Последний защитник - Тэйлор Эндрю. Страница 11
Госпожа Далтон кашлянула:
– Элизабет, дорогая, ты не должна докучать господину Хэксби. Он наш гость, и я не могу этого позволить.
– Пустяки, мадам, – возразил Хэксби. – Мне это вовсе не докучает. – Он снова обратился к Элизабет: – Если пожелаете, я проверю, имеются ли у меня отчет по Кокпиту и планы работ, которые мы выполняли для вашего дедушки и позднее для вашего отца. Тогда вы сможете сравнить их со своими воспоминаниями.
– О сэр, я была бы вам чрезвычайно благодарна! – воскликнула Элизабет, глядя на него своими сияющими узкими глазами.
Господин Кранмор заерзал на стуле. Кэтрин бросила на него взгляд. Он снова тер невидимое пятно на столе. И снова что-то всплыло в памяти… Внезапно Кэт поняла, в чем дело, и у нее перехватило дыхание от ужаса.
– С тобой все в порядке, дорогая? – пробормотала Элизабет, наклонившись вперед, в узких глазах светились сочувствие и доброта, и понизила голос до шепота: – Спазм, да? Мы, женщины, так страдаем, не правда ли, а вот джентльмены не имеют об этом ни малейшего понятия.
Глава 4
Только что убитые голуби
Когда кухарка не видит, посудомойки приходят на кухонный двор на свидание с парнями из конюшни. Парни приносят служанкам ленты. Они ласкают девушек, и те смеются. Парни задирают девушкам юбки, и те визжат.
Феррус лежит в конуре Пустобреха и ждет, когда хозяин его позовет. Чем позднее хозяин выходит утром, тем пьянее он был прошлой ночью. Хозяин спит в Скотленд-Ярде. Но Феррус спит здесь, на стороне Кокпита. Он не знает почему, но так всегда было заведено, всегда, даже до того, как здесь поселилась госпожа Крамл.
Служанки и парни с конюшни чирикают, как птицы. Джентльмены сражались друг с другом за рекой. Один убит. Лорд ранен и при смерти. Может, король отрубит другим голову. Говорят, это герцог во всем виноват: не тот герцог, милорд, старый жирный солдат, который иногда ночует в Кокпите. Другой герцог.
«Убивайте, убивайте, убивайте, – думает Феррус. – Да пусть они все перебьют друг друга».
Дуэль меня потрясла. Прямо на моих глазах одного человека убили, а второго ранили, возможно смертельно. Без помощи Вонсвелла и его сотоварищей я и сам вряд ли бы унес ноги. Хотя за свою жизнь я уже повидал слишком много насильственных смертей, однако по-прежнему не мог к этому привыкнуть. В конце концов, я ведь по профессии клерк, а не солдат.
После дуэли я плохо спал и пил слишком много вина в надежде притупить чувства и затуманить память. Еще меня беспокоило подозрение, что дело на этом не закончилось и меня ожидают неприятные последствия. У Бекингема и его слуг прибавилось причин невзлюбить меня еще больше. Дженкинс мертв, Шрусбери ранен. Бекингем и еще трое остальных участников дуэли скрывались. Но это не помешает герцогу продолжать свои козни и бороться с недругами.
В субботу днем господин Уильямсон вызвал меня в свой кабинет в Скотленд-Ярде. Он сообщил мне, что, несмотря на рану, милорда Шрусбери должны перевезти из его дома в Челси, где он находился после дуэли, в Арундел-хаус.
– Довольно рискованное предприятие, – сказал Уильямсон. – Опасаюсь, что от переезда рана может снова открыться. Полагаю, путь в основном будет лежать по реке, и молюсь, чтобы погода благоприятствовала. Люди Шрусбери, должно быть, считают, что среди родных он будет в большей безопасности. Говарды своих не бросают. Ну и конечно, все они паписты.
Арундел-хаус находился между Стрэндом и рекой, совсем рядом с моим собственным жильем в Савое. Это был еще один ветхий дом, чьи золотые дни давно миновали. Многие из дворцов у реки были перестроены или проданы. И не было сомнения, что рано или поздно, скорее рано, Арундел-хаус ждала та же участь. До меня дошли слухи, что Говарды предложили часть своего сада Королевскому обществу для возведения там его штаб-квартиры. Возможно, это только начало.
– Говорят, рана у милорда быстро заживает, – продолжал Уильямсон. – Поэтому, Марвуд, вы пойдете туда завтра после обеда, как только он устроится на новом месте. Вас будут ждать. Вы передадите его светлости письмо от лорда Арлингтона: всего лишь несколько слов, пожелание скорейшего выздоровления. Знак внимания.
– Но если за Арундел-хаусом следят по поручению герцога Бекингема, – отважился возразить я, – то не лучше ли было бы послать кого-нибудь, кого они не знают?
Уильямсон сурово глянул на меня:
– Если бы я нуждался в вашем совете, Марвуд, то спросил бы его. Когда будете там, посмотрите, как чувствует себя милорд. Хочу знать ваше мнение о состоянии его здоровья.
– Но я не врач, сэр. Я всего лишь…
– Мне это известно, Марвуд. Однако вы отнюдь не глупы. И вот еще что. У лорда Арлингтона есть сообщение для лорда Шрусбери, которое он не хочет доверять бумаге. Если будет возможность остаться наедине, передайте ему, что лорд Арлингтон по-прежнему у него в долгу и обещает, что герцог дорого заплатит за содеянное. Но будьте осторожны и попросите милорда быть осмотрительным. Если же поговорить с глазу на глаз не получится, забудьте об этом. – Он снова пристально на меня посмотрел. – Но я не сомневаюсь, что вы найдете способ сделать это.
Начальник отпустил меня, однако, когда я уже был на пороге, снова окликнул:
– До вас дошли слухи о миледи Шрусбери? – (Я покачал головой.) – Говорят, она тоже присутствовала на дуэли. Переодетая в костюм пажа стояла среди слуг герцога. А потом возлегла с ним. На Бекингеме была рубашка, испачканная кровью ее бедного супруга.
– Но я не видел там никакого пажа, сэр. И крови на рубашке герцога тоже.
Уильямсон облизал губы:
– Жаль. Но история тем не менее весьма полезная. Ее стоит распространить по городу.
В воскресенье после обеда я вышел из дома в Савое и отправился в Арундел-хаус. В воротах меня встретили двое слуг, облаченные в ливрею Говардов и вооруженные шпагами. Я назвал свое имя. Люди, приютившие лорда Шрусбери, оказались весьма предусмотрительными.
Внутренний двор был большой, но особого впечатления не производил. Его образовывали старинные здания, в большинстве своем неожиданно скромные. Одно было совсем древнее, из осыпающегося камня, с разваливающимся фонарем на крыльце. Слуга провел меня через двор на запад, к шеренге высоких строений, и остановился возле дома, где жили хозяева.
Здесь величие чувствовалось в большей степени. Жилье было построено с размахом, поскольку, как все знатные люди, Говарды окружали себя компаньонами, приживалами и дальними родственниками. Так уж было заведено. Меня проводили в комнату с окнами, выходящими на сад и реку за ним. В помещении никого не было. На стенах висели гобелены. В центре длинной стены в огромном мраморном камине с тонкой резьбой печально горел слабенький огонь. От него было мало проку, так что в комнате было холодно и сыро.
Слуга попросил подождать, пока он сходит справиться, может ли его светлость принять меня. Я встал у окна. В саду было множество статуй в бедственном состоянии. Справа длинная галерея простиралась до реки, где заканчивалась зубчатой смотровой площадкой. Деревья и кусты раскачивались под порывами восточного ветра. За садом виднелась зимняя Темза, вода в реке стояла низко. Небо, вода и земля были разных оттенков серого цвета.
Я обернулся и стал осматривать комнату. Перед камином стояло дубовое кресло с высокой спинкой. Подойдя к огню в надежде согреть руки, я вдруг обнаружил, что, оказывается, в комнате не один. На подлокотнике кресла лежала чья-то рука. При звуке моих шагов появилась голова в завитом парике, а потом знакомое лицо.
– Марвуд, – произнес господин Чиффинч. – Я так и знал.
Я поклонился, при этом напряженно размышляя. Уильям Чиффинч был хранителем личных покоев короля и человеком, которому монарх доверял свои самые сокровенные тайны. Мы были знакомы лучше, чем нам обоим того хотелось бы, поскольку пару раз его величество давал мне поручения, а Чиффинч служил посредником. Господин Уильямсон и господин Чиффинч терпеть не могли друг друга, а потому им, разумеется, не нравилось, что время от времени обоим приходилось пользоваться моими услугами.