Детская книга - Акунин Борис. Страница 44

Слушать рассказ было ужасно интересно, да и в самом деле здорово — после долгого перерыва говорить «по-человечески», прав Юрка.

— А как тебя угораздило в царевичи попасть?

В шатер заглянул какой-то дядька в ливрее, наверно слуга. Увидел, что государь сидит на земле, обняв за плечо мальчишку в драном кафтане, и обомлел.

— Сгинь, собака! — рявкнул на него Отрепьев. Слугу как ветром сдуло.

— С ними по-другому нельзя, — виновато объяснил Юрка. — Если по-вежливому — слушаться не будут. Как я в царевичи попал? — Он засмеялся. — Это вобще атас. Рубрика «Нарочно не придумаешь». Кино «Фанфан-Тюльпан». Был я в городке Брачине, два года назад. Ну и заболел, сильно. Воспаление легких. Температура, всё плывет. Лежу без памяти, монахи за меня молятся, компрессы на лоб ставят. И один из них, когда рубаху мне менял, углядел на моей груди родинку, красную, она у меня всегда была. А около носа у меня (вон, видишь?) тоже фиговина, с рождения. Плюс к тому бредил я, словеса какие-то, монахам непонятные говорил — наверно, из двадцатого века. А чернец, который мне рубаху менял, слыхал когда-то, что у царевича Дмитрия, которого в Угличе то ли убили, то ли не убили, такие же приметы. Побежал к отцу игумену: так, мол, и так, уж не царевич ли это, который от убийц спасся? И знаки на теле, и говорит чудно. Игумен пошел к магнату — ну, это главный феодал — князю Вишневецкому. А тому лестно: у него во владениях беглый московский принц. Ну и пошло-поехало. Я сначала-то отпирался, а потом сообразил: ёлки, это ж фортуна сама в руки идет. Мне, Эраська, к тому времени здешняя отсталость вот где встала. А чего, думаю? Стану русским царем. Как говорится, возьму власть в свои руки. И наведу в ихнем средневековье порядок. Как у братьев Стругацких в «Трудно быть богом» — вот это книжка! Не читал? А еще шестиклассник. У нас в пятом «Б», и то все прочли. Там про одного благородного рыцаря, который только прикидывается, будто он такой же, как все, а на самом деле он типа пришелец из космоса, — с увлечением принялся пересказывать содержание книги Отрепьев, и Ластик был вынужден его перебить.

— Юр, ты лучше про себя рассказывай.

Царевич из пятого «Б» махнул рукой.

— Да чего там. Дальше быстро пошло. Польский король меня принял, как родного. У Жигмонта свой интерес, хочет русской земли оттяпать. Римский папа тоже рад стараться. Я ему обещал Русь в католическую веру обратить.

— И ты согласился? — ахнул Ластик.

— Да какая на фиг разница? — удивился Юрка. — Что одни попы, что другие. Бога-то все равно нету. Ну а насчет русской земли, — тут он понизил голос и оглянулся на полог, — это Жигмонту шиш с маслом.

— Так ведь он тебе войско дал.

— Как же, даст он. Такой лис хитрющий, яко Сатана прелукавый. Это сандомирский воевода Мнишек набрал мне тысячу шляхтичей и всякой шпаны. Не задарма, конечно. Мнишку я обещал Новгород отдать, Псков, городков разных, и золота много. Золота дам, а без городов как-нибудь перетопчется.

— И ты пошел с одной тысячей солдат Москву завоевывать? — поразился Ластик.

— Ну да, — беспечно пожал плечами Юрка. — Казаки с Запорожья подгребли, они с Москвой всегда на ножах — войско побольше стало. И потом, знаешь, как Суворов говорил: «не числом, а умением». У нас во Дворце пионеров кружок «Юный техник». Я там много чему научился.

На войне пригодилось. Например, когда острог Монастыревский осадным сидением брал. Стены там деревянные, но крепкие и высокие, мои герои побоялись на штурм идти. А сушь бысть велика, жарынь. Я двумя большими зеркалами солнечные лучи поймал, зажег верхушку башни. Стрельцы и сдались, с перепугу. Или под Рыльском-городом, когда на меня тот козел бородатый, князь Мстиславский с пятьюдесятью тыщами войска попер. Думал, затопчут к чертовой матери. Так я знаешь что придумал? — Юрка улыбнулся во все зубы. — Смастерил большой планер на резиномоторе, только вместо резинки жил бычачьих накрутил. Прикрепил к хвосту дымовую шашку, поджег и пустил лететь на царское войско. Ну, они и драпанули.

— Про это я слышал, — кивнул Ластик, вспомнив рассказ боярина Мстиславского про огненную птицу.

— Темные они тут, — вздохнул Отрепьев. — Дикие совсем. И поляки-то как скоты живут, про наших же и вовсе говорить нечего. А что лютуют друг над другом, что кровопивствуют! Аки аспиды зложальные! И всё ведь от нищеты, от невежества, от того, что злоба кругом. Они, дураки, знать не знают, что можно жить по-другому. Так этих уродов жалко — мочи нет. Ты, Эраська, пойми, я же тимуровским отрядом командовал, у нас девиз был: «Слабому помогай, товарища выручай».

— Чем ты командовал? — не понял Ластик.

— Тимуровским отрядом. Ну как у Гайдара, «Тимур и его команда». Там, инвалидам помогать, бабулям одиноким и всё такое… У вас что, тимуровцев нет? — ужасно удивился он и вдруг спохватился. — Да что всё я, да я, и про неинтересное. Ты мне про двадцать первый век расскажи. Как оно там у вас? Коммунистическое общество должны были к восьмидесятому году построить. Здорово, поди, живется при коммунизме? — Голубые глаза царевича завистливо блеснули. — Монорельсовые дороги, дома в сто этажей, в магазинах всего навалом и всё бесплатно, да? Катайся по всему миру, хоть в Африку, хоть в Океанию — куда хочешь. Счастливый ты.

— Монорельсовые дороги есть, только мало, — стал отчитываться Ластик. — В магазинах всего навалом, но не бесплатно. По миру кататься тоже без проблем — если, конечно, деньги есть.

— Так деньги не отменили? — расстроился Юрка. — Жалко. Ну а на Луну мы слетали?

— Да, давно еще. Американцы.

— Как американцы? Эх, черт! Хотя там, в Америке, наверно уже не капитализм?

— Капитализм. И у нас тоже капитализм.

Ластик, как умел, рассказал царевичу Дмитрию про конец двадцатого века и начало двадцать первого.

Тот слушал и мрачнел. А потом как стукнет кулаком по земле:

— Эх, меня не было! Если б я тогда сдуру в склеп не полез и остался в своем времени, я бы нипочем такого не допустил.

Он встал, сел к столу, уронил голову на скрещенные руки — в общем, жутко распереживался.

Ластик подошел, не зная, чем его утешить.

Но утешать бывшего пионера не пришлось — через пару минут он распрямился, махнул рукой.

— Ладно, чего теперь. Мы с тобой тут, а не там. Знаешь, чего я придумал? — Юрка оживился. — Я вот скоро царем стану — фактически уже стал, так?

— Ну.

— Самодержавие это по-своему тоже неплохо. Если самодержец правильный. Делай, что считаешь справедливым, и никто тебе слово поперек не скажет. Я на Руси такое общество хочу построить — ого-го. Коммунизм, конечно, не получится, материально-техническая база слабая. А вот социализм можно попробовать. Кто не работает, тот не ест. Крепостных крестьян освободить — это первое. Мироедов всяких к ногтю. Построили же отдельные народы Африки социализм прямо из феодализма, как только освободились от колонизаторов. Чем мы хуже? — Здесь Юрка сбился, наморщил лоб и с тревогой посмотрел на Ластика. — Слушай, ты знаешь, как оно там вышло, с царем Дмитрием? Вы отечественную историю, семнадцатый век, еще не проходили?

— Нет, это в седьмом классе, — развел руками Ластик.

— Я тоже не дошел, — вздохнул самодержец. — Только «Рассказы по истории». Там мало, да и не помню я ни черта — я больше природоведением увлекался. Про Бориса Годунова знал только, что ему юродивый в опере поет: «Мальчишки отняли копеечку, вели-ка их зарезать, как зарезал ты маленького царевича». Значит, ты не в курсе?

— Нет, я больше девятнадцатым веком интересовался.

Но Юрка не сильно расстроился:

— Наплевать. Я историю по-своему переделаю. «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их — вот наша задача». Мичурин. У нас в классе написано было. Не вешай нос, Эраська, мы с тобой им тут покажем. Всё Средневековье вверх дном перевернем, сделаем СССР, в смысле Русь, самым передовым государством планеты. Это тебя говорю я, командир тимуровского отряда, а также царь и великий князь, понял? Мы втроем таких делов наворотим!