Баронесса ринга - Спенсер Минерва. Страница 5

Он снова и снова прокручивал в голове их короткий разговор, время от времени бросая короткий взгляд на женщину и пытаясь совместить свое представление о ней с реальностью. Эта особа никак не укладывалась в стандартную схему.

Ее прямота… нет, ее агрессивность уязвила его и вывела из равновесия. С тех пор как он был мальчишкой, ему ни с кем не приходилось так по-детски препираться и терпеть подобную наглость. За пять минут, проведенных с мисс Симпсон, он выслушал больше оскорблений, чем за все прошедшие годы вместе взятые, и сам вел себя весьма грубо.

И худшее тут то, что по большей части виноват в этом он сам.

Ему отчаянно хотелось послать ее к дьяволу, но – и это терзало его сильнее всего – он вынужден был терпеть выходки бывшей шлюхи Доминика Стрикленда, если хотел получить хоть какой-то шанс спасти брата.

Именно из-за этого негодования Сент-Джон почти не приложил усилий, чтобы хоть как-то скрыть свои неприязнь и отвращение к Марианне Симпсон. А она, не будь дурой, сразу же разглядела все сквозь тонкую ткань цивилизованности.

Он больше злился на себя, чем на нее. Вовсе не в его духе вести себя невежливо с кем бы то ни было вне зависимости от положения или так открыто проявлять свои чувства. Это было грубое, оскорбительное поведение. Он выставил себя последним хамом, и она отчитала его за это.

Винить ее он не может, но это не значит, что ее грубость должна ему нравиться, как и она сама. Это вовсе не игра; жизнь брата висит на волоске, а эта женщина – своего рода ключ к возвращению Бенджамина.

Когда они выехали из парка, Сент-Джон опять взглянул на спутницу. В сюртуке, бриджах и шляпе она выглядела совсем как мужчина, и не только из-за своих очень коротких волос.

Она и на лошади сидела по-мужски, как очень опытный наездник, а рука, обтянутая черной кожаной перчаткой и свободно державшая поводья, была куда шире, чем он видел у леди.

Ее плечи, хотя и тонкой кости, были на удивление широкими, а под сюртуком рельефно обозначились бицепсы. Талия узкая, бедра стройные. Под плотно обтягивающими ноги бриджами перекатываются мускулы, а под высокими сапогами-ботфортами угадываются красивые икры.

Просто воплощение молодого щеголя с осиной талией и фигурой, ради достижения которой многие денди в одних местах подбивают свою одежду ватой, а в других утягивают до невозможности. Ее же фигура, как догадывался Сент-Джон, выглядит так не благодаря корсету и подбивке – это результат напряженных физических нагрузок.

Она держалась со сдержанной настороженностью и излучала почти мужскую жизненную силу. Сент-Джон подумал, что ее физическое совершенство не должно его удивлять. В конце концов, она кулачный боец. Он-то считал, что все эти поединки, организованные ее дядей, являются скорее акробатическими трюками, чем настоящими боями, но она определенно поддерживала себя в хорошей физической форме, чтобы исполнять свою роль убедительно.

Когда они повернули, солнце осветило ее лицо, и под полями шляпы оно стало видно гораздо яснее. Ужасный синяк красовался на ее челюсти, а вниз от губы к подбородку тянулся едва заметный шрам длиной примерно в дюйм.

Возможно, эти бои все же нечто большее, чем просто театральное представление.

Подбородок у нее был красивой формы и очень решительный, а овальное лицо на удивление мягким и женственным. На щеках ямочки, а вокруг рта – легкие морщинки от улыбок. Лет двадцать с небольшим, решил Сент-Джон, хотя уверенная манера держаться скорее подобала более зрелой женщине. Глаза под тяжелыми веками ничем не примечательные, карие, нос изящный, с легкой горбинкой, на переносице небольшая выпуклость, а это значит… по меньшей мере один раз нос был сломан.

Единственное, что в ней необычно, это рот. Не только верхняя губа в форме идеального лука Купидона, но и на нижней есть заметная ямочка. Эффект весьма пикантный – такое ощущение, что она надувает губки.

Единственной ее претензией на красоту была светлая, как фарфор, кожа, словно светившаяся жемчужным блеском, – во всяком случае, там, где нет припухлости и синяка.

Она излучала спокойное достоинство и сдержанность, которых он никак не мог ожидать от цирковой артистки, а тем более от бывшей любовницы Доминика Стрикленда, нераскаявшегося гедониста, печально знаменитого своим распутством и чувственными излишествами.

К моменту мнимой смерти Стрикленда его поведение вышло за все рамки дозволенного. А женщина, ехавшая сейчас рядом с Сент-Джоном, делила с Домиником постель как раз в то время, когда он вел себя омерзительнее всего и шокировал даже пресыщенное светское общество.

Отвратительные мысли заставили Сент-Джона нахмуриться. Отношения Доминика с этой женщиной тут совершенно ни при чем. Критически важно убедить Симпсон, что ее нравственный долг – помочь ему спасти жизнь брата, которая оказалась под угрозой из-за предательства ее бывшего любовника.

И если она не захочет помочь ему добровольно…

Нет, пока он об этом думать не будет.

Марианна ожидала, что лондонская резиденция герцога будет роскошной, но воображение не шло ни в какое сравнение с реальностью.

Это был самый большой дом на площади, где располагались некоторые из великолепнейших резиденций Лондона. Впечатляющий шестиэтажный особняк, облицованный по фасаду элегантным белым известняком, словно нависал над широкой площадью с ощутимым видом самодовольного превосходства. Как и его владелец.

Два грума словно материализовались из воздуха, едва хозяин с гостьей подъехали, и увели лошадей. Мужчина, одетый в темный костюм дворецкого, распахнул массивную парадную дверь до того, как они успели к ней подойти, и, поклонившись хозяину, забрал у него крылатку и шляпу, а еще один, в синей бархатной ливрее, обшитой золотым галуном, помог Марианне.

Если кто-нибудь из них и заметил напряжение, буквально искрившее между ней и их хозяином, то никак этого не показал.

Герцог повернулся к ней сразу же, как только разделся. Его бутылочно-зеленого цвета сюртук подчеркивал зеленый оттенок необычных глаз.

– Мистер Симпсон присоединится ко мне за завтраком. Проследите, чтобы его конь…

– Прошу вас, никакого завтрака. Я предпочту покончить с делом как можно быстрее, ваша светлость.

Марианна скорее почувствовала, чем увидела, как ее слова потрясли обоих слуг, стоявших неподалеку. Очевидно, никто никогда не перечил герцогу.

– Что же, – произнес герцог после секундного замешательства. – Простите, я на минуту.

Марианна чуть склонила голову.

Он отошел в сторону и обменялся несколькими негромкими словами с дворецким.

Слуга кивнул:

– Сию же минуту, ваша светлость.

Герцог вернулся к Марианне.

– Сюда, пожалуйста. – И жестом указал на великолепную мраморную лестницу.

Коридор второго этажа шириной походил на авеню, на отполированном деревянном полу лежала старинная элегантная дорожка. На стенах, обшитых панелями, доходившими до пояса, а выше оббитых шелком, висит художественное богатство нации. Марианна не особенно разбиралась в живописи, но даже она могла узнать Тициана, увидев полотно перед собой.

Никогда в жизни ее не окружала такая роскошь; она чувствовала, что все это ее… подавляет, а эмоции просто захлестывают. Каково это – вырасти в таком месте и знать, что однажды все это станет твоим? Неудивительно, что он ведет себя как Бог и считает выше всех прочих человеческих существ.

Окружающее великолепие ошеломляло. Марианна ощутила порыв немедленно бежать из этого дома, где она чувствовала себя незначительной и неотесанной, и лишь огромным усилием воли ей удалось подавить это желание.

По обе стороны двойной двери стояли еще два лакея. Один из них распахнул дверь, едва герцог с гостьей приблизились. Стонтон настолько привык, что его усердно обслуживают, что даже не заметил ни лакеев, ни их услужливости. Марианна же кивнула в знак благодарности, хотя лакей даже не взглянул на нее.

Дверь за ними закрылась, и Марианна оказалась в библиотеке настолько грандиозной, что с трудом заставила себя не глазеть, распахнув рот подобно простолюдинке.