибытия: этому дала, тому дала… В моем звене два сержанта — Скворцов и Кошкин. Обоим скоро будет девятнадцать. Упоротые комсомольцы, что хорошо для боя, но стараюсь общаться с ними пореже, чтобы, ляпнув лишнее, не дать им повод проявить социалистическую бдительность. Хотя один блондин, а второй брюнет, постоянно путая их фамилии. Предупредил, что дважды контуженный, спроса с меня нет, пусть не обижаются. Пока относятся с пониманием.

На первый вылет командир полка дал нам легкое задание — разбомбить колонну на марше в районе Банного. Знакомые места, но под названием Славяногорск. Когда-то я был в тех краях в пионерском лагере. Помню, нас погнали на пешую экскурсию без какой либо цели. Вот просто отмахать шесть километров по лесной дороге в одну сторону и столько же обратно. Пионервожатыми были две студентки-старшекурсницы педагогического института. Не уверен, что это была их идея. Туда я шел обутый, обратно — босиком, потому что растер ноги, благо дорога была песчаная. Помню приятное ощущение, когда растертое место погружалось в теплый мягкий песок. Девочки плакали и просили (пристрелить) донести на руках. Поскольку почти все эти кобылы, наши ровесницы, были длиннее нас, двенадцатилетних пацанят, рыцарей не нашлось.

Летели на высоте триста метров. День выдался солнечный. Небо чистое, где-нигде переползало медленно небольшое белое облачко. На линией фронта я покачал крыльями, чтобы ведомые запомнили, докуда надо тянуть из последних сил, если подобьют. У них задача простая — лететь за мной и повторять мои действия. Все равно в первый раз ничего не поймут и не запомнят. Если нас атакуют немецкие истребители, прижиматься к земле и, маневрируя, мчаться к своему аэродрому, курс на который я приказал написать крупными цифрами на полетном листе.

На подлете к Изюму я увидел на дороге пешую колонну, не меньше батальона, а за ней обоз из полусотни двуконных телег. Зениток не заметил. Лучшей цели для новичков не придумаешь. Делать горку было некогда, поэтому в пикировании под углом градусов десять с дистанции метров четыреста выпустил ракеты и следом отгрузил кассеты с малыми осколочными бомбами А-10. Делаю разворот с набором высоту. Успеваю заметить, что оба ведомых пока не потерялись. Работаю из пушек и пулеметов, кайфуя от своего могущества. Пехота попадала, стараясь вмяться в землю, лошади, не слушая возниц, несутся по незасеянному полю. Много тел на асфальтной дороге. Это явно убитые или раненые.

Начинаю разворот на третий заход и замечаю, что к нам пикируют истребители «Як-7», которые дежурили в этом районе. Они по скорости не уступают «Ме-109» и имеют на вооружении пушку и два крупнокалиберных пулемета. Если летят в нашу сторону, значит, на хвосте у нас истребители противника. Я тут же опускаюсь на высоту метров тридцать над землей, потому что ведомые малоопытны, на меньшей могут впилиться в дерево. На подлете к аэродрому понимаюсь немного и делаю поворот, заходя на посадку. Оба ведомые летят за мной. Правый отстает, перестраиваясь за левым, который занимает место за мной. Втроем по очереди благополучно садимся, катимся к стоянке.

Выбравшись на крыло, передаю сагайдак мотористу, а парашют механику со словами:

— Все в порядке, Аникеич. Отработали на отлично.

После чего иду к своим подчиненным. Оба целы, улыбаются.

— С почином, пацаны! — говорю им. — Пошли в штаб на доклад.

— А я ничего не запомнил! — говорит расстроено блондин, наверное, Кошкин, потому что скворцы черные, хотя может быть и наоборот, поэтому никак и не запомню.

Второй смущенно кивает, соглашаясь с ним.

— Это нормально, — успокаиваю я. — Где-то после третьего вылета начнете врубаться.

Если доживут до него.

На следующий день рано утром, позавтракав на час раньше и загрузив с вечера боеприпасы, Первая эскадрилья в составе восьми самолетов (один вчера потеряли) полетела бомбить аэродром возле села Александровка, расположенного западнее Славянска. Третьему звену лейтенанта Горбулько, в котором два самолета, поставлена задача подавить противовоздушную оборону. На втором заходе они бомбит, а мое звено добивает зенитки. Нас будет прикрывать эскадрилья «Як-7», которые базируются на аэродроме возле Старобельска. Наши летчики иногда пересекаются с ними на земле, и молодые завидуют истребителям, у которых лихие воздушные бои, сбитые самолеты… Как по мне, штурмовик — это намного результативнее и экстремальнее.

«Яки» догнали нас у линии фронта, пошли на высоте километра три. Небо опять чистое, заметят «мессеров» издалека. Впрочем, у нас надежда на то, что застанем врага врасплох, когда немецкие летчики будут завтракать. У них же ордунг (порядок), мать его!

Возле Славянска корректируем курс и выходим с небольшим отклонением на вражеский аэродром. На нем стоит с полсотни самолетов, накрытых маскировочными сетками. Те, что короче, меньше, наверное, «Ме-109», а длинные — пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87». Последние наша главная цель, хотя от истребителей страдаем больше. Каждый бомбардировщик может при максимальной загрузке скинуть две тонны восемьсот килограмм бомб, причем очень точно.

О нас, видимо, предупредили, потому что зенитки встретили плотным огнем, а пара истребителей выруливала на взлетную полосу. Не обращая внимания на красноватые разрывы зенитных снарядов малого калибра, я вслед за ведущим выпускаю восемь РС-82 и следом отправляю стокилограммовые бомбы. У опытных летчиков по шесть таких, а молодежь несет в бомбовых отсеках мелочь насыпью или в кассетах, которые поражают большую площадь, компенсируя низкую точность.

На втором заходе я работают по счетверенной зенитке, которая, как кажется, палит именно в меня. Снаряды постукивают по фюзеляжу, вызывая подташнивание. Мои трассера добираются до артиллериста — и орудие замолкает. Дальше бью из пушек и пулеметов по истребителям, собиравшиеся взлететь, отметив, что горят оба. На третьем заходе расправляюсь с последней стреляющей зениткой, а на четвертом коротко постреливаю по горящим бомбардировщикам, снимая «кинуху» для отчета, после чего занимаю место на левом пеленге от звена командира эскадрильи, следую на наш аэродром.

Сразу за линией фронта начинает расти температура двигателя. Наверное, пробит масляный радиатор. Он в нижней части фюзеляжа, страдает одним их первых при обстреле зениток. Я выпадаю из строя, сбавляю скорость и опускаюсь пониже, чтобы быстро сесть, если двигатель заглохнет. Оба моих ведомых следуют за мной, но я покачиванием крыльев приказываю вернуться в общий строй.

До аэродрома я все-таки дотянул и сел хорошо. Ко мне сразу рванула санитарная машина. Наверное, решили, что я ранен. Не стал им говорить, что у меня выработалась дурная привычка прилетать позже капитана Айриева. Даже если не хочу, все равно так получается.