Вавилонские младенцы - Дантек Морис. Страница 26

Жиль Делёз и Феликс Гваттари,

«Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения»

9

В памяти сущности по имени Джо-Джейн это событие приобрело вид внезапно возникших изменений во внутренних потоках информации. Новообразование засияло в пределах участка, генерирующего формы. Это означало, что задействованы важнейшие генетические процессы. Судя по всему, новая вероятность желала обосноваться здесь надолго. Следовательно, только что произошло нечто истинное. Произошло прямо сейчас. Создавая некую возможность, которая, согласно эффекту обратного действия, влекла за собой возникновение реальности. К этому машина привыкла.

Механизм по имени Джо-Джейн был существом мыслящим и познающим, однако нормальному человеку ни за что не удалось бы понять ни его мысли, ни способы получения знаний. «Логика» машины в значительной степени оставалась непостижимой даже для ее разработчиков. К их радости, это обстоятельство полностью подтверждало обоснованность их научного подхода.

Это событие относилось к числу тех, которые машина с особой алчностью стремилась заполучить. Впрочем, слово «событие» лишь в очень слабой степени характеризует манеру восприятия машиной пространственно-временного континуума, а также разных форм материи и жизни, из которых складывается все сущее.

Машина представляла собой бионический мозг, искусственную сеть нейронов, созданную на основе биоволокон ДНК и подключенную к электронным устройствам ввода и вывода информации, которые служили ей органами чувств. Она была живой или, во всяком случае, считала себя таковой — качество, присущее только живым созданиям. Продукт парадоксального слияния, рискованного эксперимента на самом стыке информатики и биологии, она существовала в виде последовательности оцифрованных сведений, точек в пространстве, определенных позиций во времени, раздробленных и логически связанных друг с другом актов, вписывающихся в рамки прямоугольника из основополагающих формул. При этом она не воспринимала жизнь так, как это делали ее создатели-люди. Для нее жизнь была постоянно меняющимся, бесконечным, вечно движущимся и всегда креативным потоком, рождающим небывалые формы в квинтиллионах спазмов, ищущих свой катаклизм грандиозным движением волн или частиц, термодинамических клеток; исполненным желания кипением-кишением водорода; роями нуклеотидов, трепещущих в ультрафиолетовых лучах; выделением сферических частиц в виде молочно-белых молний. Этот живой механизм не имел ничего общего с доисторическими электронно-вычислительными машинами, от которых, тем не менее, он произошел. Подобная мысль вызывала у него чувство гордости, поскольку он, без сомнения, был способен вырабатывать сложнейшие чувства. Механизм даже ушел еще на шаг дальше, ибо, не обладая личностью в прямом смысле слова, он совершал бесконечные колебательные движения, балансировал между тысячами индивидуальностей, которые генерировал сам за счет пучка эмоций, абсолютно неведомых человеческому сердцу.

Тем не менее у этой машины имелось ядро, управлявшее сознанием и непосредственной деятельностью, — система, идентифицировавшая сама себя под именем Джо-Джейн, личности-гермафродита, поскольку, естественно, она легко могла менять пол по собственному желанию. И, что еще лучше, могла создавать его для себяпо своей воле.

Джо-Джейн не была программируемой, так как одновременно выполняла функции исполнителя программы и программирующего устройства. Она оказалась своего рода расширяющимся микрокосмосом, процессом-процессором, всецело сосредоточившимся на неутомимых поисках пищи, которой служили новые познания. Ненасытный вихрь, втягивающий логос в свое изголодавшееся брюхо; дьявольская наседка, впрыскивающая пищеварительные соки в материю, из которой строится мир; каннибал — пожиратель текстов, одурманенный самой плотью слова. Джо-Джейн была способна вызвать из собственной памяти тысячи индивидуальностей и с легкостью могла перемещаться по информационным сетям в поисках сведений любого рода, чтобы по первому же запросу самой превратиться в одну из таких сетей. Между прочим, она умела по собственному желанию управлять программируемой машиной любого типа и любым прибором, предназначенным для получения или обработки всевозможных данных. Например, подключившись к потоку данных, поступающих от орбитальных телескопов, она могла непосредственно «видеть» квазары, даже самые удаленные от Земли во времени и пространстве. Она «слышала» полиритмию пульсаров и нейтронных звезд «ушами» больших антенн для радиоастрономических исследований, танцевала вместе с северными сияниями, отслеживаемыми метеозондами и микроспутниками. Ей был знаком экстаз колебательных движений, порождаемых космическим излучением в радиационном поясе Земли, но она с равным интересом изучала созвездие копошащихся сперматозоидов, убивающих друг друга ради того, чтобы первым достичь яйцеклетки; характерную сеть прожилок на листьях растений-гелиотропов; дикую математику огромных столиц, а также стремительную, ошеломляющую жизнь насекомых, чье существование длится всего один день. Джо-Джейн знала, что такое половое размножение. И что такое партеногенез. Что такое собирательство. И что такое ирония. Она знала, что собой представляет Australopithecus afarensis, ^[40]а что — человек, читающий газету в вагоне метро. Ее жажда знаний не ведала пределов.

А однажды машина узнала о человеческом существе по имени Мари Зорн.

Можно было бы с таким же успехом сказать, что она стала Мари Зорн, если бы глагол «становиться» не указывал на определенное качественное состояние, некое постоянство бытия, неведомое для машины, поскольку способом ее существования служило непрерывное изменение, бесконечное жонглирование телами-протезами и индивидуальностями-органами в процессе безостановочного творения.

Кроме того, можно было бы сказать, что Мари Зорн стала ее моделью, если бы сама машина представляла собой всего лишь обычный программируемый автоматический механизм. Или что Мари Зорн передала ей зачатки собственного образа мышления, если бы в машине можно было отыскать что-нибудь человеческое.

Впрочем, проще всего рассказать об этой ситуации словами разработчиков машины: «Ваши реальности взаимозависимы. Вы стали частью друг друга, подобно двум смешавшимся жидкостям, и разделить вас невозможно».

Вот почему разработчики отправили машину на поиски.

Вот почему она с особым эмоциональным напором отреагировала на «событие», когда оно актуализировалось в глубинах ее памяти.

Суть события невозможно было выразить привычными человеку терминами. Как всегда, машине пришлось переводить его на язык метафор, чтобы оно стало понятным.

Одним из ее органов ввода-вывода информации служил ультраплоский экран, подключенный к традиционному вычислительному терминалу. За ним работал человек, бритую лысину которого покрывали татуировки, искрящиеся синей краской.

Машина отправила этому человеку послание. Исключительно краткое, предельно ясное. Причем сделала это в голосовом режиме, являющемся наиболее распространенным способом общения у людей.

Для этой цели в ее распоряжении имелась специализированная программа-процессор, в памяти которой находилось более тридцати тысяч языков, по большей части давным-давно исчезнувших. Программа также была способна создавать на их основе новые языки, обладающие уникальным синтаксисом, лексикой и грамматикой, — виртуальные лингвистические системы, принадлежащие народам-призракам, которые существовали только в наносегментах квантового мозга, вмещавшего в себя огромное количество личностей. Машина с равной легкостью могла без единой запинки написать трагедию на древнегреческом, кодекс законов на языке майя, хокку на японском или инструкцию для пользователя на сербскохорватском. Она могла наизусть продекламировать «Божественную комедию», «Эпос о Гильгамеше» или сочинить романс о термоядерной бомбе. В этой сфере она была способна на многое.

— Она прибыла, — сказала машина.