Крылатый воин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 9

Через два с лишним часа поезд остановился на станции Ногинск. Пройдя через узкое здание станции, я вышел на небольшую площадь. Было холодно и темно за пределами света лампы, висевшей над дверью и поскрипывающей на ветру. Впереди увидел офицера, судя по нашивкам на рукавах — широкий красный угол острием вниз с узкими желтыми по бокам– капитана, шагающего к полуторке на стоянке.

— Товарищ капитан, не подскажите, как добраться до аэродрома? — бегом догнав его у грузовика и козырнув, задал я вопрос.

Он посмотрел на мои голубые петлицы и приказал:

— Залезай в кузов.

Встав на заднее колесо, я запросто перемахнул через деревянный борт, прошел к кабине, где и сел спиной к ней. Полуторка сразу тронулась. Дорога была убитая — моя задница не даст соврать. К счастью, ехали не долго.

Машина остановилась, открылась дверца и послышался голос капитана:

— Сержант, вылезай. Тебе через КПП.

— Спасибо! — поблагодарил я и спрыгнул сзади на землю, постучав кулаком по деревянному борту: ехай!

Контрольно-пропускной пункт был каменным и с железной вертушкой в проходе, в конце которого стоял рядовой в шинели, шапке и с карабином на плече, а слева за окном из нескольких стекол в синих рамах сидели младший сержант лет двадцати семи, кряжистый, с туповатым крестьянским лицом, и лейтенант не старше двадцати одного, светло-русый, круглолицый, курносый, с жиденькими гусарскими усиками, делавшими его смешным. Я поздоровался, передал документы в открытую форточку, расположенную в нижнем ряду.

— Ты, видимо, тот самый ас из Качинской авиашколы, о котором нам говорил командир полка! — иронично произнес лейтенант.

Он даже не подозревает, насколько прав.

— Других для вас не нашлось! — в тон ему ответил я.

— Да ладно тебе, не сердись! — по-доброму молвил он. — Летать вместе будем. Я штурман лейтенант Матюхин Сеня, а Ваня Сагань, — показал он на младшего сержанта, — стрелок-радист.

Я назвал свое имя и фамилию стрелку-радисту, потому что штурман прочел их в документах.

— Задолбались уже через день в наряды ходить, потому что не летаем! — пожаловался лейтенант Матюхин. — Нашего пилота младшего лейтенанта Жиганова машина сбила неделю назад. Ночью пьяный выскочил на дорогу, чтобы подвезла, шофер затормозить не успел. Сейчас в госпитале в Москве. Мы ездили к нему позапозавчера. Был в реанимации, не пустили к нему, но врач сказал, что должен выкарабкаться.

— Часто летаете на бомбежку? — поинтересовался я.

— Только на учебное бомбометание и патрулирование. Наш район от окраины Москвы до Владимира. У нас налета у всех мало. Летом выпустились и ждали самолеты в станице Кривянской возле Новочеркасска, где формировался полк. Сначала были Сороковым, а в конце сентября переименовали в Пятьсот одиннадцатый и второго октября сюда перевели, включили в Десятую сводную авиадивизию. Здесь мы и получили две эскадрильи — восемнадцать «Пе-3», а позже три «Пе-2» для звена управления. Командиры поменяли «двушки» на «трешки», и в итоге наш экипаж оказался на «Пе-2». Теперь ждем, когда погода наладится, — поведал он.

— Я приехал, значит, скоро полетим воевать! — сказал ему шутливо.

— Хорошо бы! — согласился штурман и приказал стрелку-радисту: — Проводи его в казарму младших командиров, помоги обустроиться.

Это было старинное двухэтажное каменное здание. На первом этаже находились служебные помещения, включая склад и комнату завхоза при нем. Добродушный усатый старшина Презенчук в возрасте за сорок, был совершенно не похож на кадрового военного. Ему бы в детском садике работать. Завхоз уже собирался ложиться. Что-то бурча под нос, наверное, самые лучшие пожелания в мой адрес, он выдал мне матрац и постельные принадлежности и попросил моего стрелка-радиста на обратном пути зайти в столовую и предупредить, что с завтрашнего дня будет на одного едока больше, а то я останусь без завтрака. Рапортичку передадут утром.

Мы поднялись на второй этаж. Там были семь больших комнат на шесть коек каждая: четыре слева от лестницы и три и плюс санузел справа. Две смежные обогревала одна грубка, топка которой выходила в коридор. Рядом были поленницы березовых дров, сложенные аккуратно.

Свободная койка была в дальней слева комнате у внешней стены и в придачу у окна, выходившего на север. Просветы в деревянной раме заклеены лентами, нарезанными из газет, но все равно сквозило. Зато не так сильно чувствуешь вонь от чужих сапог и портянок. Кровать была металлическая с панцирной сеткой. Перед ней в проходе тумбочка, в которую сагайдак не влезал, поэтому прислонил его сбоку. Там же поставил сапоги, переобувшись в тапочки. Пятеро моих соседей тоже готовились ко сну, поэтому я только представился и пошел в противоположный конец коридора.

Четыре жестяных умывальника с холодной водой и небольшое зеркало над каждым были приделаны к левой стене, а у правой, на две ступеньки выше, столько же отсеков без дверец с дырками в полу и чугунными сливными бачками на высоте метра два, с которых свисали на толстых цепочках узкие белые фаянсовые рукоятки. Когда я стирал по-быстрому портянки, а потом чистил зубы и умывался, в отсеке напротив отбомбился парень в нижнем белье и сапогах. Волей-неволей я наблюдал процесс в зеркале, утешаясь мыслью, что это все-таки лучше, чем удобства во дворе, особенно зимой, как было во многие мои предыдущие эпохи.

11

После завтрака я пошел представляться командиру полка майору Бабанову. Штаб располагался на втором этаже здания клуба Полигона, как назывался аэродром. Раньше здесь проводили испытания бомб и другого авиационного оружия. В приемной перед кабинетом с табличкой «Директор клуба» секретарша в звании ефрейтор, сидя за небольшим овальным столом, застеленным желто-красной ситцевой скатертью, что-то быстро отстукивала на пишущей машинке. Лет девятнадцать, довольно миловидная и ухоженная. Наверное, дочь старшего офицера. Не отрываясь от работы, она кивнула в ответ на мое приветствие и показала головой на три деревянных сочлененных стула с откидывающимися сиденьями у стены, видимо, перенесенных сюда из зрительного зала.

— Новый пилот из Качинской школы? — спросила она, допечатав страницу.

— Так точно! — ответил я. — Сержант Изюмов.

Она зашла к начальнику, доложила обо мне, получила разрешение впустить.

Почти все пространство в кабинете занимал Т-образный стол с длинной ножкой, накрытый темно-зеленой бархатной скатертью. Как догадываюсь, рассчитан на всю театральную труппу. Сейчас за ним сидели четыре офицера: во главе двадцатидевятилетний майор Бабанов — по-мужски красивый, похожий на какого-то киноактера из будущего, не смог вспомнить фамилию; справа у «ножки» — еще один майор лет двадцати семи с тяжелым взглядом, медленно поворачивавший голову, словно потянул мышцы шеи; напротив него — батальонный комиссар (майор) лет тридцати пяти с косым старым шрамом на лбу, делавшим его хитроватое лицо мужественнее; а рядом — капитан лет двадцати пяти с длинным носом и руками, которые то клал на столешницу, то убирал под нее, словно и там и там мешали.

Я доложил о прибытии, передал через капитана документы.

Командир полка, даже не глянув в них, представился и назвал остальных: начальника штаба майора Халюка, батальонного комиссара Дроздова и командира Второй эскадрильи, в которой я буду служить, капитана Шикторова.

— На «Пе-2» летал? — спросил майор Бабанов.

— Никак нет! — четко ответил я.

— Прокатись с ним сегодня, — приказал он капитану Шикторову, который явно не обрадовался поручению.

— Да я и сам справлюсь, — самоуверенно заверил я.

— Даже так⁈ — иронично произнес командир полка. — Ну, что ж, слетай сам, студент. Ты ведь студент?

Выпускников военных училищ, в том числе летных, считают имеющими высшее образование, но на самом деле у некоторых нормальной десятилетки нет за плечами, а всего лишь какое-нибудь ФЗУ, поэтому не жалуют тех, кто учился в гражданском вузе, где уровень преподавания постепенно приближается к дореволюционному.