Крылатый воин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 49
Летим на высоте двенадцать тысяч футов. Впереди пары «Митчеллов», за ними «Хэвоки» и на левом пеленге одного из них, замыкающего, мой «Бэнши». Над нами шестерка «Авиакобр». У моего самолета на подвесках под крылом и фюзеляжем шесть связок М1 из шести двадцатифунтовых осколочных бомб М41 каждая и общим весом всего триста тринадцать с половиной килограмм. Проблем с бомбами нет, как и требований брать максимальное количество их. Нам нужно «засеять» осколками максимальную площадь. Лучше всего для выполнения поставленной задачи подходят М41, а взять их мой самолет может лишь столько.
На подлете к цели ведущий связывается с наземным корректировщиком. Внизу джунгли, которые кажутся непроходимыми. Оттуда в воздух взлетают ракеты, отмечающие линию фронта. Мы подворачиваем, ложимся на боевой курс строем линия. По команде ведущего одновременно сбрасываем бомбы куда-то вниз. Пусть сами находят цель. При том количестве, что мы выгрузили, изрядная площадь будет посечена осколками, уничтожив все живое, не додумавшееся спрятаться надежно. Главное, чтобы по своим не попали, что, как мне сказали, у американцев тоже случается.
Группа разворачивается, перестраивается парами, и сразу в эфире слышен испуганный крик:
— Сзади слева сверху нипез (nippers — кусачки, клеши, слэнг — мальчуган)!
Так понимаю, это прозвище появилось от обыгрывания слова Ниппон — самоназвания Японии. Нас атакуют двенадцать истребителей фирмы «А(Истребитель)-6(Модель)М(Мицубиши)» или попросту «Зеро (Ноль)». Они разгоняются до пятисот тридцати километров, поднимаются на высоту девять тысяч метров, дальность полета почти две тысячи километров и вооружены двумя двадцатимиллиметровыми пушками и двумя пулеметами семь и семь десятых миллиметра. Главный недостаток — плохая защищенность, которой пожертвовали ради скорости, маневренности и вооруженности. Броню придумали трусы. Как мне рассказали, японские летчики даже летают без парашютов, что для американцев предел идиотизма. Может, они, как и я, просто боятся прыгать с парашютом.
Одна шестерка завязала бой с нашими истребителями, а вторая напала на бомбардировщики. Первым на их пути был мой «Бэнши». Услышав за спиной стрекотню пулеметов, я начал бросать самолет из стороны в сторону, стараясь при этом не отрываться от ведущего. Был уверен, что наша группа сплотится и совместно даст отпор врагу. Не тут-то было. Как только «Зеро» миновали, обстреляв, меня и принялись за остальные самолеты, строй тут же распался. В эфире поднялся такой крик, что разобрать что-либо было невозможно.
Я не стал ждать второй заход японских истребителей, спикировал к земле и пошел на бреющем над зелеными густыми кронами деревьев, распугивая многочисленных птиц. Кстати, обезьян здесь нет, если не считать образованных. Скорость резко упала, и самолет плохо слушался рулей.
— Джонни, предупреди, если догонят, — сказал я стрелку.
— Да, сэр! — подтвердил он.
Видимо, одинокий «Бэнши» растворился на фоне зеленых джунглей, стал невидим для японских истребителей. Мы без приключений долетели до своего аэродрома. По пути нас обогнали сперва «Аэрокобры» и «Хэвоки», летевшие группками по два-три, а потом «Митчеллы». Меня беспокоила мысль, не обвинят ли в трусости из-за того, что покинул строй. Никаких четких инструкций, как вести себя при атаке истребителей, не было, если не считать общие слова типа «Принимайте все необходимые меры для спасения самолета». В СССР в этом плане все было конкретно: на «Пешках» держать строй и отбиваться всем вместе, на одноместных «Горбатых» — каждый сам за себя, на двухместных — по обстановке. Увидев обогнавшие нас самолеты, успокоился: всех не осудят.
Когда мы приземлились последними и прирулили на стоянку, механик Чарли радостно улыбался:
— А сказали, что вас подбили! Кто-то видел падающими!
— Не дождешься! — шутливо ответил я и пообещал: — Будем тебе возить работу с каждого вылета!
Японцы поколотили самолет основательно. Всякого рода отверстий было с полсотни, но, по словам механика, ничего сложного, за пару дней починят. Вот прямо сейчас и начнут, чтобы завтра к вечеру закончить и с чистой совестью отметить праздник. Никому не хочется приходить на работу в первой половине дня двадцать пятого декабря, после ночной попойки.
63
Я в торжественных мероприятиях не участвовал. Сказал мистеру Барру, капеллану Третьей бомбардировочной группы, довольно приятному пожилому мужчине, что я мормон. Да, немного нарушая правила своей секты, пью чай и порой что-нибудь покрепче, но не курю, в церковных службах не участвую, общаясь с богом напрямую. Он отнесся с пониманием, пригласил в ресторан отеля на праздничную вечеринку. Чем дальше от рождения Христа, тем терпимее становятся клирики.
По старой привычке стараюсь не заводить друзей на войне, поэтому ни с кем не схожусь, держусь особняком. В ресторан отеля или бары по соседству не пошел, несмотря на уговоры соседа по комнате, который умотал туда сразу после ужина. Я провел рождественский вечер в номере, пообщался перед зеркалом с умным, всё понимающим человеком. Чтобы было не совсем скучно, купил бутылку австралийского каберне. Предполагал, что будет полное фуфло. Немного ошибся.
Утром пришел в ресторан на завтрак, а там пусто. Точнее, обслуживающий персонал в наличии, а военнослужащих практически нет. В углу сидели два сержанта из наземных служб и, как догадываюсь, продолжали праздновать, подливая в кофе что-то под столом. Я взял яичницу с беконом, овсянку по-американски — с натертыми бананами и яблоками, тосты с сыром и два стакана апельсинового сока. Пока неторопливо завтракал, в зале появилось несколько человек из технического персонала аэродрома. У них служба без выходных.
В фойе возле стойки регистрации бушевал главный штурман Третьей группы майор Пол Нортон. Ему тридцать четыре года, кадровый военный. Всегда предельно корректен, подтянут, наглажен и как бы состоит из прямых линий, даже тонкие губы в сомкнутом положении параллельны полу.
— Черт возьми, неужели нет ни одного экипажа, способного управлять самолетом⁈ — негодовал он.
Мне было скучно, поэтому подошел, представился и заявил:
— Куда надо лететь, сэр?
— Ты у нас в….? — он задумался, вспоминая.
— Третья эскадрилья, пилот единственного «Бэнши», — подсказал я.
— Это ты напросился бомбить зенитки? — то ли спросил, то ли просто вспомнил он.
— Да, сэр, — подтвердил я.
— Умеешь атаковать корабли? — задал он вопрос.
— Не знаю, не пробовал, — пошутил я. — Не думаю, что это сложнее, чем зенитки. Цель намного больше.
— Это ты верно заметил, — согласился он и приказал: — Собирай свой экипаж, поедем на аэродром.
— Позвони в номер триста восемь, вызови сюда рядового Ренделла в полетной форме — приказал я портье, полукровке со смуглой кожей и приплюснутым носом, хорошо говорившего на английском языке. После чего сказал главному штурману группы: — С твоего разрешения схожу переоденусь.
По пути на аэродром в «виллисе», в котором мы с ним расположились на заднем сиденье, а мой стрелок на переднем рядом с водителем, майор Нортон рассказал, что разведка обнаружила японский транспорт «Сорю Мару», который вчера вечером вышел без охраны из порта Рабул на острове Нова Британия и был обнаружен утром на входе в пролив Дампир. Скорее всего, следует в порт Лаэ на острове Новая Гвинея, который в трестах километрах от нас. Видимо, враги уже знали, что на Рождество американцы не воюют, и решили воспользоваться этим. Они не учли, что в ряды их врагов затесался атеист. Заодно мне прочли лекцию по основам топ-мачтового бомбометания. Я их знал еще в первой своей эпохе, но со стороны капитана судна. Приятно стать многогранным специалистом.
Пока мы ехали, оружейники подцепили на «Бэнши» две тысячефунтовые фугасные бомбы М44. На самом деле они весят почти четыреста семьдесят два килограмма, из которых двести семьдесят — взрывчатка. Длина метр семьдесят, диаметр сорок восемь сантиметров. Такие громоздкие я еще не сбрасывал.