Ненужная дочь фермера - Рэй Теона. Страница 5

У многих во дворах виднелись загоны для скота, у кого-то стояли курятники. А тех, кто не имел хозяйства, насчитывалось от силы несколько семей.

Меня заинтересовала ферма. У просторного и достаточно не бедного, если смотреть со стороны, дома, была огромная территория. Забор захватывал часть леса, холм, кусок неширокой речушки. У дома имелся и скромный сад: пышные деревья, многолетние цветы, симпатичные садовые фигурки на мелкой изумрудной траве.

С другой стороны двора высились загоны, сараи и курятники. Большой огород был вспаханным, но пока еще не засаженным – рано, весна только-только подходила к концу.

Интересно, кому сбывает товар Альфред? Кажется, так зовут фермера, если Верда имела в виду именно его.

Я обошла всю деревню и уже собиралась возвращаться, как увидела тот самый дом кузнеца, который был куплен приезжим. Кузню спутать невозможно ни с чем другим – кузнечный горн виднелся издалека.

Остановилась, любуясь аккуратным бревенчатым домиком, беседкой на его территории и розовыми кустами.

За спиной раздался шорох. Я медленно обернулась на него и замерла. В тумане стоял высокий мужчина в простых брюках, теплой куртке и тяжелых ботинках. Совсем еще молодой и довольно приятный на лицо. Только глаза его казались безжизненными, но в то же время чуточку грустными.

Мой взгляд опустился к его правой руке, и я чуть не вскрикнула: мужчина держал окровавленного зайца за задние лапы.

– Потерялась? – тихий, но грубый голос достиг моих ушей не сразу.

Я настороженно замерла и мотнула головой. Мужчина, стоящий передо мной, был просто одним из жителей деревни, только и всего. Зайца он наверняка поймал в лесу, чтобы зажарить на завтрак. Верда же говорила, что магазинов здесь нет, а у кузнеца не было своего хозяйства.

– Не ходила бы ты в такое время без оружия, – буркнул незнакомец, – бывает, что сюда забредают шакалы, чтобы разворошить курятники.

В этот же миг, словно в подтверждение его словам, с другого конца деревни донесся вой.

Мужчина хмыкнул, нахмурив брови:

– Домой иди.

Он обогнул меня и двинулся к дому кузнеца. Не сразу я вспомнила, что этот мужчина снимал комнату у Верды. Я догнала его в два счета и, преградив дорогу, выпалила:

– Верда сумасшедшая?

– Что?

– Старушка, у которой вы жили, она… нормальная? Дело в том, что я только вчера приехала сюда, а кроме как у нее остановиться было негде, но мальчишка, Марк, сказал, что Верда слегка не в себе. Я подумала, может, вы мне расскажете о ней?

– Нечего мне рассказать, – бросил мужчина раздраженно. Ему явно не доставляло удовольствия болтать с незнакомками на улице в четыре утра. – Старуха как старуха, у всех в ее возрасте мозги набекрень.

– И в окна она ночами не воет? – уточнила я осторожно.

– Бывало. Приехала, говоришь, только вчера? Не из Вэйердака случаем?

– Из Дэймоса. Это чуть дальше Вэйрдака, ближе к Мельерону…

– Я знаю, где это.

Мужчина ушел, не желая продолжать разговор. Я проводила его взглядом и тоже поспешила вернуться домой, чтобы не приведи боги, не стать добычей волков или шакалов.

Верда рыскала по кухне. Бормотала под нос что-то неразборчивое, гремела кастрюлями. Печь уже вовсю топилась, и в казане варился круглый картофель в кожуре. Запах, надо сказать, не вызывал аппетита.

– Где была-то? – проскрипела старуха, повернувшись ко мне. – Ты если собралась ночами шляться, то уходи лучше сразу. Мне простихвостки в доме не нужны.

– Осматривала деревню, – я пропустила оскорбления мимо ушей. – А кто живет в доме кузнеца, как его имя?

– Кароном его звать, – буркнула Верда. – Фамилии не знаю, имя-то с трудом из него вытянула. Не попадайся ему на глаза, с ним дел иметь никто не желает. Живет особняком, часто пропадает в лесу, охотится. На ферме ничего не берет, ни овощей, ни молока. Одну крольчатину ест, что ль? Какой здравомыслящий человек станет питаться одним только мясом?

– Мне сказали, что он с вами жил какое-то время…

– Жил. Если точнее, приходил ночевать, а где днями пропадал, не знаю. За ту неделю всего дважды говорила с ним. Тоже все деньгами своими светил, да только кому они тут нужны? Потом кузню вон купил. Мирон, кузнец, продался за бумажки. А кто теперь лошадей подковывать будет? Ни наследника, ни приемника не оставил.

Я задумчиво хмыкнула. Если уж сумасшедшая, как говорят, Верда просит держаться от этого Карона подальше, то, наверное, мне стоит прислушаться. Странно, мужчина-то вроде серьезный, и глупым не кажется. Да и на бандита мало похож.

В голове мелькнула мысль, что по мне тоже не скажешь, что я могла бросить тело мужа разлагаться и сбежать. Миловидное лицо, как говорила мама, позволит мне совершать глупости в этой жизни безнаказанно, потому что на такую, как я, никто никогда не подумает плохого.

– Чего застыла? – буркнула Верда. – Альфред проснулся давно, скотину уже поди кормит. Пойди к нему, творога возьми.

– Альфред – хозяин той большой фермы?

– Ну не болота же! Иди давай, завтракать пора.

Я собрала грибы в корзину по указке старушки. В грибах никогда не разбиралась, но по виду определила, что они чем-то похожи на лисички. Как-то раз я уже видела такие оранжевые грибочки, кажется, в одном из ресторанов, где мы с Иригом отмечали мой двадцатый день рождения.

Мысль о муже раскаленным гвоздем пронзила сердце. Я смахнула выступившие слезы, стиснула ручку корзины изо всех сил и потопала на ферму. Как долго я буду вспоминать Ирига? Наверное, всю жизнь. Он не ушел от меня, и я его не бросала. Он умер у меня на глазах. Сломал шею и умер. Разве можно такое забыть?

Мне потребовалась не одна минута, чтобы переключиться с воспоминаний на реальность.

Ворота во дворе фермерского дома были распахнуты настежь. От ветра скрипели несмазанные петли, разнося нервирующий звук над деревней в утренней тишине. Я захлопнула их за собой и заперла на крючок.

– Альфред? – позвала негромко, остановившись посреди тропинки. В загоне справа гуляла тощая овечка, по какой-то причине проснувшаяся раньше, чем должна.

Фермера нигде не было видно. Я двинулась к двери и постучала. Из дома донесся шорох, похожий на шаги маленьких ножек. Кот или собака?

– Меня Верда отправила за творогом, – крикнула я чуть громче и прислушалась.

Звякнул крючок, и в двери отворилось окошко. В него высунулась голова заплаканной маленькой девочки, и та осмотрела меня с головы до ног взглядом, полным надежды.

– Папа с вами? – тихонько спросила она.

Я растерянно оглянулась. Во дворе, кроме меня, никого не было.

– Я к Альфреду от Верды пришла… Он твой папа?

– Мой, – большие синие глаза снова наполнились слезами, девочка всхлипнула. – Я не пущу вас в дом, папы нет. Он… он уехал и сказал… что не вернется.

Малышка разрыдалась, отпрянула от окошка. Мне не впервой видеть ребенка, которого бросил отец, так что удивления как такового не испытала.

– А мама дома?

Девочка не ответила, но захлопнула створку окна.

Я потопталась какое-то время на крыльце, а потом вернулась к Верде.

– Нет его дома, – объяснила я, оставляя корзину с грибами на расчищенном участке стола. – Дочка его сказала, что он уехал.

– Куда он мог уехать? – ошарашенно переспросила Верда. – У него скотины столько, за ней ухаживать же надо!

– Ну, – я непонимающе пожала плечами, – не знаю. Дочь сказала, что папа уехал и не вернется. Видимо, Альфред устал от семьи, как это часто бывает.

– От какой еще семьи? – вскричала Верда, чем нешуточно меня испугала. – От коров своих, да овец? Дочь у него одна, нет никого больше!

– А жена?

– Померла уж давно! Значит так, пойди и потребуй с его дочери миску творога, скажи, что Альфред должен был мне. Да грибы-то оставь, дурында!

Я вылетела на улицу с бешено колотящимся сердцем. В голове не укладывалось, что та маленькая девочка сейчас совсем одна в большом доме, а родной отец уехал и не сказал куда.

Верда, требующая взять творог, а не привести ребенка, чтобы за ней следить, пока Альфред не вернется, вогнала меня в еще больший ступор.