Сын маминой подруги (СИ) - Волкова Дарья. Страница 16

Ну чего он там копается и шуршит?!

Ой…

Это самое «Ой» у нее и вырвалось. Ульяна почувствовала, как Захар всем телом прижался к ней сзади, как сжались его пальцы на ее бедрах. Чувствовала горячую наполненность и растянутость им — в этом положении почему-то гораздо сильнее. И с мурашками почувствовала, как он часто целует ее в плечо.

— Что? Сильно? Глубоко?

У нее был один такой не очень приятный эпизод. Когда она не слишком трезвая попросила своего партнера: «Хочу глубже!».

После этого эпизода их отношения и прекратились. Потому что она тогда услышала: «Ты дура? Какое глубже? У тебя там и так тоннель под Ла-Маншем!». То чувство стыда и, одновременно, дикой злости на этого недоделанного проходчика тоннеля Уля отчетливо запомнила. Думала, не забудет никогда.

А теперь у нее случился приступ амнезии. Она прикусила губу, но это не помогло. И Ульяна прогнулась еще сильнее и простонала:

— Мало. Хочу еще. Глубже. Сильнее.

Поцелуи прекратились. Захар замер. А потом прикусил ей шею — несильно, но чувствительно.

— Как прикажете.

У него был еще запас — чем — и глубже, и сильнее. Так, что Уля впервые в жизни почувствовала, что ее трахают. Жарят. Дерут. И даже то самое матерное слово. Вот теперь весь смысл этих глаголов до Ульяны дошел. Можно сказать, в нее эти слова вдолбили — надежнее, чем репетитор тригонометрию в одиннадцатом классе.

Только результатом стал не высокий бал на экзамене, а опустошительный, горячий как лава, оргазм.

Она шлепнулась на живот и дышала, как вытащенная на берег рыба. Чувствовала, как губы Захара снова касаются ее плеча, как обнимает и поворачивает их обоих на бок. И его хриплый шепот.

— Какая же ты у меня… огонь-пожар…

Ее же из рук выпускать не хочется. Это оказалось прямо чем-то новым для Захара. Ему раньше всегда… всегда было как-то… как-то брезгливо после. Лежишь весь потный, липкий. И члену после секса почему-то холодно. И хочется не обниматься, а в душ, помыться, одеться в сухое и чистое, и чтобы, когда вернулся в спальню, в постели уже никого не было. И тогда можно чаю бахнуть. Или сразу спать завалиться. Только этот сценарий практически утопический, и приходилось исполнять стандартный ритуал, что-то говорить, потом вызывать такси или, не приняв душ, быстрее уходить самому.

В последнее время Захар стал тяготиться случайными связями. На это уходило избыточно много времени и сил. А в результате получишь, скорее всего, унылый перепихон в виде утешительного приза, про который сразу хочется забыть. Ho заводить постоянные отношения — еще хуже. Со своей последней партнершей Захар расстался около месяца назад. У них был хороший секс, Оксана была старше его на пару лет, женщина разведенная и раскрепощенная. Но в какой-то момент Захар понял, что Оксана начинает на него рассчитывать. Нет, ему нетрудно было решить какие-то ее мелкие бытовые проблемы, приехать, заглянуть под капот машины или помочь с покупкой мебели. Но давать надежды, что это все может куда-то дальше развиться — а судя по тому, что просьбы становились все более частыми и все менее скромными, Оксана именно на это и рассчитывала — в корне неправильно.

Разговор был прямой и короткий. Оксана почему-то обиделась.

Но лучше так, чем давать ложные надежды. А связывать свою жизнь Захар не имел намерения — ни с Оксаной, ни с кем-либо еще.

Имеет право. Что бы там мать по этому поводу ни думала, и как бы ни выносила ему мозг.

А теперь вот он лежит с обнаженной, еще пышущей жаром горячей близости, красивой, сочной, аппетитной молодой женщиной — и просто руки разжать не может. И отпускать ее не хочет. Какой там к черту душ и чай?

И одного раза категорически мало. Нет, он, конечно, за месяц изголодался по женской ласке. Но ведь, бывало, когда лето и горячая пора — Захар про интим вообще забывал. Не до него.

Осенью наверстает и нагуляет. Так что вряд ли дело в этом. А вот в чем? Нет, думать решительно не хотелось.

Он прижал к себе Ульяну крепче и огладил все, до чего смог дотянуться — упругие груди, мягкий живот, гладкий лобок. Она вздрогнула всем телом, а потом тепло и гортанно вздохнула.

Ну почему все женщины одинаковые, а одна — Уля?!

Но подумает он об этом когда-нибудь потом. И Захар принялся целовать нежную женскую шею. Лучшее, что можно сделать после секса — это зайти на второй круг.

Ульяна лежала в коконе теплых рук, как в невесомости. Или как на лебяжьей перине. Уля не бывала ни в невесомости, ни на лебяжьей перине, но с чем еще сравнить это чувство тепла и парения, не знала.

Секс в ее жизни бывал… бывал. По случаю. И такой себе секс.

По крайней мере, по сравнению с тем, что происходило сейчас.

Такого, как с Захаром, у Ули не было ни с кем. Никогда. Говорят, людям в постели надо привыкнуть друг к другу, притереться, научиться понимать потребности друг друга. А Ульяна, получается, с человеком, которого еще три дня назад не знала, такого эндорфина хапнула — безо всяких притирок и привыканий. Вот жила она, с сексом от случая к случаю и, как правило, без оргазма, а в лучшем случае — с намеком на него. А теперь вот — два раза за ночь как по щелчку пальцев. Так, будто Захар какой-то сертификат умеет на удовлетворение Ульяны. Или просто… хороший любовник.

Как говорится, достигается упражнением.

Мысль о том, с кем и как Захар упражнялся, была отрезвляюще неприятной. Настолько неприятной, что Уля ее прогнала. Но не думать уже не могла. Хотя бы о том, как она будет жить потом? Вот без этого кольца теплых рук, дыхания в шею, без смелых ласк, без уверенности в наслаждении, от которого внутри все дрожит и тянет сладко? Как?! У нее же билет на автобус на послезавтра.

Эти мысли были тоже… не очень. Нет, лучше сейчас обо всем этом не думать. Уля потерлась спиной о грудь Захара, почувствовала, как его руки сжались крепче. Вот бы так уснуть — в его руках. Чувствуя, как колется в шею его щетина. Она почему-то только сейчас это почувствовала. Что Захар небрит, и, наверное, уж не один день. Сколько раз за это время она целовалась с ним, а почувствовал почему-то только сегодня. Они же уже целых три дня знакомы. Он за эти три дня успел щетину отрастить. Господи, какая чушь лезет в голову. И вообще, надо собираться и уходить.

Уля предприняла попытку встать, но руки Захара сжались сильнее. Сильнее царапнула сзади щетина. Ульяна поежилась, повела плечами.

— Что такое? — Захар, словно не понимая, снова потерся щекой о ее плечо.

— Колешься, — вышло резковато. Зато Захар разжал руки, и у нее получилось встать.

Как обычно, запретив себе думать, как она выглядит со стороны, Уля принялась одеваться.

— Не помню, взял ли я бритву, но что-нибудь придумаю, — раздалась спокойное за ее спиной. — На крайний случай, топором побреюсь.

С ним невозможно понять, шутит он или всерьез. Уля натянула футболку, подняла худи, обернулась.

Захар продолжал сидеть на постели, абсолютно голый и совершенно невозмутимый.

— А ты чего засобиралась?

— Домой пойду. Очень спать хочется.

— Ясно.

Тон у него был не очень довольный, но Уле уже было плевать.

Она почему-то твердо решила, что не может позволить себе являться к бабушке домой под утро. Хотя Настасья Капитоновна, при ее уме и проницательности, вполне могла о чем-то догадываться. Или обо всем. Но, все равно, ночевать дома — это вопрос принципа!

Захар, между тем, спустил ноги с постели, подтянул в себе свои трусы, в этот раз — как Уля вдруг заметила — консервативные серые, натянул их.

Взял с тумбочки кувшин с морсом и шумно и прямо из горлышка ополовинил его.

— Вкусный — малина и клюква. Рекомендую, — он оттер рот тыльной стороной ладони. — Подожди пару минут, я сейчас оденусь.

— Зачем? — опешила Ульяна.

— Провожу.

— Захар, это в соседний дом!

— Я тебя ночью ходить одной по улице не отпущу.

И от этих слов вся ее досада куда-то делась.