Федор Годунов. Потом и кровью (СИ) - Алексин Иван. Страница 51

— Товарищи, — окинул он взглядом притихшую толпу. — Мы славно погуляли в последнем походе. Взяли на щит Аккерман, Килию, Варну. Теперь на всём западном побережье Чёрного моря басурмане дрожат от страха только при одном упоминании о запорожцах. А ещё товарищи мы взяли в этом походе столько добычи, сколько никогда ещё до этого на Сечи не брали! — кошевой прервался, пережидая одобрительный рёв запорожцев. Вверх взметнулись сабли, хлопнули выстрелы из пистолей. — А ещё панове, мы на обратном пути смогли прорваться сквозь цепь, выставленную османами поперёк Днепра. Не только прорваться, но и изрядно разрушить турецкую крепость Казы-Кермен, утерев тем самым нос собаке-султану, захотевшему не пустить нас обратно на Сечь! — Бородавка выразительно потряс булавой под ещё более громкий рёв сечевиков. — Товарищи! Настало время поделить между собой добытое ратным трудом. Честно, по совести, как Христос нам заповедовал! — Яцко обвёл орлиным взором ревущую толпу и продолжил: — Тем, кто хотел взять себе что-то из взятых им на саблю трофеев, уже взял вчера в счёт своей доли. Остальное, как водится, мы сбыли купцам, превратив в звонкую монету. Пусть войсковой писарь, Игнатий Барабаш отчитается в полученной им выручке, — кошевой чуть повернулся и поклонился в сторону войскового писаря.

Вперёд вышел уже довольно пожилой, худой, неброско одетый казак. Поверх серой рубахи наброшен суконный кафтан, синие шаровары, поверх яловых сапог, традиционный чуб, свисающий на гладко выбритой голове, седые, но ещё густые усы, свисающие до плеч.

— Значит так, ребятушки, — пробасил он неожиданно густым, сочным голосом, разительно диссонирующим с его комплекцией. — После расчёта с купцами мы получили 80 тысяч золотых монет, — вокруг охнули, поражённые гигантским размеров суммы. — Половина, как водится, будет пожертвована церквям и монастырям, дабы процветали они и хранили веру православную, пятая часть пойдёт в кошевую казну на нужды Сечи. Остальное делится между участниками похода и сечевыми казаками, что Сечь запорожскую от ворога в это время охраняли. Итого каждый казак, участвовавший в походе, получит по 16 золотых, а сечевые казаки, что в походе не участвовали по 8 золотых.

Запорожцы сдержанно загудели. Сумма для тех времён была немалая. Скажем на один золотой можно было три коровы купить. Я же озадаченно почесал затылок, соображая. Это откуда же у простых купцов такая огромная сумма да ещё в звонкой монете при себе оказалась? И главное, вовремя как. Как раз к возвращению запорожцев с похода на Варну.

Случайность? Даже не смешно! А значит и сам поход в Болгарию был не случаен. Кто-то за него Сагайдачному хорошо заплатил. И этот кто-то точно не польский король. У Сигизмунда в сокровищнице уже давно мышь повесилась. Уж не иезуиты ли? Мало им смуты в Московском царстве, решили ещё и Турцию пощипать? По всему видать, святые отцы решили сыграть по-крупному и на мелочи размениваться не собираются.

— Деньги эти кровью казацкой пропитаны, — раздался голос из толпы, перекрывая одобрительный гул предвкушавших получение звонких монет запорожцев. — Что это за кошевой, что столько хлопцев зря на обратной дороге положил?

Сечевики замерли, недоумённо переглядываясь между собой. Я, бросив быстрый взгляд, поймал довольную улыбку Сагайдачного. Вот рубль за копейку даю, что без его участия этот выкрик не обошёлся! А значит, и продолжение задуманного им спектакля, мне скорее всего не понравится.

— Это кто там меня хает? — нахмурился Бородавка. — Выйди в круг, да прямо в глаза скажи, а не лай из-за спин, будто пёс из-под забора.

В центр, раздвигая в стороны сечевиков, вышел коренастый казак средних лет с засунутым перначом за поясом. По всему видать, атаман одного из куреней, входящих в запорожское войско. Встал рядом со старши́нами, расправил пышные усы, поклонился, и заявил, строго глядя на кошевого:

— Я товарищи так мыслю. Если ты удачно казаков в поход сводил, да знатную добычу там взял, то хвала тебе за это и низкий поклон, — куренной атаман демонстративно поклонился в сторону кошевого. — Вот только зачем же на обратной дороге столько хлопцев понапрасну губить?

— О чём ты, Грицко? — навис над куренным Стеблевец. — Если о казаках под Таванью погибших, так кто же знал, что турки засаду по возвращению устроят? К Чёрному морю мы спокойно прошли.

— А на то и атаман, что, если не знать, так догадываться должен! — выразительно махнул в ответ Грицко. — Товарищи ему жизни свои доверили в поход за ним пойдя. Уму его доверились, да голове ясной! А он что? — куренной выразительно посмотрел на внимательно слушавших его запорожцев, сделав эффектную паузу. — Нахрапом хотел мимо острова проскочить, разом. Вместо того чтобы сначала одну чайку вперёд послать, да всё как следует разведать! А ведь ему советовали так поступить!

— Правильно говорит! Без оглядки мимо турецких крепостей поплыли, все разом, вот кровью и умылись!

Я вгляделся в помрачневшего Бородавку, перевёл взгляд на уже не скрывающего своего торжества Сагайдачного и понял, что сегодня мне запорожцем, пожалуй, всё же не стать. И вообще, лучше мне сегодня на Раде не отсвечивать. Выгадать я теперь здесь, уже ничего не выгадаю, а вот огрести, если что, по полной могу.

Ясно же что этот концерт был заранее подготовлен и отрепетирован. И зная не понаслышке знаменитого гетмана, можно было не сомневаться, что сегодня он сделает ещё один шаг к власти. К власти над всей Украиной, которую не выпустит из цепких рук в течении полтора десятка лет.

Яцко Бородавка мне нравился. Правильный казак, прямодушный, храбрый, не умеющий хитрить и вести подковёрную борьбу. Но именно поэтому он и был обречён в этой борьбе с Сагайдачным. Сегодня он проиграет в борьбе за влияние в Запорожской Сечи, а в 1619 уступит Сагайдачному и в схватке за гетманскую булаву. И это поражение уже будет стоить ему жизни.

Хотя, посмотрим. Я к тому времени или укреплюсь на русском престоле, либо в тесную могилу лягу. И в первом случае попробую поддержать Бородавку в его неравной борьбе. Кто знает, может имея такого союзника, он сумеет склонить чашу весов в свою пользу? Ну, а пока, что имеем, то имеем.

— Это кто же так ему советовал? — усомнился в словах куренного Балабаш.

— Я советовал, — со вздохом признался Сагайдачный. — Очень уж мне эта новая турецкая крепость не понравилась. И сами турки затаились, будто вымерли все. Даже факелы у стражи на стене не густо горели, — обозный старши́на покосился в сторону кошевого и притворно вздохнул: — Вот и предложил я батьке сначала разведать всё и уже потом дальше плыть. Ночи сейчас длинные. Времени на разведку достаточно было.

Бородавка ещё более помрачнев, ничего на это обвинение не ответил. Значит, и вправду, Сагайдачный ему разведку предлагал. Хотя, чему я удивляюсь? Не будь он талантливым полководцем, таких высот в своей жизни не достиг бы.

— Вот и я о том, — правильно истолковал молчание кошевого Грицко. — Понапрасну полтыщи казаков загубили. Вот я и спрашиваю вас панове, нужен ли нам такой кошевой?

— Не нужен! Правильно говоришь, Грицко! Он и против похода поначалу был! Это Сагайдачный на Варну идти придумал! — взревели со всех сторон. — Клади булаву, собачий сын! Клади, пока, не прибили!

Бородавка молча поклонился и, сложив булаву, отступил в толпу.

На то как выдвигали в кошевые атаманы Сагайдачного, я глядеть не стал. А смысл? То что именно его изберут, даже дураку понятно. Лучше я к причалам пойду. Вдруг купцы ещё отплыть не успели? И с друзьями попрощаюсь, и к самим купцам повнимательнее пригляжусь.

— Чернец! Постой. Куда так спешишь? Мне поговорить с тобой нужно.

— И о чём нам с тобой говорить, пан Станислав?

Я невольно морщусь, совсем не радуясь внезапному появлению спасённого мной поляка. И чего его принесло? С той самой поры, как мы на галере с ним расстались, умудрялся мне на глаза не попадаться, а тут сам чуть ли не обниматься лезет. Ещё и русский язык «внезапно» вспомнил. Странно это как-то.