Сын маминой подруги (СИ) - Волкова Дарья. Страница 31

В последнем они, кажется, были с Ульяной схожи. И то ли в коньяке дело, то ли в том, как раскрылась иначе Наталья Николаевне — но Уля вдруг совершенно расслабилась и перестала нервничать. И как-то вдруг стало ясно, что перед этой женщиной изображать кого-то, кем Ульяна не является, притворяться, пытаться нарочно понравиться — глупо и бессмысленно.

— Вы скрасили мою пятницу, спасибо, — совершенно искренне сказала Уля.

Наталья Николаевна отсалютовала Ульяне бокалом и сделала знак официанту повторить. Два по сто коньяка растворились в двух дамах комплектации «Север» быстро и незаметно.

— Вы тоже, Ульяна, — вернула комплимент Наталья Николаевна. — Во мне обычно после экзамена остается только одно желание — лечь на диван и никого не видеть.

— Что же заставило вас изменить этому правилу? — Наталья Николаевна молчала, внимательно глядя на Улю, и она бесстрашно уточнила: — Вы хотели еще что-то обо мне узнать? В прошлый раз допрос был неполный?

Наталья Николаевна едва заметно усмехнулась, взяла с подноса подошедшего официанта коньячные бокалы и протянула один Уле.

— Нет, в прошлый раз я задала все интересующие меня вопросы. А все, что я не узнала в нашу первую встречу, я выяснила у Марата и Миланы.

Ульяна замерла, не донеся бокал до губ. Так. Так-так-так…

— Вы собрали на меня полное досье?

Наталья Николаевна безмятежно кивнула, отдавая дань коньяку.

— Зачем? — резко спросила Ульяна.

Наталья Николаевна покачала бокал.

— У меня к вам есть предложение, Ульяна.

— Какое? — тон продолжал оставаться резким.

Факт того, что о ней собирали информацию, Улю взбесил. И сдерживалась она из последних сил. Какого черта, собственно! Ладно, Ватаев о ней все возможную информацию поднял, прежде чем дал добро на ее кандидатуру, это понятно! Это его обязанность, в конце концов! Ну Мелеховой-то что от Ульяны надо?!

Наталья Николаевна молчала. А потом вдруг спокойно, словно о чем-то самом обыкновенном, произнесла.

— Выходите замуж за моего сына, Ульяна.

Коньяком Уля не поперхнулась чудом. Зато махом проглотила половину принесенной порции, потом умыкнула с тарелки Натальи Николаевны остаток брускетты и зажевала семилетний, вкусный, но все-таки крепкий напиток.

— Вы умеете удивить, Наталья Николаевна, — Уля шумно дышала носом после богатырского глотка.

А Наталья Николаевна взмахом руки позвала официанта.

— А давайте супа горячего, а, Ульяна?

Уля лишь махнула рукой. Зашибись она пришла кофе попить. В ней уже два бокала коньяка, в перспективе суп и в наличии каша в голове. А до кофе они так и не дошли!

И суп оказался тоже вкусный — куриный, с домашней вермишелью. Лучше вермишель в супе, чем лапша на ушах.

— А можно узнать, почему вы вдруг решили сделать мне такое неожиданное предложение?

— Внуков хочу, — невозмутимо ответила Наталья Николаевна. — Хотя бы одного.

— А мое мнение по данному вопросу не интересует? — Уля вдруг поняла, что разговор для нее стал похожим на выступление в суде.

— Интересует. А вы не хотите детей, Ульяна?

— Теоретически и в перспективе — да. Хочу.

— Ну, давайте на этом пока и остановимся. Что они будут. В перспективе. Лет, думаю, двух-трех.

Однако. Оппонент Уле достался непростой. Уже и сроки вкручивает.

— А Захар? Его мнение по данному вопросу вас тоже не интересует?

— Моему сыну тридцать четыре года! — фыркнула Наталья Николаевна. — Если я не возьму этот вопрос в свои руки — я не дождусь внуков ни-ког-да!

Прелестно. Просто прелестно.

— У вас сложные отношения с сыном, верно?

Наталья Николаевна ответила ей еще одним долгим внимательным взглядом.

— А вы достойный соперник, Ульяна.

— А вы меня именно так и воспринимаете — как соперника?

После паузы Наталья Николаевна неожиданно рассмеялась — и у нее оказался очень приятный, какой-то совсем девичий смех. А потом она и вовсе вдруг порывисто пожала Ульяне руку.

— Нет. Совсем нет, Уля. Я могу вас так называть — Уля? — Ульяна кивнула, а Наталья Николаевна продолжила: — Вы совершенно правы. Я собрала на вас полное досье. Вы имеете право получить точно такое же досье на семью, в которую собираетесь входить.

Уля не могла не восхититься собеседницей. Собираетесь входить, надо же. А ведь Уля не сказала «да».

— Я расскажу вам все, что вы захотите знать, — продолжила мама Захара. — Но, прошу меня извинить — не сегодня. Сегодня и в самом деле у меня был непростой день. А вот через неделю, в субботу, я приглашаю вас в гости. На кофе и мой фирменный яблочный пирог. А вы пока подумаете обо всем, что я вам предложила. Договорились?

Ульяна, словно завороженная, кивнула. Значит, кофе она все-таки попьет. Но через неделю.

Кофе и фирменный яблочный пирог в следующую субботу отменились. Случился форменный форс-мажор. А ведь ничего не предвещало. Вечером в пятницу Уля сидела перед телевизором, смотрела сериал в компании вонючей зеленой маски из водорослей на лице. И тут — подал голос телефон. Точнее — приложение домофона на нем. А когда Ульяна смартфон взяла и разблокировала, на экране красовалось лицо Захара. На то, чтобы осознать, что Захар там, внизу, у ее подъезда звонит в домофон, у Ульяны ушло неприлично много времени. А потом она пискнула, нажала на кнопку открытия подъездной двери и помчалась в ванную — смывать водоросли.

Захара она встретила всклокоченная, с мокрыми у висков и надо лбом волосами, с дико колотящимся сердцем. Кто так делает, Захар Мелехов?! Хоть бы предупредил!

Он шагнул через порог, закрыл за собой дверь. И они замерли оба. Замерли и молчали.

Ульяна не могла на него насмотреться. Загорел. Сильно загорел, прямо заметно. А волосы, наоборот, выгорели и посветлели. Похудел — тоже заметно. И глаза… серые глаза на загорелом лице выглядели как-то иначе. Ярко. Очень ярко.

Хрипло выдохнув, Захар резко притянул Улю к себе и сжал. Не обнял, а именно сжал. До боли, как будто даже до хруста. А Ульяна, чувствуя силу и давление его рук, слыша, как часто и надсадно он дышит, как крепко прижимает к себе, вдруг ясно ощутила, что не была никогда раньше так счастлива в своей жизни. Ни-ког-да.

И ее никогда так не целовали. Никто и никогда. Когда Захар разжал руки, он принялся ее целовать. Все ее лицо — начиная со лба и заканчивая подбородком. А потом все же добрался до губ — и тут у Ульяны натурально подогнулись колени, и если бы не Захар…

Она всегда думала, что «потонуть в ощущениях» — это такой литературный образ, не более. Оказывается, в жизни тоже можно потонуть не в воде. А в том, как касаются твоих губ горячие и чуть шершавые мужские губы. Касаются невесомо и быстро, потом прижимаются сильно. А потом язык раздвигает твои губы, скользит внутрь, соприкасается и переплетается с твоим и… И до звона в ушах. До слабости в коленях. До ощущения желе и, одновременно, жара во всем теле. И только плечи его под твоими ладонями дают ощущение опоры. Он весь сейчас — опора и смысл твоей жизни.

Как же я скучала, господи…

Захар подхватил ее на руки — и даже тень мысли о том, что

Ульяна не та женщина, которую можно носить на руках, не промелькнула у нее в голове. Держи меня. Не отпускай меня.

Одежда исчезла каким-то чудом, не иначе. Потому что Ульяна совершенно не помнила, как они раздевались. Только руки его на своем теле отчетливо ощущала. Жадные, горячие ладони, которые в одно непрерывное движение огладили ее всю — плечи, грудь, живот, бедра. И стремительно нырнули между.

Влажная. Уже влажная и готовая. Да как тут сдержаться?!

Невозможно.

Он и так сорвался вопреки всему — выкроил два дня. И так практически за шиворот заставил себя сначала заехать домой, помыться, переодеться, побриться, черт возьми — зарос, как леший! И все это время думал, представлял, фантазировал!

А тут она такая… Домашняя. Без этого дурацкого делового костюма, в мягком уютном трикотаже, золотые волосы вольно заплетены в косу.